Мистик Томас Свит - Козлов Евгений Александрович

После всех прощаний, процессия двинулась прочь от кладбища. Тем временем Геральд наблюдал за одной особой, той дамой не по-христиански скорбящей, ведь смерть это только начало пути. Неведомое притягивало его любопытные глаза. Следом шагал отец Вильям, он не слишком стар и давно не юн, со светлой седеющей бородой, с природной залысиной, взглядом филантропа, в скромной рясе священнослужителя и крестом на груди. Джентльмен не теряя ни секунды, вышел из тени дуба и предстал перед священником. Незамедлительно вопросил.

– Доброе утро. Вы, я предполагаю, отец Вильям?

– Да, чем я могу быть полезен. – ответил немного удивленный священник.

– Видите ли, меня постигла проблема, которую сможете решить только вы. Я не грамотен в подобных вещах, потому смею дерзостно обратиться к вам за помощью. – говорил Геральд. – И позвольте представиться – Геральд Краусвеа.

– Вам необходимо исповедаться? – пророчествуя, осведомился священник.

– Нет, лишь совет.

– Тогда пройдем в более уединенное место.

Джентльмен поразила та отзывчивость и наблюдательность священника, он словно читал его мысли. Они направились немного поодаль от церкви и, выйдя за предел кладбища, вышли к остову беседки, от коей остались скамья и несколько стенок, окруженная охраняемая двумя дубами близнецами. Отец Вильям пригласил присесть Геральда, а затем поднял испытывающие глаза на него; граф начал рассказывать.

– Смею предупредить вас, что могут показаться странными мои слова и, в общем, всё мое короткое, но от того важное повествование. Это произошло вчерашней ночью. Окутанный сетями бессонницы, я безропотно взирал в темноту, и тут в ней виденье словно в кошмаре передо мной предстало. Дева в призрачном ореоле. О, не описать. Затем лишь страх, молитвы и побег. Не обладая даром рассказчика я не могу в полной мере истолковать происшедшее, хотя история типична и Вальтер Скотт, определенно уличил бы меня в посредственном построении сюжета, но всё было именно так. Что теперь? Не знаю, смогу ли я вернуться в замок, тем более провести там еще одну неспокойную ночь, даже думать об этом страшно. И поэтому жду от вас отец Вильям, объяснений.

– Я знаю не понаслышке ваш знатный род сэр Краусвеа, как только увидел вас, сразу заметил схожие черты, словно соединились все те портреты в едином лике, что юношей мне однажды посчастливилось видеть в свежих красках. Но сейчас не об этом. Во всем есть промысел Божий, пути сплетаются, расходятся, мне нужно было более ревностно заботиться о замке, и смею сказать, что я не мог и помыслить о том, что кто-нибудь приобретет сей оплот скорби, говоря без преувеличения, ведь тот неумолимый дух по-прежнему витает средь стен и комнат. Но, так как вы, последний человек носящий знамя мертвого рода. Я предположу, что вы не получили его по наследству, бюрократия вступает в силу в подобных ситуациях. – Отец Вильям говорил ровно, словно читал проповедь. – Боюсь, мне придется разочаровать вас, сэр, вы видели не привидение, не злого духа, а живого человека. Скажу больше, там живет живая чистейшей души затворница по собственной воле, молитвы которой помогают нам. Господь оберегает ее, великой верой одарена Даниэла, таково ее имя и вам, сэр, не нужно страшиться ее.

– И давно она заточена в замке?

– Десять лет минуло с тех пор. Обычно она проводит всё время в своеобразной келье, что на нижнем этаже, в комнате слуги, а тогда приходила в свою комнату, должно быть поразмыслить и вспомнить навсегда ушедшее прошлое.

– Значит, она как-то связана со мной, она может быть моей родственницей?

– Так оно и есть. Далекое родство вас связывает, и поэтому вы должны с уважением и добротой относиться к Даниэле, помогать в ее нелегком поприще. Она станет для вас обузой, но со смирением, терпимостью, вы соизволили жить с нею под одной крышей, не побоюсь этого слова, праведницей.

– Прошу вас отец Вильям не думать обо мне предвзято. Необъяснимое пугает сильней, чем весть о воскресшей из пепла родственнице. Я удивлен, чрезмерно, что даже выразить не могу как.

