Проблеск истины - Эрнест Хемингуэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы выехали на живописную поляну; слева росло высокое дерево, раскинув две ветви в стороны, параллельно земле: одна ветвь простиралась над поляной, другая уходила в тень. Вершина и ствол прятались в густой листве.
— Вот идеальное дерево для леопарда, — сказал я Нгуи.
— Ндио, — тихо ответил он. — А вот и сам леопард.
Мтука заметил, что мы смотрим на дерево, и остановил машину, хотя не слышал, о чем мы говорим, и не видел леопарда. Я вышел со старым «Спрингфилдом» наготове. Зверь лежал на правой ветке, растянувшись во всю длину; листва шевелилась, и по пятнистой шкуре гуляли тени. Высота была где-то шестьдесят футов. Улегшись здесь отдохнуть в жаркий ясный полдень, он совершил еще большую ошибку, чем когда зарезал понапрасну шестнадцать коз.
Я поднял «спрингфилд», сделал вдох и на выдохе плавно потянул спуск, целясь в шею за ухом. Пуля прошла выше, даже не задев зверя; он тяжко припал к ветке. Я передернул затвор и влепил вторую ему в плечо — раздался шлепок, и леопард шумно рухнул, изогнувшись полумесяцем. Тело грузно ударилось о землю.
Нгуи и Чаро радостно хлопали меня по спине, Чаро пожимал руку. Старый оруженосец Отца тоже тряс мне руку и плакал: его взволновало эффектное падение леопарда. При рукопожатии он особым образом складывал пальцы — это было секретное приветствие камба. Свободной рукой я пытался перезарядить винтовку. Нгуи в возбуждении взял винтовку вместо дробовика, и мы осторожно приблизились к месту, куда упал леопард, зарезавший коз моего тестя. Леопарда не было.
На земле виднелось углубление, оставленное упавшим телом. Кровавый след — яркий, со сгустками — уходил налево, в заросли кустарника. Заросли были густыми, как корни болотных мангров, и никто больше не поздравлял меня секретным рукопожатием камба.
— Джентльмены, — объявил я по-испански, — ситуация радикально изменилась.
Уроки Отца не прошли даром, я знал, что нам следует делать, но когда речь идет об укрывшихся в кустах раненых леопардах, ни один случай не похож на другой. Звери ведут себя по-разному, общее лишь одно: рано или поздно они неизменно нападают — и бьются до последнего. Поэтому я и целился в шею за ухом. Теперь, однако, поздно сожалеть о промахах…
Нашей первой проблемой был Чаро. Во-первых, леопарды драли его уже дважды; во-вторых, он годился мне в отцы, хотя никто толком не знал, сколько ему лет. Чаро норовил первым полезть в кусты, буквально повизгивая от нетерпения.
— Так, отошел от кустов! Живо! Разберутся без тебя. Залезь на крышу машины и сиди.
— Хапана, бвана.
— Не хапана, а ндио. Ты понял? Ндио!
— Ндио, — процедил он, не добавив «бвана», что считалось прямым оскорблением.
Нгуи уже успел зарядить двенадцатизарядный помповый «винчестер» крупной картечью ССГ, с которой в Англии ходят на лося. Такого боеприпаса нам еще применять не доводилось, и меньше всего мне хотелось осечек, поэтому я распечатал новую коробку птичьей картечи № 8 и перезарядил оружие, а оставшиеся патроны рассовал по карманам. На коротких дистанциях мелкая картечь работает, как литая пуля. Я видел ее эффект на человеке: небольшое входное отверстие с иссиня-черными краями и грудная клетка, полная свинца.
— Квенда, — сказал я, и мы двинулись по кровавому следу.
Нгуи шел впереди, глядя под ноги, я с дробовиком прикрывал его сзади. Оруженосец Отца остался с винтовкой в машине. Чаро на крышу не полез, а уселся на заднее сиденье, вооружившись лучшим из трех копий.
Нгуи нагнулся к кровяному сгустку и передал мне белый осколочек: фрагмент лопаточной кости. Я машинально положил его в рот. Не знаю, зачем я это сделал, но зверь сразу стал мне ближе; прикусив кость, я почувствовал вкус крови — совсем как человеческой — и понял, что леопард свалился с ветки не просто так. Мы с Нгуи дошли по следу до того места, где он исчезал в сплетении мангровых корней. Листва была ярко-зеленой, и кровь отчетливо виднелась внизу, на уровне плеча зверя: очевидно, он ползком скрылся в зарослях.
