Второй шанс - Марина Ефиминюк

— Ты не замерзла? — Буркнул он, похоже, поездка на скорости улитки, довела его до нервного тика.

Я нагнулась и чмокнула Филиппа в сжатые губы, стараясь не ухмыляться слишком широко. Его дурное настроение отчегото сильно веселило меня. Через секунду он нажал на педаль газа, и мотор взревел. Ауди сорвался с места, вливаясь в поток автомобилей.

Влюблены? Возможно. Счастье, плескавшееся в душе, давившее изнутри на ребра, отметало сомнения. Нам с Филиппом придется долго узнавать друг друга, приноравливаться, учиться быть вместе. Разве это не прекрасно?

Когда я, наконец, добралась до дома, то парень уже ждал меня. Увидев мою худенькую замерзшую фигурку, стоически боровшуюся с порывами ветра, желавшего утащить меня вместе с зонтом, как легендарную Мери Поппинс, он покачал головой и вышел из машины.

— Еще одной подобной поездки я не переживу. — Признался он, когда мы поднимались в лифте. — Слушай, есть врачи…

— Фил, — сокращенно его имя звучало подомашнему просто, — мне не помогли два психиатра.

— Ты обращалась? — Кисло спросил он.

— Я живу с обоими в одной квартире.

— Ну, я вообщето говорил о врачах, которые фобии лечат заговорами. Кошку у нас, помнится, лечили от боязни сцены.

— Кошка — это не животное, а Елизавета? — Уточнила я.

— Угу. — Подтвердил Филипп. — Она великолепна, настоящая стерва и притворщица. Из нее должна была выйти гениальная актриса. Собственно, что и случилось.

Мы вышли на моей лестничной площадке, я подергала ручку, но дверь оказалась надежно заперта.

— Открывай. — Кивнула я. — Ключей у меня нет.

Филипп приложил ладонь к замку, внутри щелкнула пружинка, и он толкнул дверь, пропуская меня вперед. В прихожей валялся сломанный деревянный косяк, из стены сиротливо торчали гвозди и утеплитель.

— Ты чего не проходишь? — Удивилась я, когда увидела, что Филипп попрежнему стоит в подъезде и, скрестив руки на груди, внимательно изучает меня.

— Я не могу. — Сдержано отозвался он.

— Как понять, ты не можешь?

— Это твой дом, — развел он руками. — Злые феи не могут войти без приглашения хозяев.

— То есть, — издевательски улыбнулась я, — если бы вчера я не сморозила глупость и не позвала тебя, ты бы так и остался стоять в коридоре?

Филипп обреченно кивнул, мне стало еще веселее.

— Когда я туда всетаки попаду, — он ткнул пальцем в квартиру, — то ты пожалеешь о каждой ехидной улыбочке.

— Мне так любопытно, что, пожалуй, проходи. — Милостиво позволила я.

Он спокойно вошел, качая головой. Закрыл дверь, снял пальто и похозяйски повесил его в шкаф. Пока я, помня о завтрашнем возвращении родителей, размораживала в микроволновке курицу, чтобы приготовить ужин, Филипп приделал на место косяк, всего лишь щелкнув пальцами. Потом рядом со мной из кухни в гостиную, где работал телевизор, пролетели стакан с водой и шоколадка. Сам собой, напугав меня до смерти, открылся холодильник, и вылетела яркая жестяная баночка с содовой. С гулко бьющимся от испуга сердцем, я перехватила ее и направилась в зал, собираясь устроить Филиппу головомойку.

Он развалился на диване и с упоением читал мой подростковый дневник, в детские годы бережно хранимый от родителей под ковром спальни. На полу валялись мои старые фотоальбомы, диски с классической музыкой, которые раньше постоянно звучали в нашем доме. На экране включенного ноутбука светилась общая фотография моих погибших друзей, где Дима прижимал меня к себе, положив на мою рыжую макушку подбородок. Похоже, Филипп изучал мое прошлое, как родители изучали мое настоящее — пристально и с пристрастием.

— Что ты делаешь? — Возмутилась я.

Парень медленно поднял голову, и мотнул пальцем. Банка с газировкой вырвалась из моих рук, бросаясь к нему, словно преданная псина к хозяину.

— Ты читаешь мой дневник!

— Ну, да. — Филипп недоуменно пожал плечами, сжимая напиток. Железное кольцо на банке открылось само собой, с шипением выпуская газ. — Ты же запретила мне копаться в твоих воспоминаниях, а как я узнаю, что у тебя происходило раньше.

— Отлично. Чувствуй себя, как дома. — Буркнула я недовольно и убралась обратно, торопясь спасти от обугливания подгоревший лук.

Филипп появился на кухне и тут же уселся на стул. Щелкнув пальцами, он зажег свет. Потом, подумав, щелкнул еще разок, и загудел, включившись, электрический чайник. Резко отворилась дверца полочки, где стояли чашки, я едва успела пригнуться, и одна, пролетев над моей головой, звякнула о стол. Потом в воздухе проплыла пачка с чайными пакетиками, открывая бумажную крышку уже на ходу.

— Хватит! — Возмутилась я, схватив коробочку. — Не порть себе аппетит, сейчас есть будем.

Курица испускала соблазнительные ароматы из духовки. На плите довольно бурлили картофелины.

— Только сделай пюре. — Капризно попросил Филипп, не отрываясь от изучения страниц, испещренных мелким убористым почерком ребенка. Тогда, не успев испортиться в медицинском институте, буквы выходили гораздо понятнее. — Кто такой Андрей?

— О, — просияла я, — я была в него влюблена в четырнадцать лет.

Парень недовольно сузил глаза, словно сама мысль о моих теплых чувствах к комуто еще выводила его из себя.

— Но нам было не суждено остаться вместе. — В притворном сожалении заявила я. — Я рыжая, а это в корне противоречило его представлениям о женской красоте.

— Он был идиотом. — Буркнул Филипп. — Они с Павлом раздражают меня больше, чем твой Дима.

— С чего бы? — Я потыкала вилкой мягкие картофелины.

— Они же еще живы.

Я только закатила глаза. Филипп очень странно рассуждал о дружбе, любви и преданности, жизни. Мы действительно росли и взрослели в совершенно разных не похожих мирах.

— Ты порой жесток. — Высказала я вслух свою мысль, с тревогой вглядываясь в красивое дорогое мне лицо.

— Не порой. — Вздохнул он, откладывая дневник.

Когда обед был готов, а мое прошлое разложено по полочкам в соответствии с годами, то в квартире раздался звонок. Филипп щелкнул пальцами, входная дверь, похоже, открылась. Я фыркнула, покачав головой, и выглянула в коридор, все еще держа прихватками, кастрюлю с картошкой. Посреди прихожей, изумленно озираясь в поисках того, кто впустил ее, стояла мамаша, в промокшем пальто и шляпке. Папа затаскивал чемодан, пятясь спиной, как рак. От изумления у меня отвисла челюсть, кастрюля дернулась, но после щелчка пальцев, прозвучавшего почти над ухом, кажется, приросла к рукам. Филипп вышел из кухни, встав за моей спиной.

— Здравствуйте. — Вежливо поздоровался он.