Учебная книга по Русской истории - Сергей Соловьев

Теперь припомнили это оскорбление и осудили Шеина на смерть, приписавши смоленское несчастье его измене. Отрубили голову и второму воеводе, Измайлову, также сыну его; других воевод сослали в Сибирь.

Выпустивши Шеина из-под Смоленска, король двинулся к Белой, надеясь легко взять этот город, но вышло иначе. Надменные смоленским успехом, поляки отложили всякую осторожность; этим воспользовались русские и сделали удачную вылазку, в которой погибло много поляков, терпевших, с другой стороны, от голода и болезней, а между тем приходили вести, что турецкое войско приближается к границам Польши. В таких обстоятельствах королю нужно было как можно скорее заключить мир с Москвою, мир вечный, который бы упрочил за Литвою приобретения Сигизмундовы. Польские паны первые прислали к боярам; предложение было принято очень охотно, и назначен съезд полномочным на реке Поляновке, там же, где был прежде съезд для размена пленных, и здесь 17 мая 1634 года заключен был вечный мир: русские уступили все города, отданные в Деулине, кроме Серпейска, кроме того заплатили 20 000 рублей; за это Владислав отказался от всех прав своих на московский престол и согласился признать за московскими государями царский титул. В начале 1635 года для закрепления мира присягою королевскою отправился в Польшу великий посол князь Львов-Ярославский, которому удалось уговорить поляков отпустить в Москву тела бывшего царя Василия Ивановича Шуйского, брата его Димитрия и жены последнего. Тело царя Василия с торжеством было принесено в Москву и погребено в Архангельском соборе.

10. Взятие Азова казаками. После второй польской войны не было больше войны в царствование Михаила, ибо разрыва с Турциею постарались избежать. С этою державою происходили постоянные сношения, во время которых московские послы должны были терпеть неприятности за то, что донские казаки не переставали нападать на турецкие владения и громить турецкие корабли.

В 1637 году казаки задумали взять Азов, важную турецкую крепость при устье Дона, с жителями которой у них были беспрестанные войны. Взявши с собой 1000 человек запорожских казаков, донцы 21 апреля выступили к Азову в числе 4400 человек. В это время проезжал через их землю в Москву турецкий посланник грек Кантакузин, они его остановили и, заподозрив в сношениях с азовцами, убили.

18 июня Азов был занят казаками; истребив всех жителей, кроме греков, освободив пленных христиан, завоеватели засели в городе и послали весть в Москву о своей победе. Царь отвечал: "Вы сделали дурно, что турецкого посла побили самовольством: нигде не ведется, чтоб послов побивать, и Азов взяли вы без нашего царского повеления". К султану царь писал: "Казаки Азов взяли воровством, они издавна воры, беглые холопи и нашего царского приказанья ни в чем не слушают; вам бы, брату нашему, на нас не досадовать за то, что казаки посланника вашего убили и Азов взяли: это они сделали без нашего повеленья, самовольством, и мы за таких воров никак не стоим и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех в один час велите побить; мы с вашим султановьш величеством в крепкой братской дружбе и любви быть хотим".

Но ссоры с турками трудно было избежать: осенью крымцы опустошили московскую украйну, и хан писал в Москву, что нападение сделано по приказу султана за взятие Азова казаками. Персидская война и смерть султана Мурада долго не позволяли туркам действовать против казаков; только в мае 1641 года султан Ибрагим 1-й двинул под Азов 200 000 войска, но казаки с отчаянным мужеством отразили 24 приступа и принудили турок снять осаду.

Казаки прислали весть о своем торжестве и вместе о жалком положении.

"Мы наги, босы и голодны,- писали они,- запасов, пороху и свинцу нет, от этого многие казаки хотят идти врознь, а многие переранены". Они просили, чтоб государь принял от них Азов. 3 января 1642 года Михаил созвал собор изо всяких чинов людей и велел спросить выборных: "Государю с турецким царем за Азов разрывать ли и Азов у донских казаков принимать ли? Если принимать и войну с турками начинать, то ратных людей понадобится много, хлебных, пушечных и всяких запасов надобно будет не на один год: так где взять столько денег?"

