Атомка - Франк Тилье

— Завтра, ты сказал?

— Угу, завтра. Ты же привык к поездкам и умеешь вытащить главное. Ну так как — по душе тебе моя идея?

— Да я же ничего не знаю! Что там, в этом Нью-Мексико, можно обнаружить такого уж важного?

— Паскаль объяснит. Но овчинка точно стоит выделки.

Шарко подошел к Люси и сказал ей, что едет на набережную Орфевр. Она не посмотрела на него, ничего не ответила — она словно отсутствовала. И не сводила глаз с черного мешка, который укладывали в машину. Когда комиссар прижал ее к себе, он услышал, как об землю ударились два тяжелых предмета. Опустил глаза и увидел, что спутница его жизни выронила из рук башмаки.

Люси стояла на снегу в носках.

32

Белланже не ошибся: Паскаль Робийяр действительно был еще на работе — сидел за своим столом, окруженный бумажными башнями. А посреди всего этого хаоса притулилась его спортивная сумка кричаще-оранжевого цвета, купленная, должно быть, лет десять назад на какой-нибудь распродаже…

Увидев Шарко, лейтенант вскочил и бросился пожимать ему руку:

— Знаешь, ты выбрал не самый подходящий сезон для купания в горных реках!

— Да, но, говорят, кожа улучшается именно от зимнего купания…

Комиссар ответил Паскалю улыбкой на улыбку, хотя мыслями он был далеко.

— Ладно, в любом случае я ужасно рад тебя видеть! — воскликнул Робийяр, снова сел за стол, нацепил на нос круглые очочки и скрылся за бумагами.

Шарко снял куртку и накинул ее на спинку стула, выдвинул ящик, достал две капсулы дафальгана, проглотил, запив водой. Было уже почти семь. Ну и денек… Прослышав о том, что Франк вернулся (хорошие и плохие новости распространяются в уголовке со скоростью лесного пожара), коллеги-офицеры, не успевшие уйти домой, явились посмотреть на комиссара и убедиться, что он в порядке.

Оставшись наконец с Паскалем один на один, Франк попросил его рассказать об открытиях последних дней, и лейтенант немедленно на просьбу откликнулся. Первым делом Робийяр подсунул Шарко ту самую заметку из «Фигаро»: хорошо помнишь?

В Стране Киртов можно прочесть то, чего читать не до́лжно. Мне известно о NMX-9 и пресловутой правой ноге в Краю Лесов. Мне известно о TEX-1 и ARI-2. Мне нравится овес, и я знаю, что в грибных местах свинцовые гробы еще потрескивают.

— А теперь смотри! — Комиссар подошел к компьютеру Робийяра и увидел на его мониторе карту Соединенных Штатов. — Сюда, сюда смотри, Франк. Город Альбукерке, где Валери Дюпре провела не так давно несколько дней, находится в штате Нью-Мексико. С ним граничат еще два: Техас и Аризона. Вот тебе и три аббревиатуры: NMX, TEX и ARI. Так? Правда, я не знаю, что означают эти приставленные к ним через дефис циферки. Может быть, географические координаты каких-то мест внутри этих штатов? Пока не разобрался, но… — Паскаль укрупнил изображение штата Нью-Мексико. — Альбукерке — большой город в ста километрах от Санта-Фе, здесь находится международный аэропорт. А видишь, что тут, на юго-востоке города, на самом краю? База американских Военно-воздушных сил, и называется она — Киртленд!

— В переводе с английского — «Земля Киртов»?

— Неплохо-неплохо, падение в воду не сказалось на твоих мыслительных способностях, с черепушкой все в порядке! — Робийяр улыбнулся. — Если верить сообщению в газете, Дюпре отправилась что-то вынюхивать на этой базе. Пытаюсь сейчас связаться с их пиар-службой, чтобы узнать, побывала там журналистка или нет.

Робийяр все-таки потрясающий мастер своего дела! Не отрывая задницы от стула, способен переместиться в любой конец света и принести оттуда нужную информацию.

