Тайные учения Тибета (сборник) - Александра Давид-Неэль

Церинг уже совершал путешествие до самого Татшиенду и служил у европейцев. Благодаря общению с ними он стал до некоторой степени вольнодумцем и любил щеголять своим скептицизмом перед наивными товарищами. Теперь в течение многих дней пищей для его остроумия стала доверчивость бедных пастухов и легкость, с какой эти простофили позволили нам себя провести.

Прошло некоторое время, и вот я снова с глубокой радостью увидела берега большого Синего озера — святейшего Куку-Hop — места поклонения миллионов монголов и тибетцев. Вокруг Куку-Hop я совершала обход несколько лет тому назад.

Однажды, возвращаясь после купания в озере, я заметила, как Церинг стремительно вышел из палатки Йонгдена, что-то пряча в карман своего платья. Он меня не видел и направился к кухне. В тот же вечер молодой лама рассказал, что днем его зачем-то вызвали из палатки, как раз когда он считал деньги. Он поспешил на зов, забыв о кошельке, и, вернувшись, недосчитался трех рупий.

«Очень хорошо, вора найти нетрудно», — подумала я, но посоветовала молодому человеку быть внимательнее, а сама никому ничего об этом происшествии не сказала.

Три дня спустя, разложив у себя на столе стебли трав, рассыпав рис, я зажгла ароматические палочки и поставила среди всех этих аксессуаров чашу с водой.

Я подождала, пока слуги не легли спать, прекрасно зная, что в этот момент каждый из них уже положил свой кошелек под предмет, служивший ему в тот вечер подушкой.

Позвенев тамбурином и колокольчиком, когда-то служившими ламам во время совершения религиозных церемоний, я позвала Церинга. Когда Церинг явился, я подула на воду, слегка помешала ее веточкой и произнесла голосом оракула:

— Церинг, из кошелька ламы Йонгдена пропали три рупии. Я видела их у тебя под головой, когда ты лег спать. Иди и принеси их.

Скептицизм вольнодумца получил сокрушительный удар. Не в силах произнести ни одного слова, побледнев как мертвец, он трижды распростерся у моих ног, потом пошел к себе в палатку и принес украденные деньги.

— Благородная, преподобная госпожа, — спросил он, дрожа всем телом, — То-уо потребует теперь моей смерти?

— Нет, — ответила я великодушно. — Я заступлюсь за тебя.

Он снова припал к моим ногам и вышел.

Оставшись одна в своей маленькой палатке, открытой в ночное безмолвие пустыни, я снова взяла тамбурин и колокольчик ламаистских жрецов и, под аккомпанемент их древних напевов, погрузилась в размышление о власти атавистических верований над рассудком человека и о глубоком смысле только что разыгранной мной комедии.

Глава V

Ученики древности и их современные конкуренты

Все перипетии, связанные с согласием учителя мистики принять ученика, первые годы послушничества, уготованные ученику испытания и обстоятельства, сопровождающие его духовное прозрение, обычно представляют прекрасный материал для увлекательного романа.

По всему Тибету ходит множество историй об удивительных приключениях наших дней или времен давно минувших. Они записаны в биографиях знаменитых лам, закреплены преданием, рассказываются очевидцами. При переводе на чужой язык, при чтении в странах, где мысли, нравы, внешность — все совсем другое, совсем чуждо Тибету, — очарование этой причудливой ламаистской золотой легенды рассеивается. Но когда хватающие за сердце интонации рассказчика звучат в полумраке монашеской кельи или под каменными сводами пещеры отшельника, в ней снова трепещет душа Тибета, во всей своей самобытности — примитивная и могучая, томящаяся по неведомому совершенству.

Прежде всего я расскажу легендарную и символическую историю приобщения Тилопа Бенгальца к доктрине «Прямого пути». После его смерти это учение было занесено из Индии в Тибет и передавалось от учителя к ученику в секте «Кагьюд-па». Тилопа считается духовным предком этой секты.

Отмечу мимоходом: лама Йонгден — мой коллега и приемный сын — начал в возрасте восьми лет испытательный срок своего ученичества в одном из монастырей именно секты «Кагьюд-па».

Тилопа сидит, погруженный в изучение какого-то философского трактата. За его спиной появляется старая нищенка, читает у него через плечо — или делает вид, что читает, — несколько строк и резко спрашивает: «Ты понимаешь, что читаешь?» — Тилопа приходит в негодование — как смеет ничтожная попрошайка задавать ему такой наглый вопрос. Он не успевает выразить обуревающие его чувства — женщина плюет прямо в раскрытую книгу. Монах вскакивает. О чем думает эта чертовка? Она осмеливается плевать на Священное писание!

В ответ на его яростные упреки старуха плюет еще раз, произносит какое-то непонятное слово и исчезает.

Как ни странно, но, услышав это слово, показавшееся ему нечленораздельным звуком, Тилопа сразу забывает о своем гневе. Его охватывает тягостное чувство, в душе пробуждается сомнение в своей учености. В конце концов, может быть, он действительно не понимает ни доктрины, изложенной в оплеванном трактате, ни… вообще ничего не понимает — и он просто-напросто тупоумный невежда?

Что такое сказала эта странная женщина? Что за непонятное слово она произнесла? Он хочет его знать. Он обязательно должен его знать.

Тилопа отправляется на розыски неведомой старухи. После долгих утомительных скитаний он встречает ее как-то ночью в пустынном лесу (некоторые утверждают — на кладбище). «Ее красные глаза горели во мраке, как раскаленные угли».

Следует понимать, что злая старуха была Дакини. Эти волшебницы играют в тибетском ламаизме очень важную роль: они приобщают к своему учению своих почитателей или колдунов, принуждают их к этому своими чарами. Их часто именуют словом «мать». Обычно Дакини являются в образе пожилой женщины, и их узнают по зеленым или красным глазам.

Во время состоявшегося разговора в лесу старуха дала Тилопа совет отправиться в страну Дакини и повидаться с королевой. Фея предупредила монаха — на пути туда его подстерегает множество опасностей: пропасти, бурные потоки, свирепые звери, коварные миражи, страшные привидения, голодные демоны. Если только он поддастся страху и свернет с узкой, как нить, тропки, петляющей по этой ужасной стране, — его сожрут чудовища. Если, мучимый голодом и жаждой, он напьется из прохладного источника или отведает плодов с ветвей окаймляющих дорогу деревьев или же не устоит перед чарами красавиц, манящих его порезвиться в цветущих рощах, — он потеряет рассудок и память и заблудится.

В качестве пропуска старуха снабдила его магической формулой. Он должен был повторять ее беспрерывно, сосредоточив на ней все помыслы, глухой и слепой ко всему окружающему, и не произносить ни слова.