Духовенство отвечало, что оно радо войску помогать деньгами, сколько силы станет. Дворяне и дети боярские отвечали, что они служить рады, что Азов надобно принять, для сбора денег пусть государь укажет выбрать из всяких чинов людей добрых человека по два и по три и сделать при сборе денег разницу между богатыми и бедными; если же вдруг понадобятся деньги, то взять патриаршую казну, у архиереев и в монастырях - домовую казну; с купцов и черных людей, с их торгов, промыслов и прожитков взять денег в казну, сколько государю Бог известит, пусть государь велит приказных своих людей счесть по приходным книгам, чтоб государева казна без ведома не терялась; при этом дворяне и дети боярские, указывая на свою бедность, говорили, что дьяки и подьячие, получая денежное жалованье, имея поместья и вотчины, обогатевши от взяток, покупили много вотчин и построили себе дома каменные такие, каких прежде и у великородных людей не бывало; наконец, дворяне и дети боярские жаловались, что пуще турецких и крымских бусурман разорены они московскими несправедливыми судами. Купцы сказали, что они разорились от служб, от последней польской войны, когда с них брали много денег, от иноземцев, немцев и персиан, которые отняли у них торги, и от воевод, которые их грабят; в заключенне купцы сказали, что рады служить своими головами, за Царское здоровье и за православную веру помереть.

Но войны не начали: купцы ясно указывали на свое разоренье; служилые люди, указывая на свою бедность, для сбора денег предлагали такие средства, которые трудно было привести в исполнение, а война предстояла опасная и продолжительная; наконец, посланные осматривать Азов донесли, что город этот разбит и защищать его нельзя. Тогда государь послал казакам грамоту с приказанием покинуть Азов; казаки вышли из города, но прежде не оставили в нем камня на камне.

11. Королевич Вольдемар. В последнее время жизни внимание царя Михаила особенно занимали два тяжелых дела по отношению к Дании и Польше.

В 1642 году государь отправил в Данию посла Проестева предложить королю Христиану IV прислать сына своего Вальдемара в Москву для женитьбы на старшей дочери царской Ирине Михайловне. Предложение не было принято, ибо посол объявил, что Вальдемар должен принять православную веру. Несмотря на то, в конце года государь отправил опять в Данию немецкого купца, поселившегося в России, Петра Марселиса с тем же поручением уладить дело о сватовстве.

Марселис исполнил поручение: заключен был договор, в котором было сказано, что королевичу в вере неволи не будет и церковь ему будет поставлена по его закону.

В начале 1644 года Вальдемар приехал в Москву, был принят очень радушно, но когда приступили к делу, то необходимым условием брака для него поставили принятие православия; Вальдемар никак не хотел согласиться на это условие, требовал отпуска и, видя, что его намеренно задерживают, покушался тайно уйти из Москвы, причем дело не обошлось без кровопролития.

12. Самозванец Луба. В то самое время, когда в Москве не знали, как быть с Вальдемаром, шли неприятные переговоры с Польшею. После Поляновского мира Михаил отправлял послов к королю Владиславу с постоянными жалобами на то, что польские паны и пограничные державцы пишут титул царский с ошибками; поляки считали это дело неважным, но русские утверждали, что для них это дело главное - оберегать честь государеву, и требовали жестокого наказания виновным, поляки отговаривались, и неудовольствие росло. С своей стороны поляки жаловались, что восставшие против них казаки малороссийские находят убежище в московских владениях.

Наконец в 1643 году отправился в Польшу посол князь Львов с важной жалобою, что поляки укрывают у себя самозванца, который называет себя царевичем Иваном Димитриевичем, сыном тушинского царя от Марины. Открылось, что шляхтич польский Димитрий Луба вместе с маленьким сыном пошел в Москву при войске в смутное время и был там убит; сироту взял другой шляхтич, Белинский, и привез в Польшу, выдавая за сына Лжедимитрия и Марины, которого будто бы сама мать отдала ему, Белинскому, на сохранение. Когда мальчик вырос, то Белинский объявил об нем на сейме; Лубу отдали на сбережение Льву Сапеге, назначили ему содержание, отдали в русский монастырь учиться; но когда заключен был вечный мир с Москвою, то об нем забыли как о человеке вовсе не нужном, и несчастный молодой человек, которого величали московским царевичем, должен был снискивать себе пропитание службой у частных лиц, и тут еще титул царевича накликал на него страшную беду.

Князь Львов потребовал его выдачи. Польское правительство не соглашалось выдать на явную смерть человека вовсе невинного, паны уверяли посла, что Луба безвреден, немедленно же вступит в духовное звание; Львов отвечал, что и Гришка Отрепьев был пострижен, однако это не помешало ему смутить Московское государство. Наконец король Владислав отправил Лубу с послом своим Стемиковским в Москву и в грамоте своей просил царя отпустить несчастного и ничем невинного шляхтича опять в Польшу, но царь не соглашался, и дело затянулось до самой смерти государя, которая последовала 12 июля 1645 года.