Танец с граблями - Маргарита Южина

Кира умылась и рухнула в кровать, сил ни на что после бессонной ночи не хватало. Она уткнулась в подушку, зажмурилась и приказала себе спать. Ни о ком не думать! Спать!

Здоровенной тушей на нее вдруг навалился Босс.

– Босс, ну совсем обнаглел! – попыталась отшвырнуть она псину и задохнулась – пса в комнате и вовсе не было, а всей тушей на нее навалился Кауров и жарко шептал в самое лицо:

– Я при других спрашивать не стал, это дело – наше дело, семейное… Так почему же ты меня подозревала, умница моя?

Кира захлопала глазами, еще не веря, что это и в самом деле он – в этом свитере, в джинсах, в носках, валяется сейчас на ее белоснежной постели, и его лицо так близко-близко. Кира поморгала, а потом легко, от всего сердца рассмеялась:

– А я думала, что ты не придешь… плакать собиралась…

– Не вижу! Вот не вижу, что собиралась! Это ты специально сейчас мою бдительность усыпляешь! – он принялся тормошить и плотнее закутывать Киру в одеяло.

– Кауров… Игорь, ну отпусти, мне уже дышать нечем!

– Не отпущу. Ты теперь моя пленница. И станешь меня любить! И не будешь больше прятать меня в эту тесную кладовку, когда к тебе твой бывший приходит! И вообще, больше никакого бывшего не будет! А будет настоящий, я то есть! Учти, сразу предупреждаю – я ревнивый, как мавр!

Кира пошевелилась, потом вспомнила Дарью и решила обидеться.

– Кауров, немедленно слезай с моей постели, я, между прочим, белье почти вручную стираю, у меня нет навороченных машинок, а ты в джинсах, в носках!

– Ой, я понял, сейчас мигом разденусь! – с готовностью вскочил он.

Освободившись от его веса, Кира теперь могла сесть и высказать все свои обиды:

– Вот, Кауров, с тобой всегда так – не знаешь, что у тебя на уме. Ну скажи, почему вы с Дарьей от меня прятались?

– А, так это ты тогда звонила? А я перезвонил Дарье, когда связь оборвалась, а она и не думала меня тревожить в тот день. Я вообще-то смутно догадывался – что это моя дама беспокоится… Я не знаю, что вы там не поделили с Дарьей? Я, в отличие от тебя, к ней стал сразу относиться с большей чуткостью, чем к ее мужу, почему ты только к ней с таким недоверием…

– Я не могу доверять человеку, который пообещал убить мою дочь, пусть даже это было сказано не серьезно или из-за каких-то особых соображений.

– Знаешь, в чем твоя ошибка? Ты слишком доверяешь своим эмоциям. Вот показалось тебе, что Тополевский – убийца, и ошиблась. К Дарье с самого начала возымела неприязнь – и очень многое пропустила. А ведь это она мне сказала про телефонный звонок в Америку. Только уже поздно было, я и сам тогда докопался до многого.

– Сам докопался! А мне почему не говорил?! Я же тебе все рассказывала!

– Кира, ну подумай сама, зачем же я тебя без нужды подставлять буду? И потом, у меня ведь в отношении Рускова тоже были только одни подозрения.

– Подозрения? У него, по-моему, всегда было такое алиби…

– Вот в алиби все и дело. Вот скажи, ты вчера где спала?

– Ну, знаешь!.. Дома я спала!

– А кто это докажет? – хитро сощурился Кауров.

Кира призадумалась.

– Вот видишь, у обычного человека зачастую не бывает алиби. Ну, ходил в магазин, сидел за компьютером, спал, в ванной сидел, полдня в машине по городу болтался, ничего особенного – а подтвердить никто не может. А у Рускова алиби были прямо-таки монументальные! Каждый раз, когда что-то происходило, он тут же оказывался в роли жертвы! И больница… Да его уже неделю назад выписывать собирались, а он сам попросился остаться, да еще и денег заплатил. А Дарья, между прочим, до последнего дня думала, что он в тяжелом состоянии. Кстати, Дарья Ивановна неплохой ход придумала – рассудок якобы у нее помутился, Русков тогда, не скрываясь, по телефону с Америкой разговаривал, Дарья слышала, но тоже – сплошные эмоции, даже предположить не могла, что речь идет о Диме. Потому и сказала об этом звонке не сразу. И еще, самое главное – там, в квартире Суслина, я не мог видеть, кто меня приложил по головушке, но запах почуял: у Рускова на редкость противный одеколон. Мне бывшая супружница всегда такой покупала. Я его потом у Дарьи видел.

