Клубная культура - Фил Джексон

Клубы позволяют тебе чувствовать единение с другими людьми, прославлять его и уважать его. Однако это единение подкрепляется индивидуальностью

Опыт клаббинга постоянно совершенствуется, пока символическая направленность не сменяется эмпирическими критериями. Вечеринка становится важнее знаков, а мои информанты все больше и больше самовыражаются, сохраняя все меньше и меньше привязанности к символическим кодам. В некоторых исключительных случаях это ведет к появлению клубной сцены, где никто не похож ни на кого другого, поэтому выделение определенного стиля становится совершенно невозможным. Подобные вечеринки нацелены на выражение индивидуальности, что в любом случае доставляет людям удовольствие. Единственное, чего от тебя ждут, — это что ты постараешься поддержать вечеринку. То, как ты будешь самовыражаться, — твое личное дело, правила поведения в более широком общественном пространстве здесь не действуют. Такие вечеринки создают пространство, где люди могут оставаться собой среди толпы, всегда на это рассчитывать, исследуя свое «я» и примеривая на себя его новые варианты, основанные на иных способах представления. Вопрос «Кто я?» перестает быть экзистенциальной проблемой, превращаясь в социаль-ный экс-перимент, основанный на творческих практиках, поднимающих онтологическое или скрытое «я» на поверх-ность тела, где оно имеет возможность раскрыться.

Эти опыты кумулятивны, они накапливаются внутри тела по мере того, как человек осваивается в клубе; насколько будет использована данная возможность, зависит только от самих клабберов. Для некоторых пространство изменений, предлагаемое клубами, достаточно силь-но отличается от обыденной жизни, чтобы удовлетворить их желания. Для других пространство изменений становится отправной точкой для разрушения ограничений повседневного мира, позволяющей им не только испытать чувство свободы, но и развить и исследовать свойства свободного эго, расширив таким образом чувственные и экспрессивные качества личности. Формирование личности превращается в безостановочный творческий процесс, направленный на создание индивидуальной и социальной аутентичности. Создаваемые личности скорее неустойчивы, чем постоянны, так как они основаны на практиках, а не на знаках. Они как таковые опираются на опыт и эмоциональное и чувственное повество- вание, остающиеся в памяти тела. Они откладываются в теле, в его системе эмоциональной памяти, его социальной реальности и практиках. Личность постепенно формируется снизу вверх, а не наоборот, и самые излюбленные повествования пропитывают сущность человека и вырабатывают систему телесных и умственных знаний, определяющую положение человека в мире.

Отношения клаббинга, капитализма и сферы потребления интересны по нескольким причинам. Клубы — это, безусловно, место потребления, но интрига в том, что там потребляется, так как клабберы взамен потраченных денег выносят из клуба только свой опыт, память, истории и отходняк. Тавтологическая реальность, стоя-щая за этим «потреблением опыта» (Б. Малбон, 1999), заключается в том, что сами клабберы создают свой опыт, они зажигают, формируют атмосферу, но должны отдавать за это бешеные деньги. Большая стоимость входа в клуб ни в коем случае не гарантирует, что вы хорошо проведете время, в сущности, она только увеличивает шансы на то, что вы покинете клуб с чувством, что вас ограбили, так как вы слишком много хотели от клуба и слишком мало от себя.

С. Торнтон (1995) подчеркивает, что клаббинг существует внутри системы символического капитализма, в рам- ках которой люди пытаются выделиться и создать свой «субкультурный капитал». Однако для моих информантов это не было самой важной функцией клаббинга. Растущая роль «потребления опыта» в современном потреблении, которое, помимо клаббинга, включает такие виды деятельности, как спорт, употребление наркотиков, проституцию и азартные игры, смещает акцент со знаков на опыт.

Современный капитализм завладел сферой знаков, сделав ее своим домом. Ж. Бодрийяр утверждает, что современный капитализм — это семиотика, породившая избыток знаков, обеспечивающий основные метки, оповещающие о социальных различиях и идентифицирующие группы. Предполагается, что мы должны верить, будто товары, которые мы покупаем, выделяют нас как личностей, что они имеют социальную значимость; торговля теперь неразрывно связана с понятием образа жизни. Компании хотят, чтобы мы идентифицировали себя с определенными товарами и прониклись их важностью, но это пространство знаков по своей сути недол-говечно в изменчивом мире моды [Baudrillard J. 1998].

