Княжка-кошка - Анна Гринь

— Папа сильно меня отругал и велел завтра же перед вами извиниться, — вздохнув и собравшись с силами, выпалила девочка. — Но я решила сделать это сегодня, раз уж вы не спите.

— За что извиняться? — усмехнулся Клант. — Вы нас позабавили, юная леди.

— Но я вела себя неподобающе и унизила своего отца и князя перед гостями! — печально призналась Эмма, явно повторяя чужие слова. — Я не хотела! Правда! Ваша кошечка сбежала… И я не успела ее остановить…

— По-хорошему, вам, леди, стоило бы извиняться не перед нами, а перед кошкой, ведь именно ей досталось больше всех, — заметил Рэнд и хитро улыбнулся.

Девочка вздохнула, понуро опустив голову, и печально дернула себя за вьющуюся прядку волос, выбившуюся из затейливо заплетенной косы.

— Я понимаю! — прошептала Эмма, посмотрев поочередно на Кланта и Рэнда полными слез карими глазами.

— Не стоит так уж расстраиваться, — присев перед девочкой на корточки, Клант ободряюще похлопал ее по плечу.

— Да, но Вира вот пропала. И папа переживает очень, хоть и старается не показывать это, — пробормотала малышка, громко всхлипнув. Клант протянул Эмме сложенный белый платочек с кружевным уголочком, в который девочка с чувством высморкалась. — Мы все очень расстроены, даже тетя, хотя она делает вид, что злится на сестричку. А Ольма… Я сама слышала, как она плакала ночью. Ей тяжелее всего. Ее малыш постоянно плачет, Оль не высыпается совершенно, нянечки ей слабо помогают. А Вира…

— Что Вира? — насторожился Рэнд.

— Она иногда помогала Ольме, — ответила девочка. — Сидела с Савиром, пела ему те же песенки, что и ей мама в детстве. Странное дело, но под ее пение он всегда спал…

Эмма тяжело вздохнула и продолжила, утирая крупные слезы, стекающие по ее пухлым щечкам:

— Без Виры здесь стало так одиноко… Я все время думала, что это Эвила такая вредная и стоит ей уехать, как мы все сразу станем счастливее. Эв вышла замуж. Теперь Ольма то и дело на меня кричит, а ведь обычно была добрее.

— Люди меняются под действием обстоятельств, малышка, — мягко заметил Клант.

— Да, знаю, — вздохнула девочка. — Вира вот тоже сильно поменялась… Мы так много играли всегда, придумывали разные истории и забавы. Нашим самым любимым местом была старая библиотека, ею сейчас никто не пользуется, там полно никому ненужных книг. И там много таких, где есть интересные истории и замечательные картинки. Мы садились у камина, и она мне читала…

Девочка вздохнула и, откинув крышку своей шкатулки, вытащила свернутый в несколько раз плотный пожелтевший лист.

— Это из моей самой любимой книжки. Я вырвала рисунок, но никому не сказала, даже Вире, — тихо призналась девочка, разворачивая листочек. — Все равно ведь те книги никому не нужны.

— Портить книги — не самое достойное занятие для юной девицы, — хмыкнул Клант, вытягивая из-под пальчиков Эммы страницу и разглаживая ее на колене.

На одной стороне листа виднелись чуть выгоревшие на солнце строчки стихов, а на обороте была небольшая гравюра, изображавшая менестреля, что-то неспешно наигрывающего на девятиструнной тоне. В верхней части рисунка виднелось окно и балкон, увитый диким плющом, в тени которого пряталась девушка. Бесформенный наряд девушки смотрелся странно рядом с затейливой резьбой деревянных перильцев и тяжелыми складками элегантно ниспадающих штор.

— Это моя самая любимая история, — вздохнула Эмма. — Вира смеялась каждый раз, когда я просила ее перечитать еще раз.

— И что же это за история? — доброжелательно спросил Рэнд, смотря на огонь в камине.

— Это сказка про одного менестреля, — произнесла Эмма, вспоминая, как эту историю рассказывала Вира. У нее это лучше всего получалось. Эмма даже представила, что сестра здесь, в этой комнате, и еще раз открывает потертую книгу, чтобы оживить строки, записанные витиеватыми круглыми буковками.

«Менестрель прославился на целое княжество своими песнями и балладами. Князья мечтали заполучить его к себе хотя бы на один день, и благодаря этому менестрель стал настолько богат, что уже мог не путешествовать, ища для себя слушателей.

Но вот однажды в каком-то городе он попал в дом очень богатого купца, который принял его как дорогого гостя, предложив пожить у себя. Менестрель согласился. В первую ночь своего пребывания в доме купца менестрелю не спалось и он вышел во двор, чтобы подышать свежим воздухом. Он стоял и смотрел на звездное небо, думая о том, что все в жизни складывается столь чудесно, что он может вернуться в родной город и жить счастливо, когда вдруг услышал пение. Пела девушка, и ее голос был так прекрасен, и такая искренность сквозила в словах ее незатейливой песни, что менестрель боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть невероятную красоту момента. Он даже подумал, что все ему сниться, но голос не утихал, а звучал все громче.

Так он стоял и слушал, пока небо не озарил рассвет, и голос не стих. Приходя в себя, очарованный пением, менестрель не мог понять, привиделось ли ему все или, может, пение диковинной птицы он спутал с голосом человека.

Решив отыскать загадочную певунью, он спросил о ней купца, но тот уверил менестреля, что никто не слышал ночью пения. И все домочадцы подтвердили слова купца. И даже слуги уверили менестреля, что ему, видно, приснилось пение.

Менестрель поверил словам людей, но не забыл о случившемся. На следующую ночь все повторилось. И вновь никто не ответил на вопросы менестреля. Тогда он, уверенный в собственном мнении, обошел весь дом, чтобы узнать обо всех женщинах от девочек и до старух, дав себе слово, что возьмет певунью себе в жены. Он был уверен, что девушка должна быть столь же прекрасна, как и ее пение. Но он не нашел ни одну, которая хоть как-то выделялась бы из толпы.

Тогда он решил подождать третьей ночи. И вновь он услышал пение, но на этот раз менестрель заставил себя обойти дом, разыскивая источник звука. Все оказалось так просто, что он бы даже рассмеялся, если бы не боялся спугнуть удивительное ночное чудо.

Каждый вечер в дом купца приходила девушка, работой которой было укачивать новорожденного сына хозяина. И, чтобы не уснуть, она негромко пела, одновременно успокаивая малыша. Все в доме настолько привыкли к этому, что не считали чем-то особенным, и лишь для менестреля пение девушки казалось чем-то невероятным.

Разыскав певунью, он стоял всю ночь на одном месте, боясь нарушить тишину и любуясь ее тонким профилем на фоне звездного неба. Девушка, прислонившись щекой к оконной раме, неспешно покачивала колыбельку и тихо то пела, то что-то щебетала проснувшемуся ребенку.