Полнолуние - Сергей Антонов

– Олег? Убит?! Допрыгался все-таки!

К изумлению милиционеров женщина расхохоталась. Она рухнула в кресло, прижала ладони к лицу и смеялась так, что тряслись плечи.

– Не стой, как столб, Артем! – Платов быстро сообразил, что к чему. – Не видишь разве, что у нее истерика? Быстро воды!

Иван не ошибся: смех Юли сменился всхлипываниями, которые вскоре переросли в рыдания. Она сделала глоток воды из принесенного капитаном стакана.

– Это точно Олег? Я могу его видеть?

– Вам придется это сделать, – заверил Божко.

– И все-таки, Юля, на кой черт твой благоверный поперся к старушке? Довольно странный круг общения для богатого бизнесмена. Он что: шефствовал над бабкой, как тимуровец?

Юля вскочила с кресла и рывком закатала шелковый рукав халата.

– Ага! Шефствовал! Такие, как он только над собой любимым шефствуют! Деньги Клавдия Семеновна ему давала и за водкой бегала!

– Не врубаюсь, – Платов взглянул на Божко и понял, что тот тоже очень далек от того, чтобы врубиться в ситуацию. – У него, что денег на водку не хватало?

Юля ткнула пальцем в лиловый кровоподтек на сгибе своего локтя.

– Что тут врубаться? Алкоголик мой Олежка! Был… Не меньше раза в месяц на неделю в запой уходил. Но бабок своих вонючих жалел. В банке их держал, а чтобы не спустить больше, чем надо по пьяне, у соседки на опохмелку брал. Потом, когда в чувство приходил, возвращал, конечно. Меня тоже пытался в «Гастроном» отправлять, но не на ту напал!

– Значит и сегодня утром, Олег Владимирович пошел к Клавдии Семеновне? – блеснул догадливостью Божко.

– Ну, да! – всхлипнула Юлия, отхлебнув воды. – Всю ночь квасил. Бахнет стакан, поспит и все заново. Утром на меня набросился, денег просил, потом вышел…

– Не в добрый час он к соседке пришел, – покачал головой Платов. – Нарвался, так сказать на неприятности. Сможешь сейчас мужа опознать, Юля?

– Почему нет? Я в полном порядке, – Сизова присела у трюмо и промокнула салфеткой растекшуюся тушь. – Опознаю. А еще, Ваня, мне поговорить с тобой надо.

– Конечно. Только чуть позже.

Свой дом Валька Кузьмичев не променял бы и на царские хоромы. Невзрачной избенки не было ни на одной из городских карт. При всем этом она существовала, была обитаема и отличалась выгодным местоположением.

Здесь имелось все, что требовалось Кузьмичеву по роду его занятий и жизненному размаху: стол, стул и кровать внутри и микроскопический, заросший высоким бурьяном приусадебный участок.

Начав разбирать велосипед на его стальные и алюминиевые косточки, Валя все еще находился под впечатлением встречи в подъезде. Перед глазами вновь вставала спина человека в синем комбинезоне, от которого пахло смертью. Воришка никак не мог отделаться от ощущения того, что тот видел и запомнил его. Руки Валентина начинали дрожать, и гаечный ключ упорно не желал выполнять свою функцию.

– У него что: глаза на затылке есть? – пробормотал Кузьмичев, пытаясь себя утешить.

Самообман чуточку помог. Работа, хоть и медленно, но начала продвигаться.

В четыре часа дня ворюга сложил дезинтегрированный велосипед в большой полотняный мешок и отправился к бойкому старичку Парфенычу, который торговал велозапчастями на рынке и по дешевке, скупал их у таких, как Кузьмичев.

– Еще не посадили? – вместо приветствия поинтересовался барыга.

– Если меня посадят, то весь твой бизнес накроется, – буркнул Валька, высыпая на землю запчасти. – А на пенсию, Парфеныч, ты ведь жить отвык!

Продавец и скупщик прекрасно знали о том, чего стоят оба, поэтому не старались подбирать выражения. Осыпая друг друга оскорблениями, они принялись торговаться, и через полчаса красный от гнева Кузьмичев сунул в карман своего ветхого пиджачка несколько купюр.

– Чтоб ты подавился, Парфеныч! Подохнешь скоро от жадности!

– И тебе того же! Поймают ведь когда-никогда и отмутузят так, что по-большому косточками ходить будешь!

Распрощавшись со стариком, Валентин отправился в «Гастроном», где у прилавка вино-водочного отдела повстречал свою неизменную собутыльницу Ленку Боровикову. Неопределенного возраста полная дамочка в рваных джинсах и мужском пальто, терлась в магазине, надеясь повстречать того, кто нальет ей хоть полстакана.

Продавцам уже надоело следить за ней, и они собирались вышвырнуть Боровикову на улицу. Появление Кузьмичева убедило Ленку в том, что жизнь не такая уж дрянная штука и в ней есть свои прелести.

– Валюша! – от избытка чувств толстуха повисла на шее друга и тот едва не упал. – Спаситель мой! Никак денежка есть?

Кузьмичев отстранил пьянчужку полным достоинства жестом и швырнул выручку от Парфеныча на прилавок.

– Две водки, пару пива и полкило ливерки!

Под восхищенным взглядом Боровиковой он сложил покупки в пустой мешок.

– Двигаем ко мне, Аленушка! Бей посуду, я плачу!

Эйфория от предчувствия хорошей попойки не позволила Валентину заметить, внимательно следившего за всеми перипетиями покупки пожилого участкового.

Треухов вернул на витрину коробку конфет, которую рассматривал с деланным интересом и вышел вслед за нечистой парочкой на улицу. Когда он обещал Платову быстро отыскать велосипедного вора, то ни капли не кривил душой. На участке Глеба водилось много разного рода шушеры, но главным спецом по уводу двухколесных лошадок по праву считался Кузьмичев. Он мог голыми руками открыть любой, самый хитроумный замок.

Наличие у Валентина денег подтвердило правильность версии о его причастности к краже. Капитан убедился в том, что Боровикова с дружком вошли к нему в калитку и около часа прогуливался по улице, выжидая момент, когда Кузьмичева можно будет брать тепленьким. Когда время пришло, Треухов проскользнул в незапертую дверь валькиных хоромов и оказался в полной темноте. Если Кузьмичев и не смог сохранить в целости оконных стекол, то листы фанеры, их заменяющие, приколотил на совесть: они не пропускали ни лучика света.

Глебу показалось, что он попал в таинственную пещеру, а в двух шагах с присвистом выдыхает горячий воздух хозяин подземелья – дракон с длиннющим хвостом и острыми, как иглы зубами.

Только через несколько секунд Треухов понял, что звуки, наполнявшие темноту не более чем сладострастные стоны Ленки.

Судя по душераздирающему скрипу панцирной кровати, Валентин пахал ее на совесть. С оттяжкой и разворотом.

– Ой, как хорошо! – завыла Боровикова. – Еще, Валюшенька! Глубже! Глубже!

– Куда уж глубже! – капитан не выдержал эротических воплей и щелкнул зажигалкой. – До самого донышка достал!

При свете маленького язычка пламени Треухов увидел стол, уставленный пустыми бутылками и тела секс-экспериментаторов, сплетенные в немыслимый даже для Камасутры узел. Валюха, подобно всем мужичкам мелкой комплекции, имел неисчерпаемые запасы любви и нежности, которые не нуждались в подпитке «Виагрой».