Наполеоновские войны - Чарльз Дж. Исдейл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Действенность сопротивления
Драматический характер, в частности, Полуостровной войны привёл к тому, что «народной войне» стали приписывать большое значение в разгроме Наполеона. Однако факты говорят о другом. Хотя эта война, безусловно, отчасти обусловливала трудности, испытываемые французами на Пиренейском полуострове, даже в Испании и Португалии партизанам не удалось сбросить французское иго. А что касается Калабрии и Тироля, то они были в конце концов умиротворены. Говоря военным языком, народному сопротивлению на самом деле просто недоставало потенциала, оправдывающего тот вес, который ему придаётся.
Во-первых, в тех случаях, когда повстанцы пытались подражать тактике противника, их всегда разбивали. У толп плохо вооружённых и неподготовленных крестьян под командованием импровизированных офицеров и сержантов не было ни сплочённости, ни умений, необходимых на поле сражения. Крайне подверженные панике, не имеющие достаточной огневой мощи и неспособные к манёвру, кроме предельного беспорядка, они, как правило, сметались при первом же выстреле. Примеров тому легион. Так, в Калабрии французы в августе 1806 г., вряд ли потеряв хотя бы одного человека, рассеяли крупные отряды нерегулярных войск, пытавшихся противостоять им у Лаурии и Козенца. В Испании и Португалии первые месяцы Полуостровной войны также были отмечены множеством таких поражений, когда патриотические власти отчаянно пытались противостоять французам с помощью неподготовленных новобранцев. Примером этого служит сражение при Кабезоне, когда 2500 французов разбили наголову 5000 испанских крестьян, потеряв 13 убитыми и 30 ранеными. От таких новобранцев была хоть какая-то польза, только когда они были защищены укреплениями или пересеченной местностью. Так, попытки взять Герону и Валенсию штурмом были отбиты, а в теснине Бруч (Bruch) колонну французов заставили повернуть назад и вынудили к беспорядочному отступлению. Наиболее известны события в Сарагосе, когда вооружённые граждане сначала отбили два крупномасштабных французских наступления, а затем, после того как французы в конце концов ворвались в город, продолжали оборонять каждый дом. Однако знаменитая испанская победа в Байлене, когда французские войска численностью 20.000 человек, оказавшиеся отрезанными в глубине Андалусии, были вынуждены сдаться, лишь косвенно являлась заслугой народного сопротивления, поскольку к этой операции в значительной степени привлекались регулярные части старой армии. Что же касается Тироля, то, если повстанцы и сумели одержать ряд ярких побед, то обычно в связи с тем, что им удавалось окружать вражеские колонны в горных ущельях или разбивать рассредоточенные среди гор и лесов части противника. Типичным образцом таких побед является сражение при Миттевальде и Оберау 4–5 августа 1809 г. Германским войскам численностью 8000 человек под командованием генерала Руйера (Rouyer), продвигающимся вверх по узкой долине реки Эйзак, на каждом футе их пути не давали покоя снайперской стрельбой и рукотворными обвалами и в конце концов их вынудили остановиться. Руйер, неспособный к дальнейшему продвижению и имеющий в своём распоряжении измотанных, истощённых и деморализованных солдат, в итоге отступил, оставив за собой более тысячи трупов.
Такие действия, возможно, типичны для самого эффективного сопротивления французам, прекрасное описание которого оставил германский ветеран войны в Арагоне, Генрих фон Брандт:
«Как только появлялась возможность поживиться… самые активные и отважные собирались и… с предельной быстротой набрасывались на свои трофеи… Как только предприятие заканчивалось… рекруты, если их можно так называть, спокойно возвращались к своим обычным занятиям… Таким образом, сообщение по всем дорогам было перерезано. В каждом месте были тысячи врагов, но ни одного не удавалось выявить; нельзя было послать курьера, чтобы его не захватили; нельзя было отправить припасы, чтобы на них не напали; короче, нельзя было сделать ни шага, чтобы его тут же не заметили сотни глаз. В то же время не существовало никаких средств для борьбы с такими шайками. Французам приходилось быть всё время начеку… чтобы предотвратить беспрерывные уколы невидимого врага…»[181].
В Каталонии, большую часть войны и в Галисии, и в Северной Португалии весной 1809 г., так же как и в Тироле, французы сталкивались, по существу, именно с таким сопротивлением. Особенно интересен пример Галисии. Весь 1808 г. галисийцы, как мы уже видели, пребывали в печально известном состоянии апатии, к тому же они проявляли открытую враждебность к армии сэра Джона Мура, когда та в декабре 1808 г. отступала через эту провинцию к морю. Вскоре после эвакуации британцев французы добились подчинения всех местных гражданских и военных властей. Однако народ, столкнувшись с реалиями оккупации, пробудился. Вскоре на каждый французский патруль, каждую колонну, каждый транспорт с припасами обязательно нападали, каждый французский пост и каждая французская часть, отрезанная от других войск и остальной части Испании, могли стать жертвой внезапного нападения[182]. По всем направлениям посылались карательные отряды, по всей провинции были рассеяны гарнизоны, деревни поджигали со всех сторон, а повстанцев казнили сотнями, но как бы то ни было, обстановка только осложнялась: французы контролировали только ту территорию, которую они занимали, к тому же каждый акт подавления вызывал ещё большую враждебность. В итоге крупные силы примерно в 17.000 человек — оказались втянутыми в долгую и деморализующую войну без перспектив на её разрешение, и в конечном итоге раздражённым французам в июне 1809 г. пришлось отступить.
Но это ещё не всё. Хотя галисийское восстание имело драматический характер, более пристальное рассмотрение обнаруживает, что оно являлось лишь следствием ряда исключительных обстоятельств. Так, в Калабрии и Тироле, где сопротивление имело, по существу, очень сходный характер, восстания в итоге подавили. В первом случае британский гарнизон на Сицилии совсем не беспокоил французов, которые поэтому смогли сосредоточить все свои ресурсы на преследовании бандитов. Калабрийцы, неспособные помешать наступлению крупных вражеских колонн, теряли базы одну за другой. Не имевшие ни минуты покоя, они к тому же страдали от голода, поскольку всех, кто давал им пищу, даже детей, расстреливали. Партизанские отряды в состоянии растущего отчаяния либо убывали в численности, либо были вынуждены предпринимать самоубийственные нападения на цели, бывшие им явно не по зубам. К ноябрю 1811 г. проблема была почти решена: разбой, конечно, продолжался, но последние крупные партизанские вожди были схвачены и казнены, и
