Грань - Джеффри Дивер

Там же, в Остине, я подружился с другим любителем ориентирования — агентом Управления по борьбе с наркотиками. Он был настоящим следопытом — то есть умел отслеживать передвижения людей по оставленным им приметам, в основном нелегальных иммигрантов и транспортировщиков наркоты. Меня заинтересовал его опыт. Следопыты не проводят чемпионатов как таковых, но офицеры пограничной службы и УБН проводят регулярные совместные тренировки. На одну из них мой приятель пригласил меня.

Чтение следов потом представлялось мне чем-то вроде огромной настольной игры, происходившей на открытом пространстве, в которой ты сам уподоблялся одной из фигур на доске. Я стал настоящим энтузиастом этого дела, и когда не было возможности соревноваться в ориентировании с другими, устраивал себе самостоятельную проверку навыков, выслеживая зверей или туристов, хотя они, конечно же, не подозревали, что кто-то тайком идет за ними. Я даже немного подрабатывал в УБН. По выходным, когда они устраивали свою очередную тренировку, мне поручалось изображать «мула» с грузом наркотиков и пытаться обмануть следопытов из управления. И в этом я добился немалых успехов: овладев всеми их приемами, я умел так же хорошо заметать следы, как и «читать» их.

Потом эти навыки не раз пригодились мне в работе «пастуха».

Их же я использовал и сейчас, внимательнейшим образом всматриваясь в почву и растительность в поисках отметин, оставленных Лавингом. Порой они были едва различимы. Упавшая на землю ветка, перевернутая вниз выгоревшей на солнце поверхностью, камень или олений помет не на своем месте, груда листьев там, где ей быть не положено.

Один из постулатов науки следопытов состоит в том, что сам характер местности на 90 процентов определяет направление движения преследуемого. Как правило, достаточно найти наиболее легкий из возможных маршрутов, чтобы с уверенностью предполагать, что именно им продвигается ваша цель. Но с Генри Лавингом все обстояло иначе. Этот человек мог избрать наименее прямой и очевидный путь, тот, что показался бы вам совершенно нелогичным и более трудным.

Но и его стратегию я понял, обнаружив, что он периодически останавливается и оглядывается по сторонам, явно опасаясь преследователей.

«Рациональная иррациональность»…

И теперь, разобравшись в стремлении Лавинга следовать более трудным путем по возвышенным местам, чтобы вовремя обнаружить противника и вступить с ним в бой, я сам начал двигаться гораздо быстрее, поскольку он не мог предполагать, что кто-то будет в точности повторять его маршрут сквозь густую чащу. Лавинг продирался сквозь заросли форситии, сплетения кудзу и плюща, кусты ежевики и других растений, названий которых я никогда не знал.

Порой я останавливался и вслушивался. Собаки реагируют сначала на запах, потом на звук и в последнюю очередь пускают в ход зрение. Люди устроены иначе, но слух тоже можно считать их вторым по значению органом чувств. Слушать нужно всегда и очень чутко. Убегающая от вас добыча шумит, как издает шум и тот, кто собирается вас атаковать (кстати, люди имеют тенденцию издавать самые громкие звуки именно в решающие моменты в отличие от представителей животного мира). Поначалу вам может показаться, что трески и шуршания доносятся до вас отовсюду. Но не нужно слишком много времени, чтобы научиться распознавать эхо, оценивать дистанции и определять в большей или меньшей степени точности, откуда именно исходит звук.

Уже через несколько секунд после очередной остановки я различил легкое похрустывание впереди себя. Быть может, это ветки терлись друг о друга под усилившимся ветром, или это был олень, или же человек, намеревавшийся похитить шестнадцатилетнюю девочку.

Затем примерно в ста метрах от себя, там, где плескалась о берег вода, я увидел дом Картера. Внимательно пригляделся. Никакого движения, кроме покачивания веток деревьев под напором ветра.

Подошел чуть ближе.

Остановился и всмотрелся еще раз.

Но только уже находясь метрах в тридцати от дома, я заметил Лавинга.

Да, это определенно был «дознаватель». Мне удалось мельком разглядеть его лицо. На нем была та же — или очень похожая — одежда, что и накануне, когда мы встретились в устроенной для него ловушке. Оружия при нем я не видел, потому что обе руки он сейчас использовал, чтобы раздвигать кусты и отводить в стороны ветки как можно бесшумнее. Я надеялся теперь застать его врасплох на дорожке к крыльцу, где он будет не так осторожен, как в самом доме. Он знает, что внутри может подстерегать опасность. Ведь ему, безусловно, известно, что Билл Картер — бывший полицейский, а значит, наверняка вооружен.