Нгуи пожал плечами и покачал головой. Рядом не было Белого Человека, который спокойным голосом вещал бы о сложности ситуации или нетерпеливо покрикивал на нерасторопных «дикарей», науськивая их, как гончих собак. Был только раненый леопард, только что перенесший падение, после которого не выжил бы ни один человек, и выбравший для последней битвы труднодоступную позицию, где ему, при его изумительной кошачьей живучести, ничего не стоило убить или серьезно покалечить любого, кто отважится к нему подойти. Пожалев о глупости леопарда, неизвестно для чего зарезавшего злосчастных коз, и о своих обязательствах перед известным журналом, согласно которым я должен был его истребить, а потом сфотографироваться возле трупа, я изо всех сил прикусил осколок кости и махнул рукой, подзывая машину. Острый уголок поранил мне щеку, и ко вкусу леопардовой крови примешался знакомый вкус моей собственной.
— Твенди ква чуй, — приказал я, используя множественное повелительное, как и подобает настоящему лидеру. — Идем на леопарда.
Легко приказать, трудно сделать. У Нгуи были «Спрингфилд» и отличное зрение; у оруженосца Отца — зрение не хуже и «штуцер» калибра 0,577, чья отдача гарантированно сажала его на задницу. У меня был старенький, проверенный, трижды менявший приклад, отполированный до глянца, быстрый, как кобра, двенадцатизарядный помповый «винчестер», сделавшийся за 35 лет совместных побед и поражений настоящим другом. Мы прошли вдоль зеленой стены слева направо, от кровавого следа до западной границы, откуда была видна машина, но леопарда не обнаружили. Затем ползком, заглядывая в просветы между корнями, добрались до восточной границы и вернулись к тому месту, где кровь на темно-зеленых листьях еще не подсохла. Леопарда не было. Оруженосец Отца отступил с большим ружьем наготове, а я сел на землю и принялся палить веером в переплетенные корни, ведя стволом слева направо. На пятом выстреле леопард взревел: судя по звуку, он засел глубоко в зарослях чуть левее кровавого следа.
— Видишь его? — спросил я Нгуи.
— Хапана.
Я дозарядил дробовик и дважды выстрелил в направлении рыка. Леопард снова взревел, затем кашлянул.
— Пига ту, — сказал я.
Нгуи тоже выстрелил два раза. Вновь раздался рык.
— Пига ту.
Я дважды выстрелил на звук.
— Я его вижу, — сказал оруженосец Отца.
Мы встали, и Нгуи сказал, что тоже видит леопарда. Я по-прежнему ничего не видел.
— Пига ту.
— Хапана, — ответил Нгуи. — Твенди ква чуй.
Мы полезли в чащу. Сразу начался небольшой подъем; дорогу указывал Нгуи, похлопывая меня то по правой ноге, то по левой. Наконец я заметил леопардово ухо и фрагмент пятнистой кожи на шее и плече. Я выстрелил туда раз, потом другой; леопард не двигался и не рычал. Мы вернулись на открытое место. Я перезарядил дробовик, и мы пошли к западной границе зарослей, где стояла машина.
— Куфа, — сказал Чаро. — Мзури кубва сана.
— Куфа, — поддержал Мтука.
И он, и Чаро видели леопарда, а я нет. Они выбрались из машины, и мы вместе полезли опять в чащу. Я попросил Чаро держаться сзади со своим копьем, но он ответил:
— Нет, бвана. Леопард мертв. Я видел, как он умер.
Нгуи принялся расчищать проход, а я прикрывал его с дробовиком. Он ожесточенно размахивал пангой, словно заросли были главным врагом. Вместе с оруженосцем Отца они выволокли труп леопарда из кустов и швырнули в кузов. Это был славный леопард, и мы охотились на него правильно и весело, как братья, без белых охотников, инспекторов и егерей, и он был настоящий камба, приговоренный к смерти за бессмысленную резню на незаконной Шамбе, где тоже жили камба, и все мы были вакамба, и требовалось срочно выпить.
Чаро выразил желание осмотреть нашу добычу вблизи, потому что он дважды бывал в когтях леопарда. Он показал мне, куда угодил заряд картечи: в плечо, рядом с раной от первой пули; остальные выстрелы, по-видимому, застряли в густых ветвях. Я рассеянно кивнул: на душе было радостно, день удался, мы потрудились на славу, и хотелось поскорее вернуться в лагерь, в тень, к холодному пиву.
Мы въехали в лагерь, беспрерывно гудя клаксоном; к нам бежали люди. Кейти светился от радости и гордости. Чаро остался смотреть, как свежуют леопарда, а мы пошли к палаткам.
Фотографироваться я не стал.
— Пига фото? — спросил Кейти, и я ответил:
— Пига шиш.
Нгуи с оруженосцем Отца занесли ружья в палатку и сложили на кровать мисс Мэри. Повесив фотоаппарат на крючок, я приказал Мсемби накрыть стол под деревом и принести холодное пиво и кока-колу для Чаро.
Мвинди сказал, что мне следует принять ванну, воду он нагреет мигом. Я ответил, что обмоюсь в рукомойнике, и попросил свежую рубаху.
— Тебе нужна большая ванна.
— Позже. Сейчас слишком жарко.
— Как же ты кровь отмывай, что от чуй?