Атомка - Франк Тилье

— Пока нет. Но я хочу еще порыться в этой истории с пробами льда в Исландии. Должны были остаться какие-то следы, научные отчеты в старых архивах, типа того. Дай мне еще несколько дней.

Энебель поблагодарила Фабриса и вернулась на третий этаж дома 36 по набережной Орфевр. В отведенном им кабинете оказалось пусто. Компьютеры включены, на столах — документы, кажется, что все брошено в разгар работы… Но куда же все подевались-то? А Шарко где? Неужели до сих пор не покончил со своими бумажками в административном отделе?

Она двинулась вдоль коридора и, подойдя к двери кабинета Белланже, услышала его голос, но, стоило ей постучать, за дверью сразу же стало тихо. Начальник их группы открыл ей только несколько секунд спустя.

Лицо у Никола было смертельно бледным. Заглянув через его плечо в комнату, Люси увидела там Робийяра и Леваллуа, сидевших за столом рядом с включенным эпидиаскопом, который отбрасывал на противоположную стену прямоугольник света. Коллеги Люси выглядели так, словно только что пережили глубокий обморок, а Леваллуа шумно вздохнул, проведя по лицу руками.

— Что тут у вас такое происходит? — удивилась Люси. — Сам дьявол вам явился или как?

— Да почти…

Белланже колебался. Он все еще стоял в проеме двери, не пропуская Люси в кабинет, и был похож на космонавта, которого минуту назад вытащили из центрифуги после проведенной там ночи…

— Новости из Шамбери. Этот монах, ну, то есть аббат Франсуа Дассонвиль, действительно причастен к делу.

Люси сжала кулаки:

— Нисколько в этом не сомневалась.

— При обыске в его доме нашли тщательно припрятанную пачку фотографий, ужасных, чудовищных. На них — дети… И я не знаю, стоит ли после вчерашнего происшествия в лесу…

Люси больше не слушала.

Она оттолкнула Белланже и ворвалась в комнату.

35

Гарж-ле-Гонесс[31].

Спальный район. Унылые многоэтажные дома. Велосипеды, горшки с засохшими растениями, пластмассовые Деды Морозы, привязанные к перилам маленьких балкончиков. Шарко влетел в холл чуть менее уродской, чем остальные, башни, в которой, по словам Мадера, жила Глория Новик, бросился, толкнув парнишку, который курил на ступеньках косячок, вверх по лестнице, на пятом этаже, задыхаясь, постучал в дверь и, не дождавшись ответа, нажал локтем на ручку.

Дверь распахнулась.

Он подумал, что дверь не зря открыта, что здесь его ждут, и осторожно, понимая, как легко попасть в ловушку, прошел в прихожую. Без оружия он чувствовал себя мальчишкой, которому отовсюду грозит опасность, хотя, с другой стороны, вся эта цепь загадок, все эти кусочки пазла, которые надо было сложить в картинку, давали понять, что необходимости в оружии нет. Во всяком случае — пока.

Чего от него хотела Глория? Неужели она с самого начала участвовала во всем этом маскараде? Нет, как можно в такое поверить… И как удержаться и не представлять себе другое — ужасное, самое страшное, постоянно всплывающее в сознании.

В квартире-студии вроде бы все было в порядке. Одежда, книги, безделушки… Чувствовалось, что тесно, что не хватает места. В те времена, когда Шарко еще знался с Глорией, она работала кассиршей в супермаркете и пахала как ненормальная, чтобы вылезти из нужды. Храбрая девчонка, но ей никогда не везло в жизни. Лоик Мадер — лишнее тому доказательство.

Шарко ни до чего не дотрагивался, не хотел оставить отпечатки. Сердце у него сжалось, он прошел в спальню. Кровать была застлана, в углу он заметил несколько пар обуви и кое-какую одежку. Так… вот рамка с фотографией… это арестант… Должно быть, Глория по-настоящему влюбилась, если так держится за человека, которому еще пятнадцать лет сидеть за решеткой. И другая фотография — здесь сама хозяйка квартиры на берегу моря, красивая женщина под сорок, в самом расцвете. Женщина, которой удается успешно скрывать годы, проведенные на панели. Вот только этот шрам — от него ей вовек не избавиться…

Комиссар заглянул в ванную и именно там обнаружил один из ключей к тайне.

На зеркале было написано губной помадой: «2° 21′ 45″ E». Вторая часть координат GPS-навигатора. Почерк ровный, четкий. Женский. Чтобы так аккуратно написать, требовалось потратить время.

Шарко записал координаты и вышел из квартиры, где пробыл меньше пяти минут. Не забыл закрыть за собой дверь. Спустился, сел в машину, внес в собственный навигатор новую информацию, дополнив ту, что была найдена на приклеенной к контейнеру для мороженого бумажке. Теперь получилось: «48° 53′ 51″ N; 2° 21′ 45″ E».

