Аромат рябины - Лазорева Ольга

— Чего из-за стола убежала? — недовольно поинтересовался он. — Мать пирогов напекла, батя самогонку хорошую достал.

— Я не пью самогон, ты же знаешь, — нехотя ответила Ирина и закрыла томик Марины Цветаевой, который только что читала.

— А все стишки эти! — неожиданно зло проговорил Андрей и сорвал длинную травинку, тут же начиная грызть ее кончик.

— О чем ты? — холодно поинтересовалась она.

— Голову они тебе всю задурили, вот о чем! — после паузы ответил он. — Хорошая ты девка, умная, красивая, нежная, но словно порченая. Читаешь все, размышляешь себе что-то. Непонятная ты. Вначале думал, что учительница и так положено. Но уж столько времени тебя знаю, а ты все такая, даже когда не в школе. Я ведь обрадовался, что ты уволилась, думал, может, куда в другое место устроишься, где стишки будут без надобности.

— Не нравлюсь, давай расстанемся, — неожиданно для себя сказала Ирина и почувствовала, как неприятно сильно забилось сердце.

Андрей бросил травинку и поднял на нее глаза. Он смотрел пристально и серьезно. Потом четко проговорил:

— Я люблю тебя. И люблю на всю жизнь без всяких там прикрас. Это мужская любовь, а не каких-то там твоих поэтишек, которые говорят, может, и красиво, но непонятно и не по делу, а значит, так и любят.

Ирина растерялась, так как никогда не видела Андрея таким серьезным. Он словно на миг приоткрыл перед ней свою сущность. И ей показалось, что это чистейшая сталь, безупречная, строгая и по-своему прекрасная.

— И ты любишь меня, — уверенно продолжил он. — Я это знаю. Просто дури в тебе много от этих книжек.

Ирина не смогла сдержать улыбку. Ей вдруг показалось, что они все-таки могут найти общий духовный язык. И вместо того, чтобы искренне поговорить с Андреем о своих чувствах, она начала торопливо рассказывать о том, как размышляла, сидя здесь, о смысле цветаевского стихотворения «Бузина». Андрей слушал напряженно, словно пытался уловить в ее словах что-то нужное именно ему.

— Ты только послушай, — торопливо говорила Ирина, — как это гениально!

Бузина, без ума, без умаЯ от бус твоих, бузина!Степь — хунхузу, Кавказ — грузину,Мне — мой куст под окном бузинныйДайте. Вместо Дворцов искусствТолько этот бузинный куст…

Она замолчала, сдерживая быстрое дыхание. Андрей перевел взгляд с нее на куст бузины, потом зачем-то сорвал недозревшие ягоды и растер их в пальцах.

— Ты понимаешь? — робко спросила Ирина.

— Ну бузина, и что? — после паузы ответил он. — Обычный кустарник. Он тут испокон веку растет. Он тут всегда будет. И чего я в таком случае буду так убиваться по этой бузине? Я-то никуда отсюда уезжать не собираюсь! Я на месте, на своей земле, все здесь мне близкое, все родное. И ты мне родная! Чего ж еще желать?

— Но ведь для поэта это не просто куст, — сделала еще одну попытку Ирина, — это олицетворение целой жизни. Зеленые ягоды — молодость, потом ягоды краснеют, наливаются, потом чернеют. Сама природа наглядно показывает нам процесс развития жизни. И Марина увидела это в простой бузине и показала нам. Но там все сложнее, — заторопилась Ирина, заметив, как поморщился Андрей. — Это ведь писалось в 30-е годы, жизнь страны была нелегкой, сам помнишь из истории… недаром там такие строки:

«Бузина казнена, казнена!Бузина — целый сад залилаКровью юных и кровью чистых…»

— Хватит с меня! — громко сказал Андрей и встал. — Я устал, весь день сено ворочал, а ты мне тут дурь свою пытаешься втюрить. Аж голова распухла! Замуж тебе пора да ребенка родить, а ты все в облаках!

Неожиданные слезы обожгли глаза Ирины. Она закрыла томик, встала и ушла в дом. Утром они уехали в Воронеж. Когда они подошли к подъезду, Ирина остановилась у двери, загораживая ему путь.

— Прощай! Не приходи больше, не звони, — тихо сказала она.

— Подожду, — непонятно ответил он и ушел, не оборачиваясь.

Ирина почувствовала странную легкость, словно освободилась от чего-то, давящего и ненужного, и быстро поднялась в квартиру.

