Она (Новая японская проза) - Каору Такамура

На щеках у Маюми выступили красные пятна.

— Молчишь? Но ведь какой-то повод должен быть. Может, твоего отца перевели?.. — Она подумала, что новенькая, наверное, из провинции. Запнулась и договорила: —…или дом построили поблизости? — вспомнила, что, когда училась во втором классе, новички появлялись именно по этой причине.

Рина тряхнула головой и тихо сказала;

— Мы переехали… в новую квартиру…

— Почему переехали? Говори! Не увиливай! — выкрикнул из-за Рининой спины Томоэ.

— Я не хотела там…

— Чего не хотела? Почему ты в нашей школе оказалась? А в прежней… что ты там натворила?

Ноздри Рины щекотал аромат пудры, смешавшийся с запахом пота Маюми. Она не станет им ничего объяснять, они ее все равно домой не отпустят.

— Так… — прошептала она и наклонила голову.

— Какие-то неприятности, да? Стащила деньги? Целовалась с мальчишками, и вас учитель застукал? — взвизгнула Томоэ.

— Целовалась? Небось взасос? А ты, часом, не ведьма? Эй! Слушайте все! Ясуда Рина набрасывается на мужчин и зацеловывает их! — заорала Хинако, приложив к губам руки рупором.

С криком «Ты же маньячка! Ты ненормальная!» Тинами вдруг задрала Рине юбку. Маюми ощутила, как ненависть — что-то красное и с когтями — к этой новенькой, которая впала в ступор и не собирается плакать, постепенно начинает доставлять ей удовольствие. Каждый вечер, уже почти засыпая, перед тем как окончательно провалиться в сон, снедаемая печалью одиночества и леденящим страхом смерти, она вот так же внезапно чувствовала наслаждение, поднимавшееся откуда-то снизу, от ляжек и бедер. Сейчас ее словно опалил жар Рининого тела, затопила радость — это и был один из ее приливов.

— В нашей группе запрет на поцелуи! Ка-те-го-ри-чес-ки! Вот мы и против твоего перехода, мы и остальные тоже. Поняла? И мальчишки против тебя. Обещай не ходить в нашу школу! — Маюми ощутила, как наливается силой, и сделала глубокий вдох: — Дома так и скажи — в школу больше ни за что не пойду! Тебе же самой неохота. Вот в пятом классе одна наотрез отказалась в школу ходить. Или переведись куда-нибудь еще. А про нас помалкивай! Ну, чего молчишь?! Отвечай!

Рина смотрела в глаза Маюми и думала, что говорить с ней бесполезно. Ей уже приходилось глядеть в такие глаза. В какой бы школе она ни оказалась, всегда будет одно и то же. Только непонятно, почему они все так именно на нее смотрят, на нее одну?

Всякий раз по утрам она просыпалась с мыслью: как не хочется идти в школу. Но одно дело — не хотеть, совсем другое — взять и сказать: «Не пойду». Конечно, если принять твердое решение, дальше все будет просто. Разве нет? Ведь это как от еды отказаться: не ешь, и все. У нее должно получиться. «Я обязана перестать посещать школу, обязана». Она твердила эти слова, будто заклинание, она собиралась с силами и чувствовала, как утихают боль и страдание.

Рина кивнула и пошла прочь.

Пораженные столь быстрым согласием и не зная, что им теперь делать, девочки молча смотрели ей вслед. Она шла, будто собралась навсегда исчезнуть из этого мира, шла, как уходят в далекое никуда.

— А ведь она обязательно донесет, — задумчиво произнесла Тинами. Маюми вскинулась и побежала, остальные за ней. В их головах билось одно слово — «донесет!». Маюми ухватила Рину за плечо и резко дернула. «Ненавижу доносчиков… сколько можно издеваться надо мной…».

— Собралась к учителю бежать?! Зачем? Доносить?!

Продолжая дергать Рину за плечо, она одновременно подталкивала ее к стене спортзала. С лица Рины исчезло всякое выражение.

