Раздвоение - Ярослав Кузьминов

105

того, чтобы обернуть вокруг туловища руки, вплотную сомкнутые на ремне, требовалась

такая растяжка плечевого пояса, которой не было ни у других казахских пастухов, ни у

мастера каратэ с видеокассеты, ни у Петра Николаевича.

История про две страшные болезни и чудесное исцеление получила ход у Петра

Николаевича только в самом конце девяностых, и он демонстрирует все признаки

глубокой веры в ее правдивость. Это дает основания полагать, что пришло время

радикальной психотерапии для самого патентованного психолога».

Дочитав письмо, Петр Николаевич был в панике. Впервые ему пришло в голову,

что лучше попытаться замириться с сектой. Другим вариантом была жалоба в милицию,

но пока с ним ничего не сделали, чтобы было основание для жалобы. Петр Николаевич

решил сначала добраться до дома. Если там будут следы взлома или кражи, он пожалуется

в милицию, что секта систематически запугивает его.

Он еле дождался полудня следующего дня, когда его выписывали. Ночью он не мог

спать, и каждый шорох в коридоре заставлял его думать, что это наемный убийца секты

подкрадывается с бритвой в руке. Утром он снова и снова перечитывал письмо,

недоумевая, откуда секта могла достать такую подробную биографию. Ведь он не вел

дневников!

Когда, он, наконец, был свободен и спустился в камеру хранения получить ключи,

теплую одежду и пачку денег в желтой обертке, у него почти не было сил радоваться

сохранности сбережений.

По пути домой он постоянно оглядывался. То здесь, то там, среди толпы, ему

мерещились два лица. Впрочем, если они и существовали, то были неуловимы. У подъезда

Петр Николаевич задумался над тем, насколько хорошей будет идея возвращаться домой.

Не ждут ли его там? С другой стороны, подумал он, если бы их задачей было поймать его,

они бы не приносили ему письмо и не устраивали спектакли с Сергеем, Еленой и

Дмитрием.

Он поднялся, вставил ключ в замочную скважину, попробовал повернуть, но у него

не получилось. Он подергал ручку двери, дверь открылась. Она не была заперта.

Следы взлома бросались в глаза. Их не просто не пытались скрыть, их выставили

напоказ. Вешалка была опрокинута, и от панели управления видеозаписью в большую

комнату тянулись провода. Поверх разбросанной по полу верхней одежды было

взгромождено кресло из большой комнаты, заваленное обрывками картона. Напротив

него, прислоненный к стене, стоял на двух ножках стул. На полу прихожей было

разбросано битое стекло. Пол покрывали кровяные разводы. На кухне битого стекла были

груды, горы. Ножки стола были полностью утоплены в бое. Там и здесь из кучи торчали

уцелевшие бутылки. Внешний вид их был знаком — из-под текилы, как те, которые

приносил Дмитрий, агент секты. Телефон на стене был разбит вдребезги.

Повинуясь порыву страха, Петр Николаевич скользнул внутрь и запер дверь. Он

испугался, что на него нападут со спины, с лестничной площадки, пока он разглядывает

квартиру, наполовину просунувшись внутрь. Запершись, он испугался, что его могут

поджидать в квартире. Логика отключилась, он уже не думал о том, что, устраивай его

враги засаду, они бы не стали громить квартиру. Он схватил с пола горлышко от бутылки

и молча обошел все комнаты, заглянув за двери, за шторы, на балкон. Он бы еще заглянул

под кровать и в шкаф, если бы те не были разгромлены, кажется, колуном, и не лежали бы

грудой щепы и ярких лоскутьев ткани посередине спальни, увенчанные разбитым

монитором.

В большой комнате Петр Николаевич снова обратил внимание на провода,

тянущиеся из прихожей. Один шел в разъем видеовхода телевизора, другой в разъем

видеомагнитофона. На панели в нижней части телевизора мигала красная лампочка.

Телевизор не был выключен, находился в режиме ожидания. Пульт лежал сверху. Петр

Николаевич взял пульт и нажал включение. На мгновение пронеслась мысль, что это

106

хитроумная бомба. Впрочем, страх оказался напрасным. Экран загорелся знакомой

надписью: «Ожидание. Нажмите кнопку «плэй» на вашем видеомагнитофоне». Он нажал

«плэй», и на экране появилась черно-белая картинка.