Культура создает системы символов в виде тотемов, социальной иерархии, ритуалов, системы полов и религий. Однако эти структуры черпают свое могущество из скрытой силы габитуса, которая дает им непререкаемый статус, проникающий в тело на эмоциональном уровне. Знаки, создаваемые товарами потребления, формируют только временные и мимолетные предпочтения, делающие их эфемерными кодификациями социального пространства. В какой-то момент вы довольны, а в следующий уже нет, и эта изменчивость препятствует появлению чувства стабильности и постоянства. Я говорю о пропасти между телом и знаком, о растущем чувстве дезориентации, являющемся следствием ускоряющейся дезинтеграции мира знаков, признаваемой в том числе теоретиками постмодернизма Ж.-Ф. Лиотаром (1984) и Ж. Бодрийяром (1998).

Однако процесс «потребления опыта» создает альтернативу, противостоящую текущей и последующей дез-интеграции мира знаков через практику. Тело, а не мир знаков становится главной площадкой индивидуальной и групповой аутентичности, так как люди пытаются вписать в плоть чувственно-социальное повествование. Вместо того чтобы определять себя через знаки, они определяют себя через действия, мгновения, воспоминания, истории и переживания, составляющие действительную практику существования в мире на телесном уровне. Они по меньшей мере частично отказались от потребления в пользу производства — маленькая вещичка от Versace уступила место преданности опыту, полученному во время ношения этой вещички. «Потребление опыта» — это вс шире распространяющаяся особенность мира потребления, поскольку опыт приобретения символического капитала недостаточно силен и полезен, чтобы позволить человеку создать осмысленное воплощение собственной культуры.

Шоппинг создал в современном мире аналог пастбища: люди бродят по пастбищу как быки, тратя деньги на все, что видят, а не на то, что им действительно нужно. Мой информант утверждает:

Нас в первую очередь учат жить жизнью собаки Павлова, нас учат потреблять. Мы слишком часто звоним в колокольчик, и вещи сами приходят к нам без малейшего усилия или желания с нашей стороны, но настоящие удовольствия даются нелегко и заставляют нас попотеть, нужно постараться, чтобы заслужить их — простое потребление не несет полного удовлетворения

С ростом наличного годового дохода шоппинг превратился из аналога охоты, когда люди откладывали деньги на особенные вещи, при покупке которых испытывали настоящее удовлетворение, в аналог собирательства, когда люди просто хватали все, что видели. (Хотя еще живы охотники за выгодными приобретениями, которые при покупке чувствуют, что отыграли пару очков у мира потребления.) Потребление становится скучным, в нем нет настоящего кайфа, удовольствие от него быст-ро ослабевает, и сами потребители постепенно начинают сомневаться в этой сфере. (Однако его кончина наступит еще очень, очень нескоро, так как усталость от потребления сама по себе является роскошью, появившейся в результате пресыщения.)

Потребители опыта обычно не стараются окружить себя символическими атрибутами капитала, хотя потребление опыта не может полностью оставаться вне этого пространства, окутывающего всю современную культуру. Эти люди хотят жить страстной и увлекательной жизнью, они хотят окунуться в мир ярких опытов, общественных и чувственных групп, которые отражают и выполняют их желания. Они хотят чувствовать мир и посредством этого чувства создать тело, которое будет знать, что живет. Представьте себе на минуту мифический момент смерти, когда вся жизнь проносится у вас перед глазами. Потребители опыта хотят, чтобы этот флешбэк был наполнен опытом, а не объектами, людьми или другими вещами, потому что современный символический мир потребления не может гарантировать, что последнее мгновение перед твоей смертью будет наполнено кайфом, а не логотипом Ikea.

Этот вид потребления только сейчас становится широко распространенной возможностью, так как само тело теперь свободно от ограничений габитуса, изолировавшего чувственную сферу. Появление наркотиков, путешествий, экстремального спорта и т. д. стало предвестником появления новых способностей тела и новых форм опыта, которые изменили наше восприятие удовольствия. Именно социальная сторона клаббинга выделяется из всей этой области, так как люди покупают определенный вид общественного взаимодействия, определенный вид общения с окружающими, который позволяет им доставлять друг другу удовольствие и наслаждаться компанией друг друга. В виду разобщенности большинства сообществ новое пространство подготавливает основу для социальных переживаний, временно выходящих за рамки урбанистической среды. Входя в клуб, клабберы платят не только за занимаемое пространство и звуковую систему — их целью является самостоятельное создание атмосферы. Бесплатные вечеринки были исключительным случаем и не смогли выжить. Как пишет Р. Ванегейм: