Голодная дорога - Бен Окри

— Не беспокойтесь, мадам, — сказал громила, — мы заплатим вам за стол.

Мадам Кото оставалась за стойкой. Нижняя часть ее лица дрожала. Я чувствовал ее неописуемую ярость. Но она удержала на лице улыбку радушия.

— Спасибо, мои самые уважаемые посетители.

Две женщины встали и помогли мужчине выбраться из стола. Кровь текла у него по бедрам, но он уже ничего не замечал. Он лег на скамейку рядом со мной и заснул. Его ботинки воняли. Его невыносимая парфюмерия смешивалась с запахом пота от перечного супа. Я отсел от него на две скамейки. Остальные продолжали пьянствовать и буйно веселиться. Мадам Кото наблюдала за ними с приклеенной улыбкой на лице. Она была спокойна и ничего не предпринимала, даже когда громила в повязке и его друзья с криками прогоняли новых посетителей, появлявшихся у дверей.

— Иди и пей в другом месте. Сегодня это наш бар, — говорили они, смеясь.

Они продолжали прогонять людей, и на все Мадам Кото отвечала улыбкой.

— Эта мадам скоро станет моей женой! — объявил громила в повязке.

Он встал, качаясь из стороны в сторону, вытащил ее из-за стойки и станцевал с ней.

— Эта мадам, — сказал кто-то, — проглотит тебя целиком.

Все засмеялись. Мадам Кото прекратила танцевать, вышла и принесла с собой метлу.

— Убегай! Убегай-ай! — пропел пьяный хор.

Но мужчина, когда она настигла его, был уже к тому времени на улице,

— Смети мои печали, — вывел он проникновенную мелодию, обнимая ее сзади.

Она стряхнула его с себя, и он сказал с глазами, полными страсти и искренности:

— Мадам, если вы выйдете за меня замуж, в вашей кровати будет полным-полно денег!

И в доказательство он вынул из кармана хрустящий бумажник с фунтовыми банкнотами и стал прилеплять банкноту за банкнотой на ее вспотевший лоб. Она реагировала с удивительной сноровкой, представляя из себя тип отъявленного мага, и деньги исчезали в ее бюстгальтере. Она не прекращала танец. Мужчина, казалось, был в восхищении от ее жадности. Покачиваясь, он открывал и закрывал глаза, ведя себя так, как будто ничего не замечал. Потом внезапно спрятал бумажник, и, пританцовывая, стал отходить от Мадам Кото, лицо его при этом сверкало в экстазе силы и власти.

Темнота снаружи прокрадывалась вовнутрь. Мухи еще больше оживились. Стало довольно темно. Мадам Кото внесла лампы, зажгла их и расставила по столам.

— Мадам, — невнятно произнес громила с маленькими глазками, — мы проведем вам электричество, и скоро вы поставите нам музыку, а мы все спляшем.

В этот момент занавесь распахнулась, и плотник с широко раскрытыми глазами, в грязной одежде, вошел в бар.

— Иди и пей в другом месте! — сказал один из мужчин.

— Почему?

— А почему бы и нет?

— Потому что я строил этот бар.

— Ну и что?

— А то, что никто не может прогнать меня отсюда.

— Ты так думаешь?

— Да.

Мужчина с повязкой, который весь вечер искал какой-нибудь повод подраться, устроил шоу — картинно срывая с себя агбада, он без лишних разговоров прыгнул на плотника. Оба они свалились на скамейку. Лампа закачалась на столе. Они принялись бороться, катаясь по полу. Лампа упала, разбилась и подожгла стол. Женщины закричали, похватали свои сумочки и поспешили к выходу. Мадам Кото схватила свою метлу и стала тушить огонь. Метла загорелась. Мужчины продолжали драться. Плотник сорвал с громилы повязку. Громила попытался задушить плотника. Остальные принялись бить плотника ногами, по ребрам, по голове, но при этом кричал только громила. Затем в одну секунду столы и скамейки оказались перевернутыми, стаканы и тарелки разбитыми, калабаши треснули, разлитое вино тут и там вспыхнуло пламенем, и дым наполнил воздух. Я не двигался. Я слышал, как один из громил закричал от боли. Загорелось его агбада. Он выбежал в голубую ночь, и его одеяние развевалось над ним в языках пламени. Полосы занавесок также разгорались как нельзя лучше. Казалось, что загорелось все. Мадам Кото вбежала с соседями, неся в руках ведра с водой, которые они выливали на стены и столы, на борющихся мужчин и разбитые калабаши, на занавески и на того спящего, который провалился в стол. Вскоре пожар был потушен, и люди на полу перестали драться. Они были мокрые с головы до пят. Они поднимались, израненные осколками стекла, едва держались на ногах и громко стенали.