Сработало! Навигатор обозначил направление — самая окраина квартала Порт-де-ла-Шапель, Восемнадцатый округ Парижа. Маленькая карта на мониторе показывала, что конечная точка маршрута находится не на шоссе, а поблизости от железной дороги.

Он сорвался с места, повинуясь голосу из навигатора. Внутри его все кипело: этот голос казался ему голосом его противника, и противник играл с ним, манипулировал им! Шарко подумал о внезапно вернувшейся в его мир Глории. Она столько значила когда-то для него и для Сюзанны… Слишком много воспоминаний теснилось в голове, слишком много и чересчур сильно ранящих…

Комиссар ехал с серьезным превышением скорости и полчаса спустя приблизился к месту назначения. Обогнул круглую площадь, и пейзаж изменился. Прямые и оживленные городские улицы уступили место дороге, которая тянулась вдоль бесконечных товарных складов и пакгаузов, вдоль стоянок, принадлежавших транспортным компаниям. Везде — машины, замершие, выстроившиеся гуськом у причалов для погрузки. Бесконечные поля асфальта, пустые проезды, где белый снег основательно исчерчен следами шин. «Рено-21» двигался теперь по промышленной зоне, вот-вот уткнется в тупик. Все. До цели, обозначенной на навигаторе, осталось еще с полкилометра, но на автомобиле туда не подъедешь, надо идти пешком.

Шарко выбрался из машины, надел перчатки, шапку, застегнул наглухо куртку, взял в руки навигатор. Было по-прежнему морозно, ветер выстуживал лицо так, что начинали ныть зубы. Где-то вдалеке визжали электропилы, урчали моторы. Воздух казался наэлектризованным, небо — грязным, оно походило цветом на суглинок.

Комиссар чуть ли не бегом пересек замерзший пустырь и оказался над явно заброшенной веткой железнодорожных путей. Осмотрелся. На горизонте — дома-башни, линии высоковольтных передач, ближе — какие-то полуразрушенные строения… Он вдруг понял, что находится, скорее всего, у Малого пояса — железной дороги, окружавшей Париж и оказавшейся ненужной еще в тридцатые годы[32]. С тех пор здесь хозяйничала снова вступившая в свои права природа.

Шарко перелез через шаткое ограждение, спустился на рельсы, подобрал с земли увесистую железяку и повернул направо — как предписывала линия на экранчике.

Под ногами то и дело скрежещут выступающие из-под смерзшегося снега камни, здесь еще холоднее, чем в других районах, наверное, потому, что уж очень велики эти пустые пространства и ветер гуляет по ним как хочет… Полицейский прошел по длинному туннелю, вход в который почти зарос. Разбитые лампочки, пористые, сочащиеся влагой кирпичи… Темно, мрачно, безжизненно… Снаружи рельсы уходили все дальше между голыми стволами… По обе стороны дороги еще некоторое время тянулась городская застройка, но вот и она окончательно уступила место кустарникам, везде — только кусты, кусты и кусты, сколько видит глаз.

Шарко не терял бдительности, постоянно озирался. Пасут ли его, вот прямо сейчас — пасут? Он пытался разглядеть силуэт, тень на насыпи, следы на снегу — нет, все напрасно. Навигатор показывал, что надо пройти еще двести метров, не меняя направления. Комиссар пригляделся к тому, что ждало его впереди, и сердце его ёкнуло: рядом с железнодорожными путями виднелось единственное строение — изрисованная граффити будка стрелочника.

Он знал, что встреча предстоит именно там, он был так в этом уверен, словно маршрут выжгли каленым железом у него на груди. Он выключил навигатор, засунул прибор в карман, пригнулся и почти побежал, продираясь между кустарниками.

Что ждало его там, впереди? Еще одно послание?

Или…

Комиссар крепче сжал свое случайное оружие.

Подойдя к будке и стараясь не шуметь, он обогнул строение сзади и поднялся по лесенке. Стекла были разбиты, осколки валялись на ступеньках, хрустели у него под ногами. Дышал он со свистом, изо рта вырывались и таяли в морозном воздухе облачка пара. Столица казалась невероятно далеко, хотя она была тут, рядом, вокруг…

Полицейский толкнул ногой дверь — уже высаженную.

Ужас, который ему открылся, был как пощечина.

На полу, привязанная к бетонному столбу, лежала женщина. Синюшное лицо распухло так, что глаза превратились в узкие, едва заметные щелочки, правая скула была разбита, пятна просочившейся сквозь ткань крови на брюках и шерстяном свитере теперь почти уже высохли, расчертив одежду пурпурными полосами.