Вот теперь Лавинг достал свой пистолет и аккуратно передернул затвор, проверяя готовность оружия к стрельбе.

Я тоже извлек «глок» из кобуры и двинулся вслед.

При этом невольно подумалось: что сказал бы Уэстерфилд или кто угодно другой, наблюдая за этой сценой? Разве моя основная задача не состояла в том, чтобы как можно скорее увезти отсюда своих клиентов, которые прятались метрах в трехстах от дома?

Так какого же лешего я вместо этого продолжал охоту на преступника?

«Существуют гуртовые овчарки, сбивающие стадо в одно целое, и есть овчарки, не только охраняющие домашних животных, но и сами готовые напасть на любых хищников, какими бы крупными и многочисленными они ни оказались…»

Прости, Эйб. Я принадлежу ко второй породе. И это сильнее меня.

Дистанция между нами сокращалась, пока я обдумывал свою дальнейшую стратегию. По дороге я связался с Фредди и знал, что его люди спешат сюда, стараясь не привлекать к себе внимания. Полиция округа уже начинает перекрывать дороги. А сам Фредди появится в окрестностях минут через двадцать.

Приходилось признать, что место для схватки один на один было не самое удачное. Хотя я не сомневался в личности преступника, ясной цели перед собой не видел. Лавинг то появлялся на секунду, то снова пропадал среди теней. Выстрелить и промахнуться — такого риска я себе позволить не мог.

И потом — где его напарник?

Я продолжал медленно двигаться дальше. Как только Лавинг проберется в дом, ему потребуется минут десять, чтобы проверить все помещения и убедиться, что его жертва ускользнула, а не притаилась в укромном уголке.

Так я подходил все ближе, по-прежнему не покидая надежного укрытия и почти беззвучно.

Лавинг оказался рядом с гаражом и заглянул туда. Там все еще должен был стоять джип Картера. Затем он нырнул в кусты, разросшиеся между гаражом и домом, потом, сильно пригнувшись, пробежал вдоль невысокой серой стены, соединявшей две эти постройки. От меня ее скрывала довольно густая листва, и я видел только его мелькнувший силуэт. Но тут я замер, ощутив холодок, пробежавший по спине. Если Лавинг продолжит двигаться в том же направлении еще метров пять, ему не миновать участка открытого пространства, где он станет для меня прекрасной, подсвеченной солнцем мишенью.

Я взял пистолет на изготовку и прицелился примерно в то место, где должен был появиться враг. До той точки оставалось метров двадцать пять — не слишком большая дистанция для такого мощного оружия, как мой «глок» сорокового калибра. Ствол, конечно, коротковат, но одна из нескольких выпущенных подряд пуль должна уложить его. Я помнил каждую деталь учебных стрельб. Три выстрела повыше, три — пониже. Шаг в сторону, чтобы вспышка из твоего пистолета не превратила в мишень тебя самого. И снова оружие к бою. При этом не забывай считать, сколько патронов израсходовано.

Лавинг продолжал двигаться. Четыре метра до поляны.

Три, два…

У меня вдруг резко зачастил пульс, ладони покрылись холодным потом.

Вот он, Генри Лавинг. Прямо передо мной. Еще секунда, и он окажется у меня на мушке.

Две мысли мгновенно промелькнули у меня при этом. Первая. Специальное правило указывает: сначала мы должны потребовать, чтобы преступник сдался, если только нам самим или кому-либо еще не угрожает непосредственная смертельная опасность. И это правило распространяется на любого злодея. Даже на вооруженного до зубов. Даже на того, который хочет использовать крики боли шестнадцатилетней девочки, чтобы заставить ее рыдающего отца выдать ему необходимую информацию.

Даже на гада, который пытал и убил такого хорошего парня, как Эйб Фэллоу.

Но моей второй мыслью была такая: три повыше, три пониже, шаг в сторону, пистолет снова на изготовку…

Я сделал из левой ладони упор для правой руки, выровнял ствол, успокоил дыхание.

Всего один шаг из тени, все еще скрывавшей Генри Лавинга, и я не промахнусь.

И вот он шагнул на поляну, но не пошел во весь рост, а залег в траву и пополз, оставаясь для меня по-прежнему почти невидимым.

«Встань! — мысленно приказал я ему. — Встань же, черт тебя побери!» Меня захлестнул гнев, чего со мной еще никогда не происходило. Я все-таки смутно видел в траве темные очертания его тела.