Мизери - Стивен Кинг

В кухне имелись три двери: две в стене слева и одна как раз напротив Пола, между холодильником и нишей для буфета.

Сначала Пол направился к дверям слева. Одна из них вела в подсобное помещение; Пол догадался об этом еще прежде, чем увидел за ней пальто, шляпы, шарфы и сапоги. Отрывистого визгливого скрипа петель было достаточно. Через другую Энни обычно выходила на улицу. И эта дверь была закрыта на засов и два «крейга». Ройдманы, не войдете. Пол, не выйдешь. Он представил себе ее смех. — Гнусная, вонючая сука! Он стукнул кулаком по дверному косяку. Удар вышел болезненным, и он зажал ладонью рот. Он терпеть не мог, когда подступившие слезы застилали ему глаза, но ничего не мог с собой поделать. Паника поднималась во весь рост и спрашивала, что же он намерен делать, что же он теперь намерен делать, ради всего святого, это же последний шанс…

Первое, что я намерен делать. — это как следует обдумать ситуацию, мрачно сказал он себе. Можешь еще ненадолго сохранить хладнокровие? Думаешь, у тебя получится?

Он протер глаза — рыдания не помогут ему выбраться отсюда — и осмотрел стекло, составлявшее верхнюю половину двери. Это было не цельное стекло, а стеклянная панель, состоящая из шестнадцати маленьких прямоугольников. Он может выбить стекла в каждой секции, но после этого ему придется еще разломать рамы, а без пилы эта работа может растянуться на много часов. А что потом? Самоубийственный прыжок на заднее крыльцо? Великолепная мысль. Если он разобьет спину, это заставит его забыть о ногах. Да и недолго он пролежит под проливным дождем, дожидаясь смерти от переохлаждения. Тем и кончится это гиблое дело.

Нет выхода. Гвоздь тебе в задницу, нет выхода, Может быть, я действительно прыгну, но, клянусь Богом, только после того, как покажу моей самой большой поклоннице, насколько я рад знакомству. И это не пустое обещание, это священная клятва.

Мысль о том, чтобы отплатить Энни, помогла ему укротить панику больше, чем все выговоры самому себе. Немного успокоившись, он щелкнул выключателем, расположенным возле запертой двери. В результате над крыльцом зажглась лампочка, причем очень кстати — последний след дневного света исчез, когда он покидал свою комнату. И подъездная дорога, и весь двор были залиты водой и завалены тающими сугробами.

Слегка повернув кресло, он впервые увидел дорогу, проходящую мимо дома Энни, но особой радости не испытал: эта дорога представляла собой две колеи посреди оседающей снежной массы, мокрой и блестящей, как шкура тюленя.

Возможно, она и запирает двери, чтобы не вошли Ройдманы, но ей нет нужды запирать их, чтобы я не вышел. Если я и выберусь отсюда в этом кресле, то застряну через пять секунд. Никуда ты не уйдешь. Пол. Ни сегодня, ни в ближайшие недели. Может, через месяц после начала бейсбольного сезона земля просохнет настолько, чтобы по ней смогло проехать инвалидное кресло. Может, ты, конечно, захочешь разбить окно и ползти вперед?

Нет, этого он не хотел. Легко представить, как поведут себя его кости, когда он проползет минут десять или пятнадцать по холодным лужам и тающему снегу, как издыхающий головастик. И даже если предположить, что он сумеет добраться до дороги, какова вероятность, что его подберет машина? Помимо «старушки Бесси», за время его присутствия здесь побывали всего две машины:

«шевроле» Городской Шишки и тот автомобиль, что до смерти напутал его во время первой вылазки из своего «номера».

Он погасил свет на крыльце и стал пробираться к оставшейся двери, той, что между холодильником и нишей для буфета. И эта дверь оказалась заперта на три запора, к тому же она и не открывалась на улицу — во всяком случае, непосредственно. И здесь имелся выключатель. Пол зажег свет и увидел пристройку, идущую вдоль всего дома с наветренной стороны. В одном ее конце находилась поленница; в массивный пень был всажен топор. В другом конце стоял верстак и на деревянных гвоздях висели инструменты. Там же находилась еще одна дверь. Лампочка в пристройке была не сказать чтобы очень уж яркой, но Пол все же разглядел еще один засов и еще два замка «Крейг» на той двери.

Ройдманы… да они все против меня…

— Не знаю, как насчет всех. — пояснил Пол пустой кухне, — но уж я-то, несомненно, да.

Не добившись толку от дверей, он подкатился к буфету. Прежде всего его внимание привлекли не съестные припасы, а спички. Две картонные упаковки и по меньшей мере две дюжины аккуратно сложенных коробков «Алмазно-голубых головок».

В первое мгновение он решил поджечь дом, отверг эту мысль как нелепую и вдруг обнаружил нечто, что заставило его вернуться к идее поджога. В буфетной нише имелась еще одна дверь, и никаких запоров на ней не было.

Пол открыл ее и увидел крутую рассохшуюся лестницу, теряющуюся в черной пасти погреба. Какой-то порочный запах сырости и гниющих овощей ударил ему в нос из темноты. Он услышал тихий писк и вспомнил: Они приходят в погреб во время дождя. Я ставлю ловушки. Приходится.

Он тут же резко захлопнул дверь. Капелька пота покатилась с правого виска и попала в уголок глаза. Пол стер ее суставом пальца. Теперь, когда он знал, что эта дверь ведет в погреб и она не заперта, мысль о поджоге дома показалась ему не такой уж абсурдной. Не исключено, что сам он сможет отсидеться в погребе. Но лестница чересчур крутая, пол горящего дома может провалиться до приезда пожарных из Сайдвиндера, и там, внизу, — крысы… Почему-то писк крыс пугал его больше всего.

Как у нее бьется сердце! Как она старается вырваться! И мы — так же. Пол. Точно так же и мы.

— Африка, — сказал Пол и не заметил, что произнес это вслух. Он уже занялся осмотром банок и пакетов с провизией, прикидывая, отсутствия каких продуктов она скорее всего не заметит, вернувшись сюда. Отчасти он понимал, что означают эти расчеты: он отказался от мысли о бегстве.

Но только на время, запротестовал его встревоженный мозг.

Нет, ответил неумолимый голос из глубины. Навсегда, Пол. Навсегда.

— Я никогда не сдамся. — прошептал он. — Слышишь меня? Никогда.

Да полно тебе, отозвался насмешливый голос. Ну хорошо… поживем — увидим.

Да. Обязательно увидим.

Буфет Энни был похож не на буфет, а на продовольственный склад в бомбоубежище. Пол понимал, что отчасти такая запасливость оправдана жизненными обстоятельствами: Энни — одинокая женщина, живет вдали от города, там, где ее дом вполне может оказаться отрезанным от мира на какой-то срок — может, всего на день, но, возможно, и на неделю, а то и на две. Возможно, и у гребаных Ройдманов в кладовой такие запасы, которые заставили бы фермера из другой части страны изумленно вскинуть брови… но Пол сомневался, что кладовая гребаных Ройдманов или еще чья-нибудь хотя бы отдаленно напоминала эту. Здесь не кладовая, здесь универсальный магазин. Ему подумалось, что в буфете Энни заключен некий символ — его содержание намекает на то, где проходит граница между Суверенным Государством Реализма и Народной Республикой Паранойя. Впрочем, в его теперешнем положении подобные интересные наблюдения лучше оставить. К черту символизм. Пора запасаться продуктами.