Охотники на лунных птиц - Пэтси Адам-Смит

Поэтому, когда Лес объявил, что устраивает нам «настоящий шикарный ужин», мы были изумлены. Человек, Стрелявший По Туалетам и Алек пошли спать, приняв его слова за шутку. Пит отправился на берег продолжать свои амурные дела. В этот вечер он так и сыпал изречениями вроде «Молния не бьет в одно и то же место дважды». «Кто знает о грядущей беде, знает, как ее избежать». А одно изречение — «Робость мешает успеху» — просто покорило нас.

Лес отвез его на берег на моторке, а сам отправился объезжать рыбачьи суда, чтобы собрать всех рыбаков.

Мы с Томом читали на камбузе, когда они вдруг перемахнули через борт и заполнили все пространство. Они были в своих рыбачьих робах, у многих на головах шапки, и у каждого в заскорузлых руках по большой кружке и по бутылке.

Моя первая мысль была о чисто вымытых полах. Но прикрывать их чем-либо было уже поздно; не понимаю, откуда в море берется грязь, но ни одна квартира не требует столько уборки, сколько самое маленькое суденышко.

Я допустила одну неловкость, предложив на ужин морских раков. Однако после небольшого замешательства (рыбакам иногда по три раза на дню приходится питаться раками в течение многих недель) пир продолжался. Джек Баск добродушно вытащил одного рака, разделал его и начал жевать, чтобы замять неловкость. Наверное, это был единственный случай, когда пили пиво и с презрением отвергали раков.

В остальном вечер прошел превосходно. Рыбаки рассказывали забавнее случаи о себе и своих судах. Валлаби декламировал. Пит был в приподнятом настроении и в красочных деталях рассказал о своем вчерашнем похождении. Он старательно подчеркивал, что «разбудил в ней зверя» за то, что она заставила его полчаса ждать в Булл Хэд Скрабе. Том забрался на ящик из-под хлеба и запел: «Вы все бывали в море, я знаю — это так». После этих слов он решил украсить выступление танцем, подпрыгнул на одной ноге, ударился головой о балку и молча шлепнулся за борт.

Рыбаков развезли по судам, и, когда Пит возвращался на лодке мимо «Газели», шкипер крикнул ему, что они забыли у нас свои кружки. Они подплыли к борту «Шиэруотера», и Пит позвал Честного Тома, тот собрал кружки и попытался передать их, стоя на корме.

— Нагнись пониже — попросил Пит. Честный Том наклонился и вместе с кружками свалился на Леса, они оба шлепнулись на дно лодки. Том упал на спину, но, поскольку он свалился на беднягу Леса, ему, наверное, было гораздо лучше, чем капитану.

В одной из хижин на берегу светился огонек, а поскольку на судне не было часов (капитан считал, что, раз работа начинается на рассвете и кончается на закате, часы вроде бы ни к чему), мы решили, что там, видимо, уже готовятся к началу рабочего дня.

— Не все ли равно, который сейчас час, — заявил Честный Том, наслаждаясь самым, по его словам, беззаботным вечером. — Гулянье продолжается.

Они шумно раздавали кружки, потом отправились в «круиз» по заливу, стремглав обходя стоящие на якоре корабли и горланя что есть сил.

Я почти заснула, когда они вернулись, однако расслышала, как Честный Том сказал, что это был самый лучший вечер в его жизни.

— И хорошо, что завтра будет штормить, можно будет отоспаться, — сказал он.

— Это уж точно.

На море можно быть уверенным лишь в том, что ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным.

К семи часам утра мы проходили через отмели Ванситтарт, где нас выворачивало наизнанку и все чувствовали себя беспомощными, как дети. Я увидела на берегу костер, но мужчины не обратили на него внимания. Огонь горел прямо перед домом. Я спустилась с койки и открыла дверь камбуза, чтобы к утру улетучился запах сигарет.

— На берегу костер тревоги, — крикнула я Лесу.

— Не говори глупости. — Его голос звучал решительно.

Честный Том пробормотал что-то спросонок, потом повернулся, его койка заскрипела.

— Пэт, не надоедай, будь умницей.

— Но там горит костер.

— Жгут отбросы, — сказал Пит. — Замолкни и иди в свою каюту.

Я вернулась к себе и проспала целый час. Неожиданно меня разбудил Лес.

— Приготовь мою койку для ребенка, — крикнул он.

— Что?

Я выползла на палубу.

— У ребенка менингит.

— Кто сказал?

— Мать сказала.

Словам Мэй Джексон можно верить. Я приготовила койку. На самодельных носилках из двух веток мелалеуки, покрытых мешками, они внесли ребенка, маленькую девочку, и прямо на носилках положили на койку Леса.

Мать села рядом, а отец пристроился на корточках на полу. В предрассветном сумраке, просачивающемся в узкое окошко иллюминатора, мне показалось, что на губах ребенка остатки пищи.

— Вы кормили девочку? — спросила я.

— Нет, — ответила мать. — Уже несколько часов это выходит из нее.

Наклонившись над ребенком, я разглядела, что на стиснутых губах показалась пена. Стоило мне стереть ее влажной губкой, как она снова появлялась, сливаясь с потом, стекающим с ее головки. У девочки было светлое личико и каштановые волосы. Она лежала не двигаясь. Только раз она приоткрыла глаза. Пульс был настолько слабый, что мне долго не удавалось его нащупать.

Мать плакала.

— Она умрет, — говорила она. — Я дала ей чашку чаю, но она не может пить. Пэт, она умрет?

— Нет, — сказала я, хотя думала иначе.

Путешествие было тяжелым. Вскоре мать обессилела. Ее рвало. Потом она свернулась калачиком на койке и закрыла глаза. Морская болезнь — тяжелая штука, мгновенно забываешь обо всем на свете, кроме своих собственных страданий. Мне не раз доводилось наблюдать подобное. Отец сидел возле девочки и все время вытирал ее лицо и приговаривал:

— Моя маленькая, моя маленькая девочка.

В каюте было душно, и, кроме того, от ребенка исходил какой-то непонятный запах. Я вышла на палубу, на свежий воздух.

О том, что мы везем ребенка, рыбаки передали по радио, и когда «Шиэруотер» пришвартовался у пирса Леди Баррон, нас уже ждали полиция и врач. Девочку тотчас увезли. Как мы потом узнали, ее отправили самолетом в Лонсестон.

В течение нескольких недель мы не получали о них никаких вестей. Мы уже готовились отплыть из Лонсестона. Вдруг на пристани появилось такси. Из него вышли нарядно одетая женщина и мужчина в голубом костюме. Они махали нам руками. С ними была девочка. Она выглядела бодрой и здоровенькой, ее чистые волосы блестели, а на макушке был повязан большой голубой бант.

Как-то, когда я музицировала на пианино в доме своих друзей, мне сообщили, что Билл и Тэд погибли, а «Роберт Джон» затонул. Смотритель маяка у входа в залив Порт-Филипп, близ Мельбурна, видел мачту и часть корабля, затонувшего недалеко от берега. В тот день море так бушевало, что ни один корабль не вышел из гавани.