Верность - Константин Локотков

После той памятной ночи, когда, возвратившись со свадьбы Аркадия и Жени, Марина простилась с Федором в коридоре, она избегала с ним встреч в институте. Ей было стыдно за то, что не сдержала слово, данное Федору в ту ночь: «Завтра скажу все». Почему она медлила? Зачем отдаляла решительный ответ? Да, она говорила себе, что до приезда Стрелецкого ничего не скажет мужу. Но ведь это было после, после, когда, простившись с Федором, вернулась в свою комнату и, лежа в постели, встревоженная беседой с Надей, вдруг поняла, что неловко сознаться себе в своем чувстве к Анатолию… А раньше, в коридоре, ведь твердо знала, что завтра все скажет Федору… Неужели так запуталась, что не может определить своих чувств?

Еще на свадьбе Аркадия и Жени ее вдруг охватила необъяснимая тревога: Федор танцевал, был весел, доверчив, прост… Он совсем не походил на вечно озабоченного Федора, которого Марина привыкла видеть. Ей представилось тогда, что это у Федора не настоящее, не его. Но сейчас, наблюдая за выражением его лица — он стоял вполоборота к ней, — она опять испытала то знакомое, тревожное и неоправданное, казалось ей, чувство. Оно было похоже на то ее состояние, когда сегодня, по дороге на реку, всмотревшись вдруг в Аркадия и Федора, она обнаружила странное сходство между ними — оба они с детски-трогательным смешным вниманием возились с собачкой. Марина тогда еще подумала, что в Федоре произошла какая-то перемена, не замеченная ею раньше. «Я была занята исключительно собой!» И сейчас простодушное, улыбающееся лицо Федора, его шевелящиеся губы, чуть прищуренный в лукавой усмешке взгляд — дескать, поймаю! — и вся его напряженно вытянувшаяся фигура, будто от того, поймает он рыбешку или нет, зависело все счастье его жизни; весь его вид возбудил в Марине знакомое, но более отчетливое, чем раньше, чувство тревоги. Федор вдруг рывком подался вперед, разрезал воду рукой.

— Ах! — сказал он с придыханием. И сила и решительность почувствовались во всей его фигуре. Потом опять замер.

Марина шевельнулась, желая уйти, но Федор неожиданно повернул голову, смутился и, поспешно убрав ногу из воды, сказал, улыбаясь и чуть растягивая слова:

— Никак… не поймаю… Очень живая, понимаешь…

Быстрым движением вытер мокрые ладони о брюки и еще больше смутился.

Марина с минуту смотрела на него, вдруг легко и весело сделалось на душе. Такой смешной, такой смешной!

— А зачем… о брюки? Разве платка… нет? — засмеялась она и вдруг тоже неизвестно отчего покраснела.

— Платок есть… я забыл… — грустно улыбаясь, сказал Федор и развел руками. Опустив их, он постоял так некоторое время, потом сделал полшага вперед и чуть побледнел: — Марина…

Марина, увидев его изменившееся лицо, вдруг опять вспомнила, что еще не сказала Федору те слова, которые когда-нибудь надо сказать: «Все кончено между нами». Она еще утром, узнав о приезде Стрелецкого, решила, что обязательно скажет эти слова сегодня. Судя по виду Федора, он ждал ответа. Но она с неожиданной ясностью поняла: она ничего не может сказать!

Она не знала что сказать!

Протянув руки вперед, будто защищаясь, с усилием проговорила:

— Хорошо. Хорошо, Федор!

А что хорошо — и сама не знала.

Повернулась и быстро пошла вперед.

Постояв, Федор медленно, тронулся за ней.

…Подойдя к полянке, Надя сказала громко и вызывающе:

— Чтобы без кислых физиономий! Понятно?

Виктора не было. Слышно было, как вдалеке его звала Женя.

— Виктор! Виктор!

Аркадий и Александр Яковлевич, подходя к полянке, о чем-то переговаривались.

— У кого кислые физиономии?.. — весь напрягаясь, произнес Федор. — Надо было оставить дома. Садитесь, — и он оглянулся на улыбающихся Аркадия и Ванина, на спешившую к ним Женю. Опускаясь на землю, цепко сжимая пальцами траву и комочки земли, докончил: — Выпьем за счастливые каникулы!

Бледная Марина тяжело опустилась на траву, затаенно вздохнула, притрагиваясь дрогнувшими пальцами к горлу. Скорее на стадион! Скорее встретить Толю!

Оставшись один, Виктор обнаружил, что рыбная ловля занимала его до тех пор, пока это было видно окружающим. А раз никого не было, то занятие это быстро ему наскучило.

Виктор бросил удочку Семену и направился к поляне.

Заметив там головы Жени и Нади — больше никого не было, — он свернул в сторону. Пробравшись через кусты и выбрав такое место, откуда была видна вся поляна, он прилег на землю.

