Фанни Каплан. Страстная интриганка серебряного века - Геннадий Седов

Они возвращаются к очагу, рассаживаются кружком на пригорке. Черпают по очереди из котелка, пьют чай из кружек. Отдающая дымком пшенная каша — объедение, терпкий чай из шиповника с диким медом вкусен необычайно. Заправившийся с утра пораньше домашним самогоном Сапрыкин-старший режет ножом «от пуза» круглый каравай:

— Хлебушка, хлебушка поболе ешьте, барышни. Силов прибавится…

Со стороны посмотреть — трапезничает за столом дружная семья.

— А ведь могли быть товарищами по борьбе, — вырывается у нее неожиданно.

Прикусила губу: «Чего это я? За едой… глупо как!»…

— Кто, Фаня? — держит ложку у рта Вера.

— Все мы здесь сейчас, — смотрит она на охранников. — Мы и они.

— Дай срок, будем товарищами, — отзывается Аня. — Вспомните позапрошлый и прошлый год. И армия и флот были на нашей стороне. Проснется народ. Обязательно!

Ее охватило радостное чувство: мысли ее не показались товарищам пустыми. С ней согласились, ее поддержали! Не кто-нибудь, умница Аня!

Поймала восхищенный взгляд Степана, подумала неожиданно: смогла бы я его застрелить? Спящего, ночью? Его, фельдфебеля с побитым оспой лицом, отца и сына Сапрыкиных? Они ведь тоже народ. Те же крестьяне, рабочие. На каторгу она идет за кого? За них, за их счастливое будущее. За кого же еще?

Мысль не давала ей покоя со сретенской пересыльной тюрьмы. В один из дней дежурный конвой пропустил к ним прибывшего якобы на свидание с Верой ее родственника, худощавого мужчину в пенсне, обликом и одеждой напоминавшего чиновника средней руки. «Родственник» оказался эсеровским боевиком из Читы по имени товарищ Виссарион, прибывшим по заданию тамошней ячейки социалистов-революционеров с планом организации их побега через китайскую границу.

План был многоходовый, с непредсказуемым исходом. На начальной стадии операции им должны были передать во время сборов упрятанные в коробках с печеньем «браунинги» и обоймы с патронами. Следующий этап: по прибытии на Газимурский завод, во время ночевки, в дом, где они остановятся на постой, явится около полуночи работающий на революционное подполье крещенный проводник из местных по имени Абгалай. Вместе они ликвидируют конвойных и возчиков («Стреляйте в голову, наверняка. В случае чего Абгалай поможет ножом»). Проводник привезет им одежду сестер милосердия, парики и фальшивые паспорта. Они берутся сами за поводья, гонят лошадей к станции Борзя на Восточно-китайской железной дороге. Идут на почтово-телеграфную станцию. По предъявлению паспортов им вручат купленные заранее билеты на идущий через границу поезд…

«Задача ваша добраться до Харбина, — инструктировал товарищ Виссарион. — Здесь служит в Русско-Китайском банке наш человек, Лапиков Петр Федорович: вот письмо к нему. Он вручит вам необходимую сумму для проезда по китайскому и японскому участкам железной дороги до станции Куанченцзы и новые паспорта. Далее — переход с проводниками до Дайфрена, посадка на пароход, море, Европа. Денег хватит и на билеты, и на подкуп, в случае чего — нужных чиновников, продажность у китайцев поголовная. От императора до мелкого служащего»…

Было о чем призадуматься: вместо каторги — свобода. Возможность вернуться на родину, вновь включиться в революционную борьбу.

Они пошли бы скорее всего на риск. Если бы не Нина.

Страдавшая хроническим ревматизмом Нина Терентьева ходила с трудом, в телегу ее сажали и ссаживали на руках. Изматывающий путь к портовому Дайфрену был ей не по силам.

Поблагодарили, посовещавшись, товарища Виссариона: не получится, не осилим.

— С каторги тоже бегут, — проводила до порога связного Вера. — До встречи в свободной России, товарищ!

Мальцевская коммуна

— Мальцевка, барышни! Во-он, глядите!

Щурясь от солнца, они вглядывались в маячивший впереди пейзаж.

В низине между сопками обозначился ряд строений за невысокой стеной из беленого булыжника, маковка деревянной церквушки. Не тюрьма в сравнении с Бутыркой — постоялый двор.

— Н-но, милые! — погонял тащившихся из последних сил лошадей Сапрыкин. — Ишшо чуток!

Телеги въехали на лысый пригорок, остановились у распахнутых настежь ворот. Свесившись за борт, они читали рукописный плакат на заборе: «Добро пожаловать, соратницы по борьбе!»

Об их приезде, оказывается, знали — удивительно!

Фельдфебель побежал к полосатой будке, переговорил о чем-то с постовым, тот отступил на шаг, махнул рукой: «Давай!» Телеги втянулись, вихляя, за ограду, остановились в просторном дворе, засаженном молодыми березками.

— Прибыли! — спрыгнул с облучка Сапрыкин. — Дома.

Они озирались по сторонам. Бревенчатый одноэтажный дом с невысоким крылечком, из дверей высыпают какие-то женщины, бегут навстречу.

Она не верила глазам: впереди Александра Адольфовна! Измайлович! Схватила в объятия, тискает, смеется:

— Фанечка, дорогая! Как я рада! Загорела. Таборная цыганочка…

Покосила взглядом в сторону:

— Узнаете?

Наваждение какое-то! В толпе встречающих женщин — Ревекка Школьник. Одесская комендантша! Улыбается широко. Все такая же красивая, с пышной копной смоляных волос.

— Заждались, — жмет энергично руку. — С прибытием.

Подталкивает легонько в сторону болезненного вида женщины в пенсне, прислонившейся к забору:

— Знакомьтесь.

— Спиридонова, — тянет ладонь женщина. — Слышала про вас… Как ноги? — смотрит на запыленные ее «браслеты» на лодыжках.

— Ничего… — она перекладывает поудобней цепь. — Терпимо.

— Сегодня же настоим, чтобы сняли. — По лицу женщины пробегает болезненная гримаса. — Мерзавцы, не могли обойтись без кандалов в дороге!

В Мальцевке, как называли каторжную тюрьму вблизи Благодатских рудников, она оказалась в окружении прославленных женщин-террористок своего времени. За каждой — яркая биография, героический поступок, судебный процесс с участием известных адвокатов, многочисленные отклики в печати. Имена их были на слуху, их знал любой мыслящий гражданин России. Деревенской учительницы Анастасии Биценко, застрелившей генерал-адъютанта Сахарова за жестокую расправу с участниками аграрных волнений в Саратовской губернии. Хозяйки минского особняка, дочери боевого генерала Александры Измайлович, стрелявшей в минского полицмейстера. Швеи Ревекки Фиалки, прославившейся организацией подпольных мастерских, готовившей бомбы для боевых эсеровских дружин. Участницы покушения на черниговского губернатора Марии Школьник, начинавшей революционную деятельность в «Бунде». Дворянки, зубного врача по профессии, Лидии Павловны Езерской, тяжело ранившей выстрелами из «браунинга» могилевского губернатора Клингенберга. Пишбарышни городского дворянского собрания Марии Спиридоновой, приведшей в исполнение приговор тамбовского комитета партии социалистов-революционеров, смертельно ранившей губернского советника Луженовского.