Роза и лев - Элизабет Стюарт

Джоселин желала этого Аделизе. Она искренне хотела бы порадоваться счастью сестры. Но вернуться в комнату, которую она делила с сестрой, Джоселин не могла. Может быть, позже, но только не сейчас.

По правде говоря, Джоселин настолько потеряла голову, что готова была отдать все оставшиеся годы своей жизни за один год, чтобы прожить его в облике Аделизы. Один лишь год побыть красавицей, такой, чтобы все мужчины оборачивались ей вслед, а их сердца замирали. Стать на один год женой Роберта де Ленгли.

Скрестив руки на груди, Джоселин медленно проследовала вдоль крепостной стены, при свете звезд увидела ступени лестницы, и они увлекли ее наверх. В ночь, подобную этой, амбразуры пустовали. Лишь меж несколькими зубцами маячили окоченевшие часовые. Никто не окликнул Джоселин, не спросил пароля. Наверху ветер свирепствовал вовсю, завывал в бойницах, прорывался в пространство между каменными зубцами. Джоселин укрылась за одним из них.

Пусть здесь царят холод и тьма, но зато ей не надо ни от кого прятать охватившее ее отчаяние. Ее страстная натура, постоянно подавляемая, жаждала свободы, и только здесь она ее получала.

— Вам давно следует лежать в теплой постели, мадам.

Тень, еще чернее, чем окружающий мрак, отделилась от стены, как будто ожил камень.

— Очень неразумно бродить в одиночестве в такой поздний час.

Джоселин быстро оправилась от испуга.

— Вам тоже не следует рисковать, милорд де Ленгли. Слишком многих людей в этой крепости обрадует поутру известие, что вас прикончили ночью.

— Конечно, но у меня есть при себе меч и кинжал, и я умею с ними обращаться. А вот как вы можете оправдать совершаемую вами глупость? Что послужило тому причиной?

Джоселин отвернулась. Ее взгляд уперся в темноту, словно в стену. Он был причиной, но как она могла признаться ему в этом.

— У меня нет оправданий. А причина проста — мне не сидится взаперти.

— Так же, как и мне.

Роберт де Ленгли подошел поближе, оперся о каменный зубец и тоже стал вглядываться в темное пространство впереди себя. Он стоял так близко, и ей показалось, что она чувствует исходящее от его руки тепло.

Господи! Если б Роберт уже раз не держал ее в своих объятиях, как легко было бы у нее сейчас на душе. Зачем он дал ей тогда ощутить, хоть на краткий миг, что значит быть желанной? И как глупа она, что опять хочет повторения той же сцены и тех же ощущений.

— Как ваша сестра? Хотя зачем спрашивать. Я и так догадываюсь.

— Ей очень плохо, — искренне ответила Джоселин. — Обручение повергло ее в шок.

— Как и всех нас. — Де Ленгли издал короткий невеселый смешок. — Знайте, мадам, что я поклялся… торжественно поклялся никогда больше не связывать себя узами брака. Предшествующего опыта для меня достаточно.

Джоселин не могла разглядеть выражения его лица, но в голосе его было столько неподдельной горечи, что она удивилась.

— Как же тогда король решился настоять на обручении? — спросила она. — Всем известно, что он с уважением относится к подобным торжественным обетам.

— Освободить от обета очень легко. Его брат — епископ Винчестерский. К концу недели мы получим святое благословение. Сам Господь не поможет человеку, которому Стефан Блуа решил оказать милость.

Джоселин вздрогнула и поморщилась от произнесенного при ней богохульства. Но она не винила де Ленгли, во всем был виноват король. Ведь это он вынудил мужчину нарушить обет, хотя тот стремился сохранить верность умершей любимой женщине. Как же он любил свою жену и как же, наверное, горько ему сейчас! О, Святая Мария, Матерь Божья! Какое счастье быть любимой таким человеком.

— Я сожалею, что с вами так поступили!

— Я тоже сожалею. Сожалею, что меня силой принуждают жениться на невероятно красивой и до неприличия богатой девушке. Правитель Нормандии от имени Стефана, верховный судья, намекнул, что я на самом деле паяц, кукла, которую дергают за ниточки… Вы знаете, о ком я говорю?

Его внезапный вопрос озадачил Джоселин.

— Не имею ни малейшего представления.

— О, какая вы дипломатка!.. Ричард де Люси. Я знаю, что он уже успел вас обаять. Он считает, что я сошел с ума, что мое пребывание в царстве мертвых лишило меня разума. Так думает и мой старый друг Робин Лестер.

Роберт снова рассмеялся, но теперь уже злорадно.

— Может, они и правы. Когда сложат в один мешок все мои обиды, все трупы убитых вашим отцом моих родственников и друзей, а ваша сестрица завяжет его своими нежными пальчиками и утопит где-нибудь поблизости, то, конечно, я смолкну. Кляп будет уже у меня во рту. К тому же земли, лежащие по соседству, достанутся мне как приданое Аделизы. Я буду сам их охранять, лелеять и пестовать, пока я жив. А потом они разделят накопленное за год-два мирной жизни богатство. Меня обрекли на заклание… Им не придется тратить сил и энергии, чтобы уложить меня на жертвенный камень.

Он ухватил Джоселин за плечи, повернул к себе и заговорил, обжигая горячим дыханием ее лицо:

— Как бы она ни была красива и богата, я не хочу иметь жену, которая боится меня. Я бы предпочел вас, мадам! Ведь вы не будете падать мне под ноги в обмороке, лишь только я нахмурю брови.

Де Ленгли ждал от нее ответа.

«Таковы мужчины, — подумала она. — Их желание — закон для женщины, но, подчиняясь безропотно этому закону, женщина унижает себя в глазах мужчины».

— Ведь король, я так понимаю, желал вознаградить вас за страдания и за верную службу. Неизвестно, чем закончатся дела в Нормандии, но у нас в Англии в цене невесты с приданым, а если у девушки есть лишь сундук с застиранным бельем, то ей не на что рассчитывать.

— Мне не нужно приданое, орошенное слезами.

— Вы напугали мою сестру, но не сомневаюсь, что вы сможете очень быстро развеять этот испуг и доказать, что вы способны быть ласковым… Женщине и в мечтах не грезится такой достойный супруг, как вы, милорд де Ленгли.

Она подождала некоторое время, что он ответит. Но он молчал. Как ей еще помочь Аделизе? Джоселин решилась продолжить свою речь.

— Милорд! Аделиза выросла, как нежное растение, в домашнем кругу, где ее все любили. Если вы пообещаете мне, что станете для нее надежным щитом от бурь и бедствий, я буду счастлива. Она немного капризна, не буду скрывать. Но отец и брат всегда угождали ей. Они тому виной, а она — невинное создание. Они ее только портили, но в ней сохранились доброта и чувство справедливости. В наше жестокое время вы получите в жены ангела. Не презирайте ее за слабость и обмороки, милорд. Она встретит храбро лицом к лицу любую опасность и пожертвует собой, если это спасет любимого ею человека. Так заставьте ее полюбить себя. Я молюсь о том, чтобы это случилось. Своей добротой она не раз спасала меня от греха самоубийства, и я ей вечно благодарна.