Франция. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов

Способы лишения жизни были разные, от довольно безболезненного отсечения головы (хотя, кто знает) до сожжения живьем - за колдовство, например. Преступника могли колесовать, повесить, фальшивомонетчиков погружали в кипящую воду - но распространяться на эту тему не хочется. Тогда же народ собирался на зрелище, как на мероприятие шоу-бизнеса, и в подобном же возбужденном состоянии, с явным удовольствием, созерцал торжество правосудия.

Часто казни и прочие наказания осуществлялись не на главной площади, а на месте менее престижном: неподалеку от городских ворот. Но обязательно в пределах городской стены - права карать за нею у города не было. Тела преступников в назидательных целях оставляли на несколько дней неубранными, и по ночам они становились объектом нездорового интереса. Частицы грешной плоти использовались в колдовских обрядах, были ценным сырьем для разных снадобий. Так, палец повешенного очень интересовал безнадежно влюбленных девушек - он шел на изготовление приворотного зелья, которое помогало возлюбленному получше разобраться в своих чувствах. Изредка под виселицей вырастало загадочное растение - мандрагора. Его корень напоминает маленького человечка, и существовало поверье, что оно зарождается от спермы казненного, излившейся в последние мгновения его жизни (такой физиологический феномен действительно отмечен). Корень был поистине драгоценен для всех знатоков черной магии.

Впрочем, смертная казнь - это мера крайняя. Для подавляющего большинства сбившихся с пути дело обходилось штрафами, плетьми, розгами, другими способами причинения физических страданий. Или страданий нравственных. Осужденного могли выставить у позорного столба. Была еще клетка, в которую сажали проветриться пьяниц и всяких мелких дебоширов - на потеху благонравным горожанам (если помните, в Праге еще во времена Швейка пьяных увозили прочухаться в большой корзине).

Обычно на главной площади устраивался фонтан с чистой водой, и собиравшиеся у него женщины вместе с полными кувшинами и ведрами растаскивали потом по всему городу сплетни и слухи из самых компетентных источников.

На площади же располагались аптека и школа. Аптекарь, помимо снадобий растительного происхождения, имел в продаже и такие панацеи, как порошок из сушеных лапок жабы или яд скорпиона. Ему обычно соседствовал лекарь. Но хотя бы эскулап и был выпускником университета или знаменитой салернской школы (в южной Италии) - толку от него было мало. Практического обучения почти не было, препарировать трупы церковь категорически запрещала - науку постигали преимущественно по древним трактатам, греческим и арабским. Так что к лекарю обычно обращались, когда больше пойти уже было не к кому. Бедняга служил объектом постоянных насмешек, был персонажем анекдотических историй, а во время мора его могли порешить.

Если медикам не доверяли, то дать своим детям образование многие считали необходимым. Школы устраивались при главном соборе, иногда и при других городских церквях - содержались они на средства городского совета. Учили грамоте и счету, основам религии. Преподавали, как правило, монахи и священники - человеку нецерковному требовалось заручиться разрешением епископа, а это было нелегко. Нельзя достоверно утверждать, что эти школы посещали и девочки, но то, что грамотные горожанки не были редкостью, - факт.

Были школы рангом повыше (по нашим понятиям - средние). Там преподавали еще и латынь. На ней давно уже не говорили, это был язык мертвый, но без знания ее стать клириком или чиновником высокого ранга было невозможно: это был язык богослужения, а долгое время еще и делопроизводства и науки.

Педагогика была в понятиях того времени: наказывали за любую провинность, а в положенные дни учеников пороли всех подряд. Но так же строго обращались тогда с учениками в мастерских, и домашнее воспитание было зачастую не слаще. Преобладало представление, что ребенок - это маленький взрослый, только упрямый и глупый, и обращаться с ним надо, как с нерадивым подчиненным.

Но уже складывалось, особенно в городах, воззрение на детский возраст как на качественно своеобразный этап жизни человека, а на мир ребенка - с его радостями и бедами, играми и игрушками как на особый, заслуживающий уважения и внимания мир. Ребенок не маленький взрослый, это будущий взрослый. А пока - «дух детства» наполняет его.