— Эй, что вы делаете? — заинтересовались Коити и Тацуя, продолжая гонять в футбол.

— Она хочет на нас учителю донести, — сообщила Каори.

— Кто вам сказал?

Каори не знала, что ответить. И тут Маюми резко толкнула Рину. У той голова мотнулась из стороны в сторону. Выкрикнув «драться нельзя!», Тацуя ударил по мячу, мяч с силой стукнулся в стену и отскочил. Почти одновременно в стену врезалась голова Рины. Потом странно расслабилась спина, и девочка стала медленно оседать.

Разом отлетели куда-то и стихли голоса на школьном дворе. Коити подошел поближе. Рина лежала, раскинув ноги, кровь из раны на голове стекала по шее и капала на землю.

— Голова разбита! — вскрикнул Коити.

— Что же делать? — Томоэ готова была разреветься.

— Срочно в больницу! Надо учителю сказать! Я сбегаю! Только помните — я ни при чем! — И Тацуя помчался к зданию школы.

Маюми ловила ртом воздух, следя за кровавым узором, который стремительно покрывал белое платье Рины. Мелькнула мысль, что и сегодня все вы шло как-то не так — она опять проиграла.

— Учитель Танака, прошу вас уточнить, наличествовал ли в данном случае факт издевательства? — Директор школы, сохраняя на лице выражение привычной мягкости, решил не торопясь во всем разобраться. Впрочем, в его мягкости таилась непреклонная решимость.

— Думаю, нет.

— Понятно. Считаем, что я получил от вас исчерпывающий рапорт: факт издевательства не установлен. Все же, учитель Танака, можете ли вы утверждать, что травма, полученная Ясудой, не связана с фактом издевательства?

Танака слушал до отвращения тусклый голос директора, лицо которого казалось причудливо огромным, а пронзительные глаза без устали моргали.

— Полагаю, именно так. Считаю, никакого издевательства не было. — Другого ответа от него и не ждали.

— Полагаете, значит… Ответ, прямо скажем, не вполне определенный… Впрочем, если вы, учитель Танака, утверждаете, согласимся, что издевательства не было. Успокойте детей, пусть идут по домам. Я суду отправьте в больницу. Нужно будет уговорить ее мать не поднимать шума. Я побуду здесь, дождусь от вас известий, учитель Танака. Пускай и другие учителя не расходятся. Значит, издевательства все-таки не было… Такие успокоительные разъяснения дал нам учитель Танака.

Танака передал указание директора Сугияме, молодому преподавателю из первой группы, и тот повез Рину на машине в больницу. Учеников, не успевших разойтись по домам, собрали в классе. Учитель Танака от страха, что все происшедшее может повлечь за собой грандиозный скандал, чувствовал мелкую Дрожь в коленях. Но ведь и эта Ясуда непростой ребенок. Сказал же завуч о причинах ее перехода к ним в школу — в старой ее подвергали постоянным издевательствам. Сейчас поздно клясть собственное легкомыслие — что говорить, пошел на поводу у завуча, рассыпавшегося в похвалах: мол, вы опытный педагог, вам и карты в руки, вы легче справитесь с ситуацией, чем молодой Сугияма. Вот и согласился на свою голову. Да еще с радостью! Самонадеянно решил, что справится с учениками, не допустит травли и издевательств. Впрочем, отказаться все равно было неудобно. Правда, уже после того, как он с охотой согласился, его насторожил ироничный рассказ завуча о визите Рининой мамы. «Я, — сказала она, — последовала совету директора школы, где раньше училась моя дочь, и согласилась перевести ее к вам. Но если и здесь будут продолжаться издевательства, я этого так не оставлю. Убедительно прошу оградить мою дочь!». Не давали Танаке покоя и слова завуча, сказанные на прощание: «Детские издевательства, случается, и до самоубийства доводят. Тогда, словно мухи на мед, слетаются телевизионщики. Вся надежда на вас, господин Танака!». Он даже голову склонил перед учителем-ветераном.