Лучшие застольные песни - Людмила Безусенко

Постой, паровоз!

Летит паровоз по долинам, по взгорьям,Летит он неведомо куда.Мальчонка назвал себя жуликом и вором,И жизнь его — вечная игра.

Постой, паровоз, не стучите, колеса,Кондуктор, нажми на тормоза.Я к маменьке родной с последним приветомХочу показаться на глаза.

Не жди меня, мама, хорошего сына,Твой сын не такой, как был вчера.Меня засосала опасная трясина,И жизнь моя — вечная игра.

А если посадят меня за решетку,В тюрьме я решетку пробью.И пусть луна светит своим продажным светом,А я все равно убегу.

А если заметит тюремная стража,Тогда я, мальчишечка, пропал.Тревога и выстрел — и вниз головоюПод стену тюремную упал.

Я буду лежать на тюремной кровати,Я буду лежать и умирать.И вы не придете, любезная мамаша,Меня перед смертью целовать.

Летит паровоз по долинам, по взгорьям,Летит он неведомо куда.Я к маменьке родной, больной и голодной,Спешу показаться на глаза.

Постой, паровоз, не стучите, колеса,Есть время заглянуть судьбе в глаза.Еще ведь не поздно сделать остановку.Кондуктор, нажми на тормоза.[81]

По тундре, по железной дороге

Это было весною, зеленеющим маем,Когда тундра надела свой зеленый наряд.Мы бежали с тобою, замочив вертухая,Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.

Мы теперь на свободе, о которой мечтали,О которой так много в лагерях говорят.Перед нами раскрыты необъятные дали.Как теперь тебе спится, пистолета заряд?

Припев:По тундре, по железной дороге,Где мчится поезд «Воркута — Ленинград»,Мы бежали с тобою, опасаясь погони,Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.

Лебединые стаи нам навстречу летели,Нам на юг, им на север — всем по домам.Эта тундра без края, эти редкие ели,Этот день бесконечный и вдали лагеря.

Встретит мама сыночка, зарыдает родная,Зарыдает родная — сын вернулся домой:Это Клим Ворошилов и братишка БуденныйДаровали свободу, и их любит народ.

Припев.

Дождь нам капал на лица, им — на дула наганов.Вохра нас окружила. «Руки вверх», — говорят.Но они просчитались: окруженье пробито.Кто на смерть смотрит прямо — пули брать не хотят.

Мы бежали, два друга, опасаясь тревоги,Опасаясь погони и криков солдат.Мы бежали, как волки, опасаясь погони.Когда тундра надела свой зеленый наряд.

Припев.

Ветер хлещет по лицам, свищет в дуле нагана,Лай овчарок все ближе, автоматы слышны.Я тебя не увижу, моя родная мама,Вохра нас окружила. «Руки вверх!» — и концы.

В черном северном небе ворон каркая кружит:Не бывать нам на воле — жизнь прожита зазря.Мать-старушка узнает и тихонько заплачет:У всех дети, как дети, а ее — в лагерях.

Припев.

Я сижу в уголочке и гляжу в потолочек:Пред законом виновен, а пред Богом я чист.Предо мной, как икона, вся запретная зона,А на вышке с винтовкой озверелый чекист.

Поздно ночью затихнет наш барак после шмона,Мирно спит подуставший доходяга-марксист.Предо мной, как икона, запретная зонаИ на вышке все тот же ненавистный чекист.

Припев.

Рано утром проснешься — на поверку построят,Вызывают: Васильев! И выходишь вперед.Это Клим Ворошилов и братишка БуденныйДаровали свободу — их так любит народ.

Это было весною, зеленеющим маем,Когда тундра проснулась, развернулась ковром.Мы бежали с тобою, замочив вертухая,Чтобы нас не настигнул пистолета заряд.

На Колыме, где тундра и тайга кругом

На Колыме, где тундра и тайга кругом,Среди замерзших елей и болотТебя я встретил с твоей подругою,Сидевших у костра вдвоем.

Шел крупный снег и падал на ресницы вам;Вы северным сияньем увлеклись.Я подошел к вам и руку подал,Вы встрепенулись, поднялись.

И я заметил блеск твоих прекрасных глаз,И руку подал, предложив дружить.Дала ты слово быть моею,Навеки верность сохранить.

В любви и ласках время незаметно шло;Пришла весна, и кончился твой срок.Я провожал тебя тогда на пристань —Мелькнул твой беленький платок.

С твоим отъездом началась болезнь моя,Ночами я не спал и все страдал.Я проклинаю тот день разлуки,Когда на пристани стоял.

А годы шли, тоской себя замучил я.Я встречи ждал с тобой, любовь моя!По актировке, врачей путевке,Я покидаю лагеря.

И вот я покидаю свой суровый край,А поезд все быстрее мчит на юг.И всю дорогу молю я Бога:Приди встречать меня, мой друг!

Огни Ростова поезд захватил в пути;Вагон к перрону тихо подходил.Тебя больную, совсем седую,Наш сын к вагону подводил.

Так здравствуй, поседевшая любовь моя!Пусть кружится и падает снежок.На берег Дона, на ветку клена,На твой заплаканный платок.

Этап на север. Срока огромные…

Этап на север. Срока огромные,Кого ни спросишь — у всех «указ»…Взгляни, взгляни в глаза мои суровые,Взгляни, быть может, в последний раз.

А завтра я покину Пресню,Уйду этапом на Воркуту,И под конвоем своей работой тяжкою,Быть может, смерть свою найду.

Друзья укроют мой труп бушлатиком,На холм высокий меня снесут,И похоронят душу мою жиганскую,А сами тихо запоют:

«Этап на север. Срока огромные,Кого ни спросишь — у всех „указ“…Взгляни, взгляни в глаза мои суровые,Взгляни, быть может, в последний раз…»

Не знаю я, когда тебе, любимая,О том напишет товарищ мой,Не плачь, не плачь, подруга моя милая!Я не вернусь уже домой.

А ты, сидя у подоконника,Платком батистовым слезу утрешь.Не плачь, не плачь, любимая, хорошая,Ты друга жизни еще найдешь.

А дети малые, судьбой оплаканы,Той же дорогой пойдут искать меня;Не страшны им срока огромные,Не страшны им и лагеря.

Этап на север. Срока огромные,Кого ни спросишь — у всех «указ»…Взгляни, взгляни в глаза мои суровые,Взгляни, быть может, в последний раз.[82]

С одесского кичмана

С одесского кичманаБежали два уркана,Бежали два уркана да с конвоя.На Сонькиной малине они остановились,Они остановились отдохнуть.

Один — герой гражданский,Махновец партизанский,Добраться невредимым не успел.Он весь в бинтах одетый и водкой подогретый.И песенку такую он запел:

«Товарищ, товарищ, болят-таки мои раны,Болят-таки мои раны в глубине.Одна вот заживает,Вторая нарывает,А третья — засела в глубине.

Товарищ, товарищ, зарой ты мое тело,Зарой ты мое тело в земле.Покрой ты мне могилу,Улыбку на уста мне,Улыбку на уста мне сволоки.

Товарищ малохольный, скажи моей ты маме,Что сын ее погиб на войне —С винтовкою в рукеИ с шашкою — в другой,И с песней на веселой на губе».

С одесского кичманаБежали два уркана,Бежали два уркана да с конвоя.На Сонькиной малине они остановились,Они остановились отдохнуть.

Помню, помню, помню я…

Помню, помню, помню я,Как меня мать любила.И не раз, и не дваОна мне так говорила:

«Не ходи на тот конец,Не водись с ворами!Рыжих не воруй колец —Скуют кандалами!

Сбреют длинный волос твой,Аж до самой шеи!Поведет тебя конвойПо матушке Рассее!

Будут все тогда смеяться,Над тобою хохотать,Сердце — кровью обливаться,И на нарах будешь спать!

Выдадут тебе халат,Сумку с сухарями,И зальешься ты тогдаГорючими слезами».

Я не крал, не воровал,Я любил свободу!Слишком много правды знал —И сказал народу:

«Не забуду мать роднуюИ отца-духарика.Целый день по нем тоскую,Не дождусь сухарика».

А дождешься передачки —За три дня ее сжуешь,Слюну проглотив, заплачешьИ по новой запоешь:

«Помню, помню, помню я,Как меня мать любила.И не раз, и не дваОна мне так говорила:

„Не ходи на тот конец,Не водись с ворами!Рыжих не воруй колец —Скуют кандалами!“»

Не забуду мать роднуюИ Серегу-пахана!Целый день по нем тоскую —Предо мной стоит стена!

Эту стенку мне не скушать,Сквозь нее не убежать.Надо было мать мне слушатьИ с ворами не гулять!

Помню, помню, помню я,Как меня мать любила.И не раз, и не дваОна мне так говорила…[83]

Поворую…