Опоздавшие на поезд в Антарктиду - Наталья Труш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это не Ольга придумала. Это она от одной женщины услышала как-то в провонявшем туалетом накопителе. Женщина грустным тихим голосом разговаривала со случайными собеседницами, а они кивали согласно: «Да-да, будто в церковь сходишь…»
Двери глухие лязгнули, за ними – решетчатые, и первая партия – человек десять – вошла в тесный коридор. Слева ячейки, как в магазине, – для вещей. Справа – помещение для контролеров. За стеклом, забранным решеткой, неулыбчивые сотрудники этого не очень веселого заведения. Здесь, как и в накопителе, крошечное окошечко – только паспорт влезает в такое да мобильный телефон.
– Васькова!
Ольга вздрогнула от своей фамилии, прозвучавшей так громко. И хоть в стенах этого здания она слышала свою фамилию много раз, привыкнуть к этому не могла и, как всегда, покраснела, будто ее поймали за чем-то запретным и неудобным.
Она быстро протянула в окошечко паспорт и выключенный мобильник и взяла взамен жетончик с номером «13». Никаких суеверий по отношению к этому числу у Ольги не было. Тем более сейчас и тут. Если бы ей не разрешили свидание с Ильей, то до «шлюза» она бы не дошла, завернули бы раньше. А сейчас уже и захочешь уйти, так не получится – таковы правила.
– Проходим! – поторопила всех контролер. Та самая, с мощным бюстом, на который косились мужики. Она нажала на красную кнопку, и открылись двери в следующий коридор. А как только все прошли и железом лязгнуло за последним посетителем, так открылся выход из накопителя. Вот такая система «шлюзов»: пока одни двери не закроются надежно, другие не открываются.
Потом они шли узким полутемным проходом и, наконец, попали в помещение для свиданий. В центре его – стеклянный «аквариум», вдоль стен которого – столы по обе стороны. Снаружи – для тех, кто пришел с воли, изнутри – для обитателей колонии. На столах – телефоны. Места пронумерованы и разделены прозрачными перегородками. Такие кабинки, похожие на уличные таксофоны, только без дверцы за спиной и без крыши над головой.
Ольга нашла свою кабинку под номером «13», села на стул, придирчиво осмотрела свое отражение в стеклянной перегородке. Все было хорошо, но она не могла трезво оценить себя – волновалась! Руки на столе слегка подрагивали, и она спрятала их под стол. В голове у нее крутились заготовленные фразы, которые Ольга пыталась выстроить. Вроде бы они столько друг другу уже рассказали в письмах и даже по телефону разговаривали не раз, а ее вдруг затруси́ло. Без повода, можно сказать. И в письмах, и по телефону Илья Покровский ей нравился. Открытостью подкупил.
Не выкручивался, не изображал из себя жертву. Хотя если судить по тому, какое решение по его жалобе принял Страсбургский суд, то он как раз жертва и есть в какой-то мере.
В «аквариуме», с той стороны, где была стена, распахнулась дверь, и будто волна поднялась – все колыхнулось, поплыло. Мужчины, в черных робах, чистых, будто только что из магазина, молодые и не очень, с лицами серыми, коротко стриженные. Сколько их за три года перевидала Ольга! Когда первый раз увидела Рассола за стеклом, чуть не расплакалась, и ему ее настроение передалось. Глаза блеснули. И, подняв трубку телефона, он принялся уговаривать ее не переживать за него. Потом, когда она привыкла к мысли, что на ближайшее время у Лехи будет такая жизнь, она спокойно приходила на свидания. Но сердце все равно сжималось от жалости к этим людям с серыми лицами.
Издалека они все казались абсолютно одинаковыми, но те, кто находился по эту сторону «аквариумного» стекла, мгновенно выхватывали в серой толпе одинаковых людей родные лица. А Ольга терпеливо ждала. У нее был жетончик с номером «13», и Покровскому уже сказали, что его место у телефона под таким же номером. Здесь все просто. На чужое место не сядешь и мимо своего не пройдешь.
Входившие в помещение для свиданий быстро определялись. И чем меньше становилась толпа у двери, тем больше Ольга нервничала.
Покровского не было.
Она уже хотела встать и бежать отсюда, как дверь открылась, и в «аквариум» запустили еще одного обитателя исправительного заведения. Опоздавшего. Он сразу увидел пустующее место у телефона и решительно направился к нему. И эти пятнадцать метров, что разделяли их, показались ей расстоянием до луны, а время, за которое он преодолел его, – вечностью. Пока он шел, она успела вспомнить всю его долгую историю с мельчайшими подробностями, а разглядеть так и не успела, потому что боялась увидеть серое лицо.
– Ну, здравствуй! – услышала Ольга в трубке. Она не заметила, как подняла ее.
– Добрый день! – Ей с трудом дались эти два слова. А ведь уже разговаривали по телефону не раз! Но там был разговор другой, а тут – глаза в глаза. Трудно это.
– Опоздал немножко… – сказал Илья и запустил руку куда-то за пазуху.
Ольга следила внимательно за ним, а движение, когда он вытащил руку на волю, пропустила. И вдруг за стеклянной перегородкой увидела цветы. Он протягивал ей крошечный букетик первых весенних пушистиков, которые в начале мая, а то и в теплом апреле вылезают по канавам и пригоркам. Костяшки пальцев стукнулись в стекло. Ни потрогать, ни понюхать…
– Вот. Других нет тут сейчас. Знаешь, как они называются?
– Знаю. Мать-и-мачеха. – Ольга улыбнулась: у нее по-детски получилось «мачь-и-мачеха». Она старательно переговорила: – Мать-и-мачеха! Все время спотыкаюсь на этом названии!
И лед тронулся.
– А я их очень люблю! С детства. Всегда собирала весной и в баночку маленькую ставила на окно.
– У нас на Севере они иногда чуть не из-под снегу вылезают! Им срок приходит расти, и они лезут, даже если еще холодно. А в конце мая растут подснежники. Это у нас их так называют. На самом деле это сон-трава – сиреневые колокольчики на серых ножках. Они мохнатые, будто в пуху. Видела такие?
– Нет!
– Сердцевина у них желтая, как шарик из шелковых ниток внутри. Они вслед за солнцем поворачиваются. Иногда идешь по лесу, по сухой после зимы траве, и ничего не видишь – они сливаются с травой. А обернешься – стоят! Сиренево-голубые, на серых мохнатых ножках, на солнышко смотрят…
* * *…И когда он вот так ходил по лесу, по сухой траве?! Не вспомнить. Не до прогулок было. А потом далеко слишком жил от архангельских лесов. Далеко и давно. А все как вчера. Он даже помнил, как пахнут эти северные подснежники, которые правильно называются сон-травою, как будто все эти годы он проспал, и ничего не забылось, даже такая мелочь. Водой пахнут, рекой и сыростью…
– …М-да. – Илья встряхнулся, возвращаясь к разговору.
Время пролетело быстро, за болтовней про весну, про цветы. Ни о чем значимом не говорили. Да и что значимое, а что нет?! У каждого свои ценности. Главное, что увидела Ольга под конец свидания, – это лицо. Оно у Ильи было совсем не серое. Так же как когда-то у Рассола. Вот у всех – серые, а у этих – нет! И факт этот ее очень обрадовал. Глаза у него были голубые, но не киношной синевы, а какой-то северной прозрачности.
