Это злая разумная опухоль - Питер Уоттс

После чего Коллинз вклинивается и спрашивает: «Для чего же в наших сердцах эта „пустота в форме Бога“, как не для заполнения?»

С чего бы начать. (Если не с того, что, судя по всему, внутри Фрэнсиса Коллинза присутствует некая пустота, но локализована она не в грудной клетке.)

Начнем с общего замечания. Похоже, что взгляд Коллинза на естественный отбор – это прискорбно невежественная карикатура, в которой каждый организм всегда ведет себя оптимально, дабы улучшить собственную приспособленность, а каждый случай, когда это не срабатывает, представляет собой ошибку в теории эволюции, вопиющую о Божественном вмешательстве. Чего он, судя по всему, не понимает (или, возможно, надеется, что не понимаете вы) – это того, что в основе естественного отбора лежит разнообразие. Организмы отличаются друг от друга; некоторые из них добиваются большего; проигравшие оставляют меньше потомства. Природа, иными словами, под завязку полна созданиями, не распространяющими эгоистично собственные гены, а помогающими другим в ущерб себе. Сородичи назвали бы таких неудачливыми конкурентами. Паразиты назвали бы их носителями. Хищники назвали бы их едой. А епархия зовет их паствой.

Возможно, вы считаете это дешевой претензией; пусть добыча и не успешна в распространении своих генов, но не потому, что не пытается. А я возражу: то же самое можно сказать обо всех тех замечательных людях, которые поворачиваются другой щекой, ожидая, что им воздастся за это сторицей в Царстве Небесном. В любом случае этого вашего Коллинза надо бы научить основам – и не только биологии, но и элементарной логики. Утверждать, будто неэгоистичные поступки противоречат теории эволюции – то же самое, что утверждать, будто минет противоречит роли оргазма в размножении.

Но ладно: он говорит об осознанном и добровольном жертвовании собственными интересами во благо других. Вот что он называет присущим исключительно человеку. Только это не так. Сочувствие неродным особям, приложение усилий для помощи другим (даже представителям чужого вида) были задокументированы у не являющихся людьми приматов и китообразных. Концепции честной игры и справедливости также, похоже, не являются исключительно человеческими. Вопреки заверениям Коллинза, у социобиологов не возникает проблем с тем, чтобы соотнести подобные действия с эволюционными процессами; на самом деле лежащая в основе эмпатии нейрохимия – это довольно простой механизм сплочения общества. И, как бы рьяно Коллинз ни провозглашал Оскара Шиндлера и мать Терезу образцами самоотверженного служения общему благу, он всего лишь тенденциозно выбирает из облака данных одно-два удобных ему исключения из правил.[106] Читатели этого малоизвестного новостного бложика могут помнить, что облако данных существует, и измеримо статистически, и показывает, что люди склонны к рискованному героизму или актам альтруистической щедрости главным образом тогда, когда это повышает их шансы на перепихон. (И не утруждайте себя указаниями на то, что у мамочки Терезы шансы на это были практически нулевые, – мы все знаем, что подсознательные схемы работают одинаково вне зависимости от мотивационных накладок. К тому же она ждала совершенно иного вознаграждения, точно так же, как Шиндлер, скорее всего, боялся какого-то воздаяния.) Также вы можете помнить, что этот самый «Нравственный закон», какой уж есть, непостоянен и порой глубоко ошибочен, что подлинные альтруисты – те, кто без сомнений пожертвует двумя своими детьми ради спасения четырех чужих, например, – страдают специфической и конкретной формой поражения мозга.[107] По-настоящему моральные люди – те, у кого повреждена вентромедиальная префронтальная кора; а это, насколько я слышал, не «универсальный» аспект человеческой природы.

И это мы еще не коснулись жертвенного поведения тех, кого просто-напросто обвели вокруг пальца ради достижения чьих-то чужих целей. Сколько христиан пошло бы в крестовые походы, сколько джихадистов привязало бы к животу бомбы, сколько миссионеров рискнуло бы заболеть и погибнуть в дебрях Африки, если бы они на самом деле верили, что в конце их ожидают вечные муки? (Вот это был бы альтруизм.) Неужели Коллинз действительно так слеп к устройству собственной религии, что не может увидеть разницу между истинной самоотверженностью и паразитической манипуляцией эгоистичными мотивами?

Что приводит нас к еще одному, поразительно очевидному, недостатку аргументации Коллинза: вездесущности «Нравственного закона». Его утверждение, что у всех нас одинаковые стандарты добра и зла, станет, я подозреваю, новостью для всех тех культур, которые на протяжении истории держали (и держат) рабов, калечили гениталии своих женщин, считали (и считают) иные расы, верования и поведение в лучшем случае явлениями, которых следует избегать, а в худшем – такими, которые нужно безвозвратно уничтожать. Непрекращающиеся геноциды двадцатого и двадцать первого веков красноречиво свидетельствуют о том, насколько вездесущ Нравственный закон Коллинза, и, хотя Коллинз оставляет себе пространство для маневра (Нравственный закон есть в каждом, только, видите ли, некоторые решают его игнорировать), он не приводит никаких доказательств того, что это чувство различения добра и зла на самом деле универсально, за исключением вот этого двойного удара: а) он сам это чувствует, и все его друзья тоже, и б) так ему сказал К. С. Льюис. (На самом деле, при чтении «Доказательства Бога» создается ощущение, что Фрэнсис Коллинз назначил себя Официальной земной марионеткой К. С. Льюиса.)

При всех его речах о любви к ближнему и альтруизме, Коллинз, возможно, самый глубоко зацикленный на себе человек, которого я читал. Вероятность того, что все остальные могут думать не совсем так, как он, похоже, находится за пределами его понимания.

Поиски Бога? Я довольно интроспективный чувак, и могу сказать с высокой степенью уверенности, что меня ничто подобное изнутри не гложет. Я понимаю, что для многих это не так – но еще я понимаю, что наши мозги настроены видеть закономерности там, где их нет, и приписывать умысел даже совершенно нейтральным явлениям. От «теории сознания», которая позволяет нам понимать состояние сородичей и других существ, с которыми мы сталкиваемся день за днем, до подобных аберраций всего один маленький шаг. Потому-то облака и могут казаться нам гневными или доброжелательными; и кому не хотелось швырнуть кирпичом в этот блядский ноутбук с его блядским Синим экраном смерти, который всегда злодейски рушит систему, когда до дедлайна осталось шесть часов, а ты забыл сохраниться?

Нанесите на холст природы в равном соотношении невежество, распознавание образов и приписывание намерений: ангелы и демоны, словно выкидыши бизнес-школы Спирс, прорастут за каждым камнем (точно так же, как они явились Коллинзу в его замерзшем водопаде). Однако Коллинз даже не признает, что подобная нервная проводка существует, не говоря уже о том, чтобы размышлять о ее потенциальном влиянии на человеческие суеверия. Ни разу не упоминает о работах Персингера