Русская красавица. Напоследок - Ирина Потанина

Не могу не поделиться воспоминаниями. Девочка наша сияла и тараторила без умолку. Так люди рассказывают о своей первой свадьбе или огромной любви… Знаете, ее рассказы немного даже и меня влюбили в политику. Вернее, в те украинские события.

Судя по рассказанному, происходящее тогда в Киеве больше походило на празднование Нового Года, чем на революцию. Поначалу я со своим природным недоверием к толпе, только диву давалась.

— Лица — просветленные, разговоры — осознанные, настроения — приподнятые, — твердила Алинка. — Намерения — самые миролюбивые. И все — все-все-все, куда не глянь, кого не спроси, — уверены, что так дальше продолжаться не может. Действующие власти — довели! Всех довели, и потому народ вышел на улицы. Основные массы никто не выводил, никто не организовывал. Все сами поприходили. Чтобы показать свое несогласие с результатами выборов. Слишком уж нагло тогдашние действующие власти фальсифицировали голоса. Это все видели и не возмутиться уже не могли. Тем паче, что накануне, на предвыборную программу провластного кандидата деньги со всей страны собирались, причем ни кем-нибудь, а налоговой инспекцией. То есть обобрали всех вполне конкретно…

— Ох, молодо-зелено, — вздыхал скептик Дмитрий. — Ты там знаешь, кто кого обирал? Тебя обирали? Нет? Значит, ничего достоверно утверждать нельзя. В таких вещах, как политика, верить можно лишь в то, что своими глазами видел. А остальное все — промывка мозгов и манипуляции. Вы же новое поколение, непуганое еще. Вам только намекни, что погеройствовать можно, тут же голыми грудями на амбразуры бросаться станете… Страха в вас нет, одна жажда приключений.

— При чем тут! — обиженно сопела Алинка. — Там на Майдане, между прочим, представители всех возрастов были. И молодежи даже меньше, чем людей среднего возраста. В том-то и дело, что все — и те, кто в палаточном городке жили, и те, кто просто ежедневно на площадь приходил — все были совершенно разные, но при этом объединенные общими целями. Студент, пенсионер, бизнесмен — все вместе, понимаете?

Дмитрий сокрушенно причмокивал и глумился над Алинкиной легковнушаемостью:

— Нет, я не в коем случае не оспариваю твою искренность. Просто хочу зародить долю сомнения в том, что ведомые до конца и по-настоящему понимают цели ведущих. Опыт подсказывает, что самые одухотворенные толпы всегда и оказывались жертвами грандиознейших обманов. Толпы, в которые невиннейшеми и благороднейшими лозунгами заманивали тех, кому вообще категорически противопоказано пачкаться политикой. Не забывайте, так они исковеркали жизни Есенина и Маяковского!

Дмитрий озабоченно качал головой, а я очень радовалась каждому Алинкиному слову. Все-таки приятно, когда рядом оказывается человек, способный видеть хорошее и верить в него… Может, там все и не так вовсе было. Главное — чудесные у Альки выходили рассказики.

И про Хаммер — «дорогущий навороченный Джип с прибамбасами» — разъезжающий по утреннему Майдану с плакатом «горячий чай» наперевес.

И про озябших к утру людей, которые, как само собой разумеющееся принимали из рук обитателей джипа одноразовые стаканчики со спасительным чаем и приветствовали Хаммер радостными возгласами, когда тот возвращался с очередной «перезаправки термосов» и пробирался к новым частям Майдана.

И про мороз, что «бодрил, и заставлял нас почувствовать себя детьми природы»… И про сторонников оппонента, которых «заслали бить нас, но они пришли — смотрят, все тут друг друга любят и тоже стали добрей».

И про Олега Скрипку, который целиком был на стороне оранжевых и ошарашил всех, признавшись в интервью, что оппоненты даже пытались его убить. «Ему в наркотики подмешивали яд!» — негодовала Алинка и тут же снова сияла, вспоминая: «А еще оранжевый Киев посетил Шевчук. И БГ, представляете, тоже! Нет, что вы! Они не агитировали. Они на Майдан приехали, к людям. Смотреть в глаза, поражаться, заряжаться и верить в людей…»

В Киеве Алька пробыла всего несколько дней, застав лишь самое начало революции. Потом была восточная Украина. У них с Маринкой в этом городе жила бабушка. Разумеется, в Харьков Алина приехала в самых, что ни на есть, оранжевых настроениях. Потому и видела все лишь в своем цвете:

— А потом власти решили устроить бойню. Им это выгодно. Первый же разбитый нос губернатор области трактовал бы, как кровопролитье, ввел бы чрезвычайку и полноправно разогнал бы все наши милые мирные революции. Но никто — ни мы, ни бело-голубые оппоненты — не поддались на эти провокации.

— Нет, девушка! — не выдерживает Наташа, переполняясь возмущением. — Вас определенно подвергли в этой вашей толпе какому-то гипнозу. Неужели вы думаете, что властям для того, чтобы ввести ЧП и приказать милиции вас разогнать, нужны какие-то оправдания?! Да если бы этот губернатор хотел, он в порошок бы вас всех стер… Он бы! Если бы!

