Капитал и идеология - Томас Пикетти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако имеющихся источников достаточно, чтобы выделить две крайности: в одних странах дворянство составляло довольно малую часть населения в XVII и XVIII веках (обычно от 1 до 2 процентов, иногда менее 1 процента), в других - значительно большую (обычно от 5 до 8 процентов населения). Несомненно, было много промежуточных случаев, но по имеющимся у нас источникам трудно сказать точно.
Первая группа стран, в которых дворянство было небольшим, включает Францию, Великобританию и Швецию (рис. 5.2). В случае с Великобританией приведенные нами цифры (1,4% населения в 1690 году и 1,1% в 1800 году) соответствуют довольно широкому определению дворянства, которое включает дворянство. Если бы мы включили только ту небольшую часть дворянства, которая пользовалась политическими привилегиями, ее доля в населении была бы гораздо меньше (менее 0,1 процента). В случае Швеции указанные цифры (0,5 процента населения в 1750 году и 0,3 процента в 1850 году) взяты из официальных переписей, проведенных по заказу королевских властей для измерения численности различных орденов и организации представительных органов. Поэтому они отражают реальность с точки зрения центрального правительства. Я еще вернусь к этим двум случаям. Пока же отмечу лишь, что в первую группу входят страны, в которых процесс формирования централизованного государства был чрезвычайно развит уже в XVII и XVIII веках.
РИС. 5.2. Вес дворянства в Европе, 1660-1880 гг.
Интерпретация: Дворяне составляли менее 2 процентов населения во Франции, Великобритании и Швеции в XVII-XIX веках (с тенденцией к снижению) и от 5 до 8 процентов в Испании, Португалии, Польше, Венгрии и Хорватии в течение того же времени. Источники и серии: piketty.pse.ens.fr/ideology.
Вторая группа, состоящая из стран с крупными дворянскими классами (составляющими от 5 до 8 процентов населения), включает Испанию, Португалию, Польшу, Венгрию и Хорватию (рис. 5.2). Для последних двух стран цифры достаточно точны благодаря переписям орденов, проведенным в конце XVIII века Австро-Венгерской империей. Оценки для других стран менее точны. Тем не менее, разницу в порядках можно считать значительной. В частности, разрыв между этими странами и странами первой группы достаточно очевиден.
Как мы должны интерпретировать тот факт, что дворянское сословие в одних странах было в пять-десять раз больше, чем в других? Очевидно, что такие различия говорят нам о том, что человеческий, экономический и политический статус дворянства сильно варьировался. Если дворянское сословие очень велико, то из этого следует, что значительное число дворян не владело большими поместьями; на практике многие из них обладали лишь титулом, определенным престижем, вытекающим из предыдущей военной службы (признание которой зависело от периода и страны), и, возможно, некоторыми статусными преимуществами. Напротив, сокращение аристократического класса, как это было в Великобритании, Швеции и Франции, означало, что дворянству удалось сформироваться в качестве небольшой владельческой элиты, владеющей значительными богатствами и обладающей значительной политической и экономической властью.
Чтобы объяснить эти важные различия между странами, нам необходимо рассмотреть территориальную, политическую, идеологическую, военную и финансовую историю каждого европейского государства, а также компромиссы, достигнутые между противоборствующими социальными группами в разные периоды. Например, в Испании и Португалии в течение веков Реконкисты процедуры облагораживания были тесно связаны с изменением границ между территориями, контролируемыми христианами и мусульманами. На практике включение новых территорий в состав христианского королевства часто приводило к облагораживанию целых деревень по указу короля или, в некоторых случаях, самих жителей в обмен на их лояльность и будущие фискальные привилегии. Это быстро увеличило ряды испанского дворянства, в котором огромное неравенство отделяло элиту грандов, владевших огромными поместьями, от массы идальго, большинство из которых были довольно бедны. В последующие века испанская монархия столкнулась с большими трудностями при сборе налогов с последних; обычно вместо этого она была вынуждена выплачивать им мизерные пенсии, расходы на которые ложились бременем на королевскую казну и препятствовали модернизации государства.
Мы находим сравнимые процессы и аналогичное неравенство в польской, венгерской и хорватской шляхте. Например, польско-литовская монархия в XV и XVI веках расширяла свою территорию и присоединяла утраченные вотчины. В Португалии уже в XIII и XIV веках, когда еще шла Реконкиста, распространились так называемые "Livros de Linhagens"; это были книги, в которых мелкая знать перечисляла свои многочисленные родословные и рассказывала о своих военных подвигах и храбрых поступках, чтобы последующие поколения и будущие монархи не забыли их. Документы этого типа особенно интересны, поскольку они напоминают нам о том, насколько судьба различных дворянских родов зависела не только от стратегий государств и монархов, но и от интеллектуальных и политических инструментов, разработанных самими дворянами - как меньшими, так и большими - для оценки своего положения и защиты своих прав и привилегий.
Для описания подъема и падения всех этих различных форм дворянства потребовалось бы много томов, и эта задача выходит далеко за рамки данной книги и в любом случае превышает мою компетенцию. Вместо этого я поставил перед собой более скромную цель: добавить некоторые дополнительные детали к британскому и шведскому случаям, которые хорошо задокументированы и особенно важны для остальной части нашего исследования.
Великобритания и тернарно-проприетарный градуализм
Случай Соединенного Королевства, безусловно, представляет большой интерес, отчасти потому, что британская монархия возглавляла первую глобальную колониальную и промышленную империю с девятнадцатого до середины двадцатого века, а отчасти потому, что он в некотором смысле противоположен французскому случаю. Если французская траектория была отмечена цезурой Французской революции и многочисленными последующими разрывами и реставрациями - монархическими, имперскими, авторитарными и республиканскими - на протяжении XIX и XX веков, то британская траектория, похоже, была одной из строго постепенных перемен.
Тем не менее, было бы ошибкой считать, что только благодаря небольшим штрихам социальная и политическая организация Соединенного Королевства перешла от трифункциональной схемы сначала к проприетарной логике, а затем к логике лейборизма и неопроприетарства. Моменты разрыва имели решающее значение; их стоит подчеркнуть, поскольку они еще раз иллюстрируют множественность возможных траекторий и точек переключения, а также важность кризисов и последовательности событий в истории инегалитарных режимов. Особенно следует выделить два момента: во-первых, центральную роль, которую сыграла борьба за прогрессивное налогообложение в падении Палаты лордов, особенно в роковой кризис 1909-1911 годов; и во-вторых, важность
