Ловец снов - Вера Лейман

– Да, я так считаю. Вы со мной не согласны?

– А как же технологический прорыв? Строительство дорог, больниц, заводов? – он расслабленно откинулся на спинку стула и с преувеличенным вниманием разглядывал свои руки. – К концу сороковых на территории Кореи насчитывалось более семи тысяч предприятий.

«Вот гад! – вскипела Сан. – Чего он добивается?» Кровь бросилась ей в лицо, но она сжала зубы, стараясь, чтобы ее ярость никак не выражалась внешне.

– Профессор Квон, вы хотите превратить мою лекцию в дискуссию? – ровно спросила она, но одному богу известно, чего ей стоило это показное спокойствие.

– Мне кажется, студентам было бы полезно узнать разные точки зрения, не находите? – не меняя позы, сказал он и поднял на Сан колючий взгляд. – Все же мне хотелось бы услышать ответ на свой вопрос.

– Я отвечу вопросом: разве корейцы просили об этом? – угрожающе тихо сказала она, вцепившись пальцами в деревянный край кафедры. Руки дрожали от негодования, и она не хотела, чтобы студенты видели, как ее выводит из себя этот нахальный профессор. – Хотели, чтобы чужаки пришли на их родину, разрушили дворцы, уничтожили историческую память, вытравили родной язык, заставили молиться чужим богам, насиловали женщин, убивали мирных жителей под видом благих намерений? Не слишком ли велика цена за технологический прогресс, о котором никто не просил?

В аудитории повисла напряженная тишина. Кровь стучала в висках, Сан испепеляла Доёна ненавидящим взглядом, желая размазать его по стенке. Воспоминания об этих событиях до сих пор болезненной пульсацией отдавались в сердце, которое даже спустя столько лет не забыло, что пришлось вынести ее стране и ей самой.

Сан тогда пережила самые черные времена за все свои триста лет. Многих женщин, которых насильно уводили в дома для утешений японских солдат, она знала лично. Это были ее подруги, знакомые, соседи. Служанка, пятнадцатилетняя девочка, которая работала вместе с ней на постоялом дворе, так и не вернулась оттуда. И один бог знает, какой мучительной смертью она умерла. Немногие женщины, которым удалось выбраться, были изувечены физически, но что еще важнее – морально. Одной из них была Ким Сугён, у которой Сан снимала комнату. Ее муж не принял «поруганную» жену, и в тот же день она повесилась на столетней вишне во дворе собственного дома. Никому не нужная, использованная, словно вещь, которая сослужила свою службу и теперь оказалась бесполезной. Но все эти несчастные женщины были людьми! Никто не вернет их жизни. О каком прогрессе может идти речь?!

Перед глазами стоял огромный котлован на месте разрушенного Кёнбоккуна, где потом оккупанты установили свои постройки. Память одно за другим подбрасывала страшные воспоминания об убитых людях, которые не смирились с оккупацией и боролись за свободу. Сердце клокотало от негодования и гнева.

– Ваш вопрос – оскорбление памяти всех пострадавших от японского правительства, – Сан слышала, как дрожит ее голос, и понимала, что должна сдержаться, но это было выше ее сил. Выше ее понимания справедливости и человечности. – Не для того гибли тысячи людей, чтобы жалкие потомки цинично рассуждали о технологическом прогрессе в обмен на их жизни!

Повисла пауза, студенты затихли, и в наступившей тишине Сан слышала только бешеный пульс своего сердца.

– Все это так, но… вы ведь окончили Сеульский университет, госпожа Ким? – Доён остался равнодушен к ее эмоциональной речи. Он переплел пальцы и подался вперед, холодно глядя на Сан. – И вы наверняка знаете, что построили его японцы, правда, тогда он назывался Кейдзё. Нельзя отрицать тот факт, что без влияния Японии Корея не стала бы такой развитой страной, какой мы знаем ее сейчас.

Сан уже взяла дыхание, чтобы разразиться очередной тирадой, но неожиданно в их диалог вмешался Джисон.

– Они хотели с корнем вырвать наш народ с исконно корейской земли, – глухо сказал он, уставившись на деревянный стол перед собой. – Я не знаю, какой была бы Корея без вмешательства Японии, зато она бы точно сохранила тысячи жизней невинных людей. Железные дороги, университеты и больницы не вернут бесчисленное множество уничтоженных семей. Как по мне, важнее этого ничего не может быть.

Он поднял на Сан тяжелый взгляд, в котором она увидела ту же боль, которая сейчас бушевала в ее собственном сердце, разбуженная этими страшными воспоминаниями. Она грустно улыбнулась ему, от всей души благодарная за то, что он встал на ее сторону.

– Да, с этим сложно поспорить, – Доён примирительно поднял руки, будто бы признавая поражение, и ухмыльнулся.

– Историки могут оценивать это как угодно, – решила поставить точку в этом разговоре Сан. Она немного успокоилась и взяла себя в руки. – Однако самым важным является то, как сами корейцы воспринимают тот период истории. Судя по опросу «Кореан Таймс», восемьдесят процентов населения негативно относится к японской оккупации. Национальная память очень долгая и крайне болезненная, и похоже, что для наших с вами соотечественников это до сих пор незаживающая рана.

После занятия Сан в холодной ярости вбивала каблуки в ламинат, направляясь на кафедру. Какие бы чувства она ни испытывала к Квон Доёну, но сейчас хотела растерзать его на куски. Этот человек не только испортил ее лекцию, но и оказался абсолютно бездушным и хладнокровным придурком!

Распахнув дверь кабинета, она прошагала к их общему столу и бухнула на него распечатанные материалы так, что одна из коллег испуганно подскочила на стуле.

– Простите, – неохотно кивнула ей Сан и плюхнулась на кресло подлеца Доёна, испепеляя взглядом дверь. Если он сейчас здесь появится, она за себя не отвечает!

Долго ждать не пришлось, и вскоре Квон возник на пороге с абсолютно безмятежным видом. Он подошел к Сан, взирая на нее сверху вниз, и невинно поднял брови.

– И что это было? – выдавила она, скрестив руки на груди и даже не думая уступать ему его собственное место. – Решил отомстить за то, что профессор Пак отдал этот факультатив мне?

– Отдал? – рассмеялся Доён, и Сан невольно отметила, какой приятный у него смех – низкий, грудной. – По-моему, ты вынудила его это сделать! Уж каким способом, я не знаю, но наверняка не просто похлопав ресничками.

– Извините, коллеги, не могли бы вы говорить тише, я готовлюсь к занятию, – недовольно одернула их сидящая рядом преподавательница, имени которой Сан не запомнила.

– Простите, госпожа Пак, – слегка поклонился Доён и пригласил сердитую Сан выйти из кабинета.

Они поднялись по лестнице на крышу и вышли на жгучее солнце. Наверху был разбит небольшой сад с уютными лавочками, одну из которых занял Доён, похлопав по сидению рядом с собой.

– Спасибо, я постою, –