– Что же ты, такой умный, Леську не мог уберечь?

– Я же не бог! Не предугадал. И я не понял, что это Русков, на Тополевского думал, потому и присел к нему в ресторане. А тут и вы! Батюшки! Такая красивая, прямо из ванны, волосенками трясет, на танец приглашает – фурия!

Каурову надоело снова вспоминать все тревожные события, он сграбастал Киру в объятия прямо в одеяле, прижал к себе и сурово приказал:

– Все, с убийцами покончено! Пора переключаться на сексуальных маньяков! На меня! И запомни, больше никаких расследований, надо сидеть дома и заботиться о муже!

– Ах, не учите женщин жить! – сморщила нос Кира. Кауров только собирался на нее кинуться, как она тут же снова стала строгой и недосягаемой. – Подождите, уважаемый. У меня еще один вопросик в голове запутался, я уже из-за него спать не могу. Так кто же эта Анечка, к которой ты так неровно дышишь?

Кауров поправил волосы, погрустнел и легонько погладил Киру по голове:

– Я забыл сказать, тебе так идет эта прическа! А Анечка – это жена моего сына. Сережка у меня тоже командир корабля, и каждый раз, когда он задерживается хотя бы на час, Анюта все бросает и бежит ко мне – только я ей могу профессионально объяснить, что авиакатастрофы случаются не в каждый вылет.

Прямо перед Кирой был белый иностранный песок, тут же плескалось теплое море и высились пальмы из натурального дерева – все это было здесь, в двух шагах, на экране телевизора, а сама Кира валялась на диване вместе с Кауровым, и ей так хорошо было с ним вдвоем! Хотя, что говорить, вдвоем им еще как следует и побыть-то не давали. Вчера, например, вечером, залетела Маша и обрадовалась за Киру так бурно, что по батарее стали стучать соседи снизу. Потом принеслись Ольга с Вадиком, и состоялась длинная церемония знакомств. Кауров выдержал ее с честью. Потом позвонила заведующая и лично сообщила, чтобы Кира не выходила с понедельника на работу, потому что детский сад временно прикрывают для переоформления его в коммерческий. Где-то ближе к вечеру раздался звонок.

– Кира, ты обещала, что мы переедем ко мне, у тебя нам никогда не дадут покоя, – ворчал Кауров, глядя, как Кира торопливо идет к двери.

Прямо с порога на шею к ней кинулся Димка.

– Кирсергевна-а-а!! А я лису видел! Настоящую! И зайцев много! У них такие следы-ы! Вы бы ни за что не распутали! А еще мы ходили охотиться на куропаток! Ни одной не поймали! Дед Сеня сказал, что от меня по тайге шуму много!

Даша стояла рядом, тихо улыбалась и никак не могла выпустить Димкину ладошку из своей руки. Кира не знала, что ей говорить, поэтому отчего-то прятала глаза.

– А давайте я вас чаем напою! – придумала она, чтобы немного прийти в себя.

Она убежала на кухню, включила чайник и посмотрела в окно.

– Кирочка, вы простите меня. Я такая дура, – услышала она, как сзади подошла Даша и по-детски уткнулась ей в спину.

А сейчас они с Кауровым валялись вдвоем на диване, и Игорь болтал на ухо Кире всякие глупости. Архипу, который в последнее время перетерпел бурное нашествие гостей, хотелось, вероятно, покоя и определенности. Он взлетел на спинку дивана и прицепился к Каурову:

– Говорри: Киррочка, ты лучше всех… всех… Киррочка… ты лучше… говорри!

– Да иди ты, мерзкий птиц! – отмахивался тот. – Я сам знаю, что говорить!

Потом в голове у попугая что-то переклинило, потому что он вдруг рявкнул голосом Маши:

– Слушшшшай, а ты… умеешшь цыплят делать? Горемыкина просила!

Кира и Кауров взглянули друг на друга и расхохотались – до слез…