С тех пор они не виделись. Родители пытались выяснить у нее, куда пропал «жених», но Ирина только отшучивалась. Август она провела дома, много гуляла, валялась на диване с книжкой, встречалась с подружками. А в сентябре уехала в Сорренто. Андрей не позвонил ей за это время ни разу. И она решила, что их длительные отношения были ошибкой и что они благополучно и практически безболезненно завершились.

— Вы не спите? — раздался голос снизу, и Ирина невольно вздрогнула.

— Бьяджо? — уточнила она, всматриваясь в мужской силуэт, стоящий под окном.

Лунный свет заливал все вокруг, она видела, как серебрятся черные волосы Бьяджо, его вытянутую тень, падающую на плиты.

— Очень красиво, луна, — тише сказал он. — Ясная ночь. Тепло. А вы не спите.

— Вы тоже не спите, — усмехнулась она.

— Гулять? — спросил он. — Хотите?

— Минуту, — после паузы ответила Ирина и слезла с подоконника.

Она скинула халат, торопливо натянула джинсы и кофточку, завернулась в широкий бледно-розовый трикотажный шарф и вышла из комнаты. В доме было тихо. Осторожно спустившись по лестнице, она открыла дверь и увидела Бьяджо. Он стоял возле крыльца и держал в руке крупную белую розу.

«Где он ее только взял?» — невольно подумала Ирина и приняла розу.

Она воткнула ее в волосы и лукаво глянула на Бьяджо. Тот стоял неподвижно и не сводил с нее глаз. В лунном свете его лицо казалось бледным, глаза глубокими и непроницаемо черными. Но вот он широко улыбнулся, и Ирина почувствовала притяжение.

— Bella! Belladonna! — пробормотал он.

— Куда пойдем? — спросила Ирина и взяла его под руку.

— А хотите, поедем в город? — неожиданно предложил Бьяджо.

— На чем? — расхохоталась Ирина. — На палочке верхом?

— Палочке верхом? — переспросил Бьяджо и задумался. — Но на лошади это. А что это палочка?

Ирине становилось все веселее. Бьяджо сморщил нос и от этого выглядел забавно.

— Что это? — вновь спросил он.

— Так, не обращай внимания, — сказала она. — Поговорка такая. Я спросила, на чем мы поедем в город. Поздно очень.

— Такси вызовем, — явно удивился Бьяджо. — Это можно все сутки, — добавил он и достал мобильный.

Они вышли за ворота и двинулись по узкой улочке, спускающейся, казалось, прямо в сияющее лунными бликами море. Но улочка скоро резко повернула вправо, и они оказались недалеко от территории одной из старинных вилл. Ирина вспомнила рассказы Умберто, по которым выходило, что здесь раньше останавливалась русская царская семья. Бьяджо тоже, видимо, вспомнил это же.

— Здесь жили ваши цари, отдыхали в Сорренто, — сказал он и махнул рукой в сторону виллы.

— Хорошо им было, — со вздохом заметила Ирина.

— А название городу дали финикийцы, — продолжил медленно Бьяджо. — Это было Сиреон. Означает «земля Сирен».

— Сирены — это русалки, погубившие не одну странствующую душу, — зачем-то добавила Ирина и искоса глянула на профиль Бьяджо.

Он откинул со лба густую вьющуюся прядь и устремил взгляд вдаль на серебряное море. В этот момент зазвонил его сотовый. Он быстро ответил, повернулся к Ирине и заулыбался.

— Наше такси, — пояснил он. — Едет. При курорте есть служба, я знал, вызвал.

Действительно, вскоре из-за поворота вывернула машина и плавно подкатила к ним. Бьяджо помог Ирине усесться на заднее сиденье, сам разместился рядом, привалившись к ней плечом. Она почувствовала терпкий и горьковатый аромат его духов. Запах ей понравился. Он что-то быстро проговорил повернувшемуся к ним водителю. Тот белозубо улыбнулся и энергично закивал.

Бьяджо привез Ирину в центр города на площадь Тассо. Отсюда начинался местный Бродвей — торговая улица Корсо Италия с дорогими магазинами, барами, ресторанами и красивым собором, построенным в XV веке. Несмотря на позднее время, улица выглядела оживленной. Бьяджо медленно повел Ирину по ней, рассказывая разные истории о зданиях. Как выяснилось, он был родом из Сорренто, какое-то время учился заграницей, потом стажировался в Миланском университете, работал там. А сейчас вернулся в родной город. На вопрос почему, Бьяджо нехотя ответил, что по личным обстоятельствам.