Он видел, как девушки вышли из-за кустов. Женя направилась дальше. Надя остановилась около Семена. У нее было грустное и озабоченное выражение.

«Ага!» — с торжеством, но почему-то без радости отметил Виктор. Ему было приятно сознавать, что Надя нелегко переживает их размолвку.

«Она ведь сама виновата». Он всегда, оправдывая свои поступки, искренне думал, что все, что он делал, правильно и непреложно. Поэтому он так часто обижался и так же искренне недоумевал: как это люди не понимают того, что так ясно ему, или понимают не так, как он понимал.

Сейчас не было никаких причин дуться на ребят. Но сквозь редкую, путаную сетку кустов он видел фигуру Нади и, лежа на земле, обиженно поджав губы, настраивал себя на грустный лад.

Ощущение обиды от выступления Нади давно прошло, размолвка становилась той занимательной для обоих игрой, когда гордость не желает отступить перед чувством. Отчужденные взгляды, подчеркнутая холодность и настойчивая, многозначительная внимательность к другим — все это входило в правила игры.

Много раз ему хотелось подойти к Наде. Но нет. Пусть сама подойдет первая, раз виновата. Подумаешь, какая гордая! Вот почему бы на Аркашкиной свадьбе не помириться. Нет, сидела в углу, смотрела, как он танцует с другими, и смеялась. Он ушел тогда обиженный. Ну и пусть, не стоит огорчения. Однако огорчался.

Сегодня все отправились вместе из общежития, а он один ушел вперед. Он хотел, чтобы она догнала его и пошла рядом. А она даже и не подумала, наверное. Ну и ладно! Он слышал, как его звала Женя, но даже не поднял головы. Пусть!

Получалось, как в детстве, когда мать отказывала в чем-нибудь, а он забивался в угол и сидел там надувшись, ни с кем не разговаривая до тех пор, пока не добивался своего. Так и сейчас: все его ищут, беспокоятся, а он лежит себе и все видит. Конечно, если б не было здесь Нади, все это было бы смешно и глупо.

Виктор поднял голову. Он увидел Надю. Она вела за руку Семена. Ах, так! Она внимательна к Семену! Посмотрим, что будет дальше. Ему было легко думать об этом, потому, что Семен-то во всяком случае не годится в соперники. И, зная это, он с тем большим наслаждением начал придумывать, чем бы таким отплатить Наде. Вот если б оказалась здесь красивая девушка, он взял бы ее под руку и демонстративно прошелся на виду у товарищей.

Но берег был пуст.

— Чтоб без кислых физиономий. Понятно? — донесся голос Нади.

Очень даже понятно! Он хотел вскочить и сразу уйти, но заметил бледные лица Федора и Марины и сразу сник. Значит, у них все кончено. И от этого все, о чем он думал сейчас, показалось таким мелким и ненужным, что ему действительно сделалось грустно. Он вздохнул.

Все уже сидели на траве вокруг разостланной скатерти. Здесь же был Александр Яковлевич, и все выглядело торжественно.

Ванин что-то говорил, улыбаясь и подняв стакан. Его внимательно слушали и, когда он кончил, зашумели, и Надя обняла Женю. Потом говорил Аркадий, он стоял на коленях, странно опустив руки. Лицо его было спокойно и серьезно, как будто он выступал на собрании.

— На восток… институт, — доносилось до слуха, — работать… не забуду…

Аркадий кончил речь и поцеловал Женю в лоб, так же серьезно и спокойно. Все опять зашумели.

Ага, его забыли. Он не нужен. Ну, хорошо, он тоже не очень в них нуждается.

Услышав рядом шаги, Виктор повернул голову.

Прошел Борис Костенко с девушкой, худенькой, в белой кофточке, с васильковыми глазами. Борис держал ее за локоть так осторожно, словно она была стеклянная.

Раздались голоса:

— Борис! Борис! К нам!

С минуту понаблюдав, как Борис и девушка уселись на траву и как девушка знакомилась со всеми, Виктор встал и быстро пошел прочь. Уже поднявшись на гору и входя в лес, за которым был стадион, оглянулся. Внизу по солнечному лугу шли Ванин и Аркадий, за ними, чуть приотстав, остальные. Вот Надя стукнула Федора по плечу, побежала, он нагнал ее и тоже чуть стукнул по руке и побежал обратно, спрятался за Семена.

Да, все это становится, наконец, скучно — обиды и мелкие ссоры. Все они совсем неплохие ребята, и очень несерьезно думать, что им нравится видеть его надутую физиономию.

Подумав об этом, Виктор тут же с обычной полускептической и гордой усмешкой решил: нет, пусть они сами добиваются его дружбы, а ему сделать это никогда не поздно — всегда примут.