Мадам Кото принесла новую метлу, набросилась на толпу и принялась бить всех и каждого с таким остервенением, что все от испуга сбились в кучу. Она хлестала громил и их гостей, сгоняя их к дверям, она колотила плотника и преследовала его по всему бару, затем набросилась на соседей, которые пришли ей помочь и теперь убегали с криками, что она сошла с ума, она и меня стукнула по спине и по шее, и я тоже выбежал за дверь. Она продолжала размахивать своей метлой, когда уже никого из людей не осталось.

Внезапно она возникла у входной двери, и ее появление заставило и женщин, и мужчин тревожно вскрикнуть. Она погналась за громилами и их друзьями, нанося женщинам удары по спинам, а мужчинам по лодыжкам, преследуя толпу по дороге к лесу. На время мы потеряли ее из виду. Затем, тяжело дыша, она неожиданно материализовалась среди нас и набросилась на нас с проворством, необычным для ее веса. Проявив редкостное искусство быть в нескольких местах сразу, она хлестала всех, кто убегал на север или на юг, на запад или восток, зло свистя в воздухе своей новой метлой, проклиная все на свете, поднимая за собой клубы пыли и швыряя в нас камни, носясь вихрем и ругаясь, гоня нас в буш, на задний двор и дальше по коридорам. Люди бежали во все стороны. Я спрятался в вонючей ванной и долго оставался там, я вышел, только когда заслышал другие голоса, робко перешептывающиеся из потайных мест. Я пополз в бар.

Мадам Кото сидела за столом. В комнате осталась только одна лампа. Все было в полном хаосе. Одни столы были сломаны, другие обгорели, везде валялись разбитые стаканы, куриные кости, разбитые чашки, переломанные ложки, треснутые калабаши, разорванные одежды, а пол залит вином и супом. Один из столов был испачкан рвотой, календарь с кока-колой расстелился по полу, и груди белой женщины были испачканы жирными следами перечного супа. Скамейки валялись ножками кверху. На одном из столов лежали сгоревшие банкноты и одна стена была забрызгана кровью. Мадам Кото сидела в густой темноте, и ее груди чуть вздымались. Ее лицо превратилось в маску. Она сидела в своем баре одна, окруженная смятением и ночными мухами. Ее руки дрожали.

Тяжелым печальным взглядом она смотрела далеко перед собой, не пытаясь обозреть урон, нанесенный ее владениям. Она закусила нижнюю губу. Затем, к моему изумлению, она стада дрожать еще сильнее, чем прежде, сидя с прямой, как стрела, спиной. Ее глаза смело глядели вдаль, но в них застыло поражение. Она дрожала и плакала, и слезы текли по ее щекам и падали на стол. Затем она остановилась, сглотнула, вытерла лицо набедренной повязкой и пошла запирать бар на ночь. Она тоже пересекла водораздел между прошлым и будущим. Она должна была понимать, что начинается новый круг. Внезапно обернувшись, она увидела меня, застыла как вкопанная и, застигнутая врасплох, широко раскрыла глаза от ужаса. Затем сказала, довольно грубо:

— На что ты смотришь?

— Ни на что.

— Ты раньше видел, как плачет взрослая женщина?

Я молчал.

— Иди домой! — скомандовала она.

Я не двигался. Ни Мадам Кото, ни этот бар никогда уже не будут такими, как прежде.

— Иди домой! — приказала она.

Я ушел.

Глава 7

Мама была одна в комнате, молясь нашим предкам и Богу на трех языках. Она стояла на коленях у двери, и ее платок чуть закрывал ей лицо. Она лихорадочно потирала ладони.

— Закрывай дверь и заходи, — сказала она.

Я вошел и сел на кровать. Ее настойчивая молитва переполняла комнату. Я слышал, как она призывает дать ей силу, просит, чтобы Папа получил хорошую работу, чтобы на нас снизошло процветание и довольство. Она молилась, чтобы мы не умерли раньше срока, чтобы мы дождались доброго урожая, чтобы наши страдания обернулись мудростью.

Закончив, она встала, подошла ко мне и присела рядом на кровать. Она молчала. Пространство вокруг нее было заряжено энергией. Она спросила про Мадам Кото, и я рассказал ей, что люди решили, что она сошла с ума. Мама смеялась, пока я не рассказал ей, что случилось. Наступила долгая тишина, и я понял, что она уже не слушает меня. Ее глаза были где-то далеко.

— Ты видел нашу дверь? — внезапно спросила она.

— Нашу дверь?

— Да.

— Видел.

— Тогда иди и посмотри еще раз.

Я вышел и посмотрел, но ничего не увидел из-за темноты. Соседи, словно фигуры в красном сне, толпились на дворе и двигались по проходу. Я зашел обратно в комнату.

— Ты видел?

— Нет.

Я взял свечу, укрыв ладонью пламя, и снова вышел. Наша дверь была грубо порублена мачете. Им почти удалось расщепить дерево. Следы от ударов длинные, но не глубокие. Какое-то дурно пахнущее вещество, отсвечивая красным в свете свечи, было нанесено на дверь как знак угрозы. Нашу дверь пометили. Я снова вошел в комнату.