Сторонники такого взгляда считали, что дитя - существо безгрешное и чистое («устами младенца глаголет истина»), даже наделяли его высшими способностями, недоступными многогрешным взрослым. Вот почему юный пастушок Этьен Вандомский получил от папы благословение возглавить детский крестовый поход в Святую землю (одна из самых печальных трагедий средневековья).

Но каким бы ни был взгляд на детство - кончалось оно очень рано. Девочки считались достигшими половой зрелости в 12 лет, мальчики - в 14. Начиная с этого возраста уже можно было устраивать их браки. Надо было спешить жить - век человеческий был недолог.

Вокруг площади располагались и жилые дома - добротные, высокие, красивые. Такие могли принадлежать только именитым горожанам - патрициату, как называли городскую знать. Земля в таком престижном месте была очень дорога.

Патрициат - богатейшие купцы, верхушка ремесленных цехов, а также те бывшие чиновники сеньора (и их потомки), которые когда-то участвовали в управлении от его имени, нащупали все ходы-выходы, понакупили недвижимости - и заняли подобающее место и в новых условиях, например, в ратуше.

Власть в городе - в их руках. Они и держатся обособленно от других, как бюргерский высший свет. Их общая задача - удержать свое привилегированное положение и передать его по наследству. А это нелегко, это тебе не мужиками командовать из замка. Горожане - народ вольный, сообразительный и горластый, поэтому, если хочешь соблюсти свой интерес, - надо и об их интересах не забывать.

Между патрициями тоже бывали нелады: как повелось, не утихала подковерная борьба в органах городского управления, а иногда так завраждуют в открытую - что твои Монтекки и Капулетти. Так что жизнь - не соскучишься. Ухо надо держать востро, а голову ясной.

Патриции в первую очередь старались дать своим детям хорошее образование, в том числе университетское (когда таковое появилось). Чтобы заняли их место или стали видными юристами, королевскими чиновниками, церковными иерархами. Чтобы из поколения в поколение шла в гору коммерция. И не только коммерция: патриции скупали земли у окрестных сеньоров и сами начинали уподобляться им.

На рядовых городских улочках картина другая. Они узкие и неимоверно грязные. В городе тесно, земля дорогая - и дома стоят впритирку друг к другу, а поэтому тянутся ввысь. Обычно они трехэтажные. Сначала строили деревянные, но после нескольких больших пожаров уяснили, что надо переходить на камень. Крыши крыли черепицей.

В первом этаже - лавка торговца или мастерская ремесленника, кухня. На втором - жилые помещения. В гостиной на виду стояла дорогая посуда: фаянсовая, из венецианского стекла; прочее, что попривлекательнее и попрестижней. Другие комнаты куда скромнее - тяга к роскоши распространилась только к XV в. Зимой в доме холодно - топили редко, старались одеться потеплее. Кстати, археологические раскопки показали, что неверно было мнение, сложившееся в надменную эпоху Просвещения - будто бы средневековые люди были неряхами. Судя по множеству обнаруженных разнообразных умывальных посудин, они тщательно следили за чистотой своего тела. Третий этаж - это склад.

Установленная ширина улицы - не меньше длины копья, но и при соблюдении нормы двум телегам не разъехаться. Впрочем, закон писан для первых этажей, поэтому каждый следующий нависал над предыдущим. Высунувшись из верхних окон, можно было обменяться через улицу рукопожатием.

А грязь - не только от дождей, не только потому, что улицы не мощеные, и лишь у богатых домов деревянные или каменные настилы (в королевском Париже, и то - разорились на булыжное покрытие только двух улиц). Все отходы, все нечистоты летят и льются из домов прямо наружу, и горе незадачливому пешеходу или всаднику. Но гадят не только люди, гадят и свиньи, и другие домашние животные - многие держали их в примыкающих к первому этажу сараях, а выпасали за городскими стенами, на принадлежащих городу лугах. Там же находились городские виноградники.

Про родную уличную грязь горожане рассказывали анекдоты: что в ней чуть рыцарь не утонул с конем вместе, а мужицкая телега - так и сгинула навсегда. Шли однажды нарядные знатные господа - уляпались так, что им стали милостыню подавать, принимая за нищих. Без всякого анекдота: после дождя улицы переходили на ходулях или в специальных деревянных башмаках.