– Я помогу вам, я нередко навещаю Даниэлу, миссионерская служба моя такова. Предрекаю, что вы сэр спросите меня, по какой причине юная особа из знатного рода обрекла себя на столь серьезное решение, при этом знаю – Господь позволил ей выбрать, и она решила; надеюсь, вы когда-нибудь узнаете истинную причину. Родители отреклись от нее, ибо не смогли смириться, понять ее. Их дальнейшая судьба неизвестна. Если только она сама расскажет вам, однако она ни с кем не говорит, слушает безмолвно. Не волнуйтесь, я скоро навещу вас и Даниэлу; не страшитесь зла, ведь чистые сердцем да не убояться, ведь мы найдем прибежище под покровом Всевышнего. – после этих слов священник простился и ушел служить.

Зашумели дубы раскидистыми ветвями. Слышалось далекое, но звонкое пение птиц. Росли плоды, деяния душ, и рук человеческих.

Неизгладимое ощущение постижения таинства, не покидало Геральда в его странствиях. Визит к адвокату оказался коротким, рассудительным. Джентльмен в силу своей колеблющейся пылкости, готов был втоптать юриста в землю, но видение добродетели даровало ему душевный покой, даже в столь щепетильном вопросе. Ключи благополучно переданы, бумаги подписаны, рабочие наняты, экономка уже собирает багаж. В общем, дела в городе после нескольких часов переговоров, к счастью, и должно быть к облегчению оказались окончены. И графу Краусвеа не терпелось поскорее начать реставрацию “памятника”, вскоре как он предполагал, ставшим пригодным для проживания.

Глава третья

Несколько дней эвроклидон бушевал, взмывая вверх всё, то, что не отягощено землею, ветер тот буквально проносился тараном, колебля и подминая всё на своем пути. Еще в дороге застал ненастную стихию экипаж. Временами казалось, будто правил каретой Фаэтон, запряжены в которую два пегаса, карета трещала по швам, ворча словно старуха, она в любой не подходящий момент готова была распасться на составные части. Покачивания, виражи, честно говоря, не особо пугали джентльмена (однако кучер определенно ощущал некоторые неудобства). Он погрузился “в сокровищницу себя”, ныне отягощен иными думами, и как любой человек после потрясения думал, что всё вот так, закончится, не может. Быстроходно шла коляска, невзирая на погоду. Как изредка поговаривают – беда приходит не одна, так и ветер увлек за собой тучи, серые как камни, синие как океаны, готовые разразиться громом, как только представиться возможность. А ее хоть убавляй. Засверкала молния, резкой искрой разверзлась под небосводом, небеса будто раскололись, и послышался характерный треск, затем прогремел гром, словно ударили в огромный барабан, заморосил дождь мелкий и еле заметный. В такие минуты посещает желание поскорее укрыться в доме, под крышей, окруженной стенами, из окна смотреть на буйство небес, или может найти в этом нечто особо поэтичное, лиричное и конечно драматичное. Некогда накрепко заколоченные окна, снова дышали полной грудью, так как доски не устояли под натиском ветра. В замок проник свет, каждая очередная вспышка молнии будто оживляла его как чудовище Франкенштейна, в это мгновение любой человек или жертва кто не столь крепок в нервах, не смог бы даже взглянуть на ожившего мертвеца или голема. Но хозяин сей мистификации, не был настроен испытывать страх, вздрагивать от каждого шороха, внимать каждому голосу извне, трепетать, провидя полночных духов и стражей преисподней, теперь он слыл спокойствием, точно также как детектив, распутавший запредельно затруднительное преступление. Не многое, но всё же прояснилось. К тому же еще и суета с бумагами практически окончена, а значит, стало возможным вплотную заняться домом и окрестными владениями. И не забудем, что его волнует один вопрос, относящийся непосредственно к леди Даниэле, с которой ему предстоит жить под одной крышей, не будь она одной крови с сэром Краусвеа, то могли бы возникнуть сплетни и порочащие род разговоры, однако трудностей было не избежать. Вскоре у Геральда появится еще некоторый проблеск гениальности, более многосложный вопрос, но запасемся терпением и может быть, узнаем, каков он, но если вы ежедневно тренируете свои серые клеточки и бережно обращаетесь со своими усами, подмечая каждую мелочь, то боюсь, описание станет неуместно.