Глядя на пышущую праведным гневом Наташу, я ужасалась. Что ж мы за народ такой? Думать о своих правителях такое, и при этом не пытаемся даже оспорить их право на власть… Рабская философия — «ах, хозяин, ах, какой вы распрекрасный, что не раздавили меня в лепешку, я ведь понимаю, что вам, с вашим отсутствием совести, это совсем ничего бы не стоило». И самое горькое: Наташа типична. Она — выразитель нашего общественного мнения. Хотя это по меньшей мере — странно. Признак коллективной лоботомии, такое вот «да если бы он хотел»…

— Чтобы стереть нас в порошок нужно было бы найти настоящие механические жернова, — сражала образностью мышления Алинка. — А роботов на службе у государства пока не наблюдается. Милиция ведь тоже люди! Ни с того ни с сего они против безоружных мирных людей не пойдут… На Украине, по крайней мере, не пошли бы. Это по глазам видно было. Но я не о том…

И Алинка снова принималась за красивые сюжеты из жизни Харьковских демонстрантов:

— Представьте — самая большая площадь Европы. Полплощади — народ с оранжевыми ленточками. Четверть — с голубыми. Посредине — несколько рядов милиции. Как не старались, чтобы хоть поровну цветов было — не выходило. То ли наши люди более активные, то ли действительно в Харькове бело-голубых не так много было. Да и те, кто был — насильно согнанные. За ними автобусы в область на предприятие посылали. Но честно все — расплачивались с работягами отгулами на работе. Я лично спрашивала. И вот представьте, обстановка страшно напряженная. Власти просто не имели права так накалять ситуацию — в одно и то же время, на одном и том же месте на два противоположных митинга разрешение выдавать! Но оказалось — ничего страшного. Потому что это не две толпы встретились, как власти предполагали. Сошлись совокупность личностей! Я заглядывала в лица, я впитывала и пыталась запомнить наших оранжевых. Взрослые, студенты, пенсионеры… Все! И при этом ни одного одержимца, ни одного озлбленца, ни одного пьяного… Впрочем, нет. Один был! Сюжетик вышел превоклассный. Все дружно скандируют: «Кучму — геть! Банду — геть!» и тут вдруг замечают в своих рядах одного сильно подвыпившего, очумевшего слегка, дядечку. Лозунг на какое-то время меняется: «Пьяных — геть!» — воодушевленно кричат все, а какие-то заботливые мужики, выводят из наших рядов дядечку…

Я аплодировала. Картинка вызывала только благие эмоции. Алинка воодушевлялась моей поддержкой и продолжала пересказывать особо фишечные моменты.

— А еще — смех, да и только, — кто-то из провокаторов решил подстроить страшную гадость… В Харькове поначалу только один ТВ канал не боялся правду говорить. И вот отдали распоряжение бело-голубым этот канал пикетировать. Причем не настоящим идейным бело-голубым — те преимущественно люди нормальные и по-хамски себя не вели — а провокаторам из завезенной с окраин молодежи, которую долго предварительно пришлось пивом накачивать. Ну откуда такой молодежи знать, где студия телеканала находится? Кто-то надпись «телевидение» увидел, все туда и ломанулись. И вот пятьсот не вполне трезвых ребят, обвешанных голубыми ленточками, толкутся у подъезда ни в чем не повинных, тихих и скромных новостей, на всякий случай в последних выпусках вообще не касающихся политических тем. Мало того, что толкутся, так еще и народ на работу не пускают, и орут всякое неприличное. Директор новостей попытался с ними поговорить, мол «не туда попали, милые!» Говорил с улыбкой, без наезда… Реакция — ноль. Его мало того, что не услышали, так еще и, три рупора последовательно соединив, из получившегося матюгальника какой-то грязью полили. В общем, обиделся директор и позвонил в штаб оранжевых. Те тут же на своем митинге объявили: «Народ, пойдемте глянем, что там с новостями делается». И все пошли. Тысячи две-три на пятьсот пьяненьких пикетирующих. Никаких драк. Пьяненькие мгновенно протрезвели, оценили ситуацию и ретировались. Вроде бы — незатейливый сюжетик. Но из-за него, между прочим, рейтинг тех новостей в пять раз повысился. А мы все долго еще посмеивались, что директор новостей наверное, специально тех бело-голубых нанял. Или перекупил, доплатив за перепутывание офисов СМИ. А тот канал, что честно вещал, даже закрыть хотели. Официально издал губернатор указ о прекращении вещания. Но тут такое началось! Вплоть до совершеннейшей фантастики: в прямом эфире в студию этого канала позвонил хозяин конкурирующей телекомпании и на весь город заявил: «Знаете, я вырос на улице. Мы в детстве частенько дрались двор на двор. Так вот, когда приезжали бригады с другого района, враждующие дворы объединялись. Если вас и впрямь закроют, милости прошу для вещания на мой канал. Эфир обеспечу, будьте спокойны!» Такого, пожалуй, нигде еще не случалось!