Петр Николаевич не сразу понял, что перед ним. Потом он узнал собственную

прихожую. В таком ракурсе прихожую снимала видеокамера над входной дверью. Агенты

секты умело повозились с аппаратурой в его отсутствие. Телевизор показывал сделанную

на пленку запись.

Вешалка уже была опрокинута, и провода от панели тянулись в большую комнату.

Но кресла и стула в прихожей не было, битого стекла тоже, и телефон был цел. Открылась

входная дверь, и появились двое в шапках-ушанках, у одного в руках был топор, у другого

лом. Первым делом они уничтожили телефон. Следом они втащили в прихожую мешки,

раскатали по полу пустые бутылки и стали бить. Один из них подошел к панели

управления, нагнулся над ней. Скорость просмотра ускорилась. Двое, комично дергая

руками и ногами, втащили еще несколько мешков. Они скрывались с ними на кухне и

возвращаясь с пустыми руками. Потом они бросили инструмент, сняли обувь, закатали

штаны и стали ходить по прихожей и коридору из стороны в сторону, ни разу не

скрывшись за границей обзора. Их голые белые ступни быстро почернели, следом стал

чернеть пол. Петр Николаевич понял природу крови в прихожей. Челноченье

продолжалось. Двое следовали один за другим, гуськом, двигались на цыпочках, вытянув

шеи, пригнув головы и выставив перед собой по-кенгуриному согнутые руки.

Впечатление создавалось ненормальное, жуткое. Пошли помехи, потом картинка

появилась снова. Те же двое были одеты теперь в костюмы, у одного костюм разошелся

по шву на спине. Они корячились, пытаясь протиснуть кресло из большой комнаты в

прихожую. Когда у них получилось, они взгромоздили его на кучу одежды. Один

плюхнулся в кресло, другой исчез из поля зрения, вернулся со стулом и сел напротив.

Сидевший в кресле зажмурил глаза и, натянув на лицо улыбку-оскал, повернулся к

камере. Сидевший на стуле стал щелкать пальцами. Через несколько минут он встал,

подошел к панели управления камерой. По экрану пошли полосы, вновь включился

ускоренный режим. Долго двое сидели в прихожей, временами меняясь местами, и один

из них постоянно щелкал пальцами, а другой, зажмурившись, улыбался-скалился, манерно

позируя перед камерой. Пошел белый шум, потом снова появилась картинка прихожей, на

этот раз очень близкая текущему ее состоянию. Двое вышли из большой комнаты с

картонными коробками «Комус». Поставив их на кресло, они разорвали картон и стали

доставать, один за другим, прямоугольные брикеты. Петр Николаевич узнал

архитектурный пластилин. Двое стали комкать пластилин с удивительной легкостью, как

будто он был нагрет. Один из них подошел к панели управления, и съемка опять

ускорилась. Двое убегали и прибегали с новыми коробками пластилина, потрошили их,

мяли брикеты и слепляли в единый ком. Наконец, ком стал в высоту по шею одному из

них, тому, что пониже ростом. Тот специально подошел и померил, приложив пальцы к

горлу. После этого двое очистили небольшой кусочек пола от стекла и одежды, погрузили

пальцы по самые костяшки в ком и вырвали по куску. Куски эти они разместили на

расчищенном полу, в полуметре друг от друга. Один снова подошел к панели управления,

и промотка стала такой быстрой, что тела двоих превратились в неясные, полупрозрачные

силуэты, размазанные по всей прихожей. Сквозь эти неясные тени было видно, как

вырастает фигура человека в натуральную величину, ее черты становятся все четче,

появляется сходство с ним, Петром Николаевичем, сходство нарастает и достигает

абсолюта. Пластилиновая фигура осталась стоять посреди прихожей, а двое

переместились в большую комнату, предварительно замедлив видеосъемку. Они встали в

глубине комнаты, на границе обзора камеры, упали на колени и принялись отбивать

поклоны, обратившись лицом в направлении пластилиновой статуи. Картинка исчезла на

несколько секунд, а когда появилась снова, Петр Николаевич хотел закричать и броситься

бежать, но голосовые связки и ноги больше не слушались его, как и шея, как и все

107

остальное тело. Он вынужден был стоять, смотреть на экран и видеть самого себя, робко