— Поехали дальше? «Страна Киртов», где оба слова с прописных, навела меня еще на одно название — «Край Лесов», тоже с прописными. Я подумал: а может, и тут некая игра слов, может, по-английски это звучит как-то иначе? Бинго! — Он ткнул пальцем в карту. — Вот, пожалуйста: «Край Лесов», по-английски — Edgewood, тут «edge», то есть «край», означает «граница», а не «страна»… и, как видишь, посреди пустыни, в сорока километрах от Альбукерке, имеется городишко под названием Эджвуд.

— Ну ты даешь!

— Угу, только, если хочешь знать, на это ушло все воскресенье, да и вся нынешняя ночь. Зато мне удалось раскрыть в зашифрованном послании Валери Дюпре еще кой-какие секретики! У девушки было богатое воображение, она была…

— Не говори о Дюпре в прошедшем времени, ладно? Нам же неизвестно…

— Ну да, ты прав, пока неизвестно… А вот тебе вопрос на засыпку: зачем рентгенологи, когда делают тебе флюорографию, заставляют надеть свинцовый фартук?

Шарко пожал плечами.

— Неужто не знаешь? Сквозь такой фартук не проходят рентгеновские лучи, — сообщил Робийяр. — Рентгеновские лучи — все равно что радиоактивность, а свинец их поглощает. И «свинцовые гробы», которые «еще потрескивают», — это вовсе не дети, страдающие сатурнизмом, как ты предполагал… В свинцовые гробы кладут тела тех, кто умер от больших доз радиации…

Робийяр открыл в Сети одну из своих закладок — на мониторе появилось женское лицо. Шарко вытаращил глаза — надо же, какое совпадение!

— Мария Кюри.

— Слушай, ты сегодня решительно в ударе! Конечно, Мария Кюри. Она умерла от лейкемии: работая с радиоактивными веществами, не принимала никаких мер предосторожности, ну и наполучала высоких доз. К тысяча девятьсот тридцать четвертому году, когда она умерла, стали уже понимать, чем грозит радиоактивность, и относиться к этому серьезно. Тело Марии Кюри положили в свинцовый гроб, чтобы скопившаяся в нем радиация не распространялась. Это был первый свинцовый гроб, использовавшийся с подобной целью. А потом их были тысячи — на русских и украинских кладбищах после Чернобыля в них хоронили тех, кто умер от высоких доз радиации. Должно быть, там, внутри, в этих гробах, все ужас как трещит и еще долго будет трещать: некоторые радиоактивные элементы живут много миллионов, если не миллиардов, лет… Это впечатляет, и, если пораскинуть мозгами, становится понятно, почему в зоне, подвергшейся облучению, люди потом не селятся.

Комиссар молчал. Он думал о снимках, которые показал им Юсьер, вспоминал Иностранца — русского, который принес в аббатство рукопись, пациента на больничной койке, сожранного радиацией до костей, представлял себе огромные кладбища посреди выжженной земли, где все трещит от радиоактивности…

Шарко порылся в принесенных с собой ксерокопиях и показал Робийяру фотографию трех ученых. Тот внимательно всмотрелся в снимок.

— Эйнштейн и Мария Кюри… — сказал он наконец удивленно. — Зачем тебе эта фотка?

Франк коротко рассказал ему обо всех открытиях последних дней. Третьего человека на снимке Паскаль тоже не смог узнать, но он неожиданно ткнул пальцем в Эйнштейна:

— Надо же, как все странно! Я тебе говорю о Ричленде, городе, связанном в прошлом с Лос-Аламосом и проектом «Манхэттен», а ты мне чуть ли не в ответ показываешь фотографию Эйнштейна!

— А что, разве Эйнштейн имел какое-то отношение к проекту «Манхэттен»?

Робийяр снова полез в закладки, кликнул. Шарко подумал, что его коллега, как обычно, влез в тему по уши…

— Эйнштейн, хоть и невольно, оказался инициатором этого проекта. В то время все ученые мира занялись проблемой невероятного выброса энергии при делении атомного ядра некоторых химических элементов, в частности урана и плутония. Эйнштейн, Оппенгеймер, Эрнест Резерфорд, Отто Ган — гении первой половины двадцатого века… Второго августа тысяча девятьсот тридцать девятого года[29] Эйнштейн отправил Рузвельту личное письмо, в котором обращал внимание американского президента на то, что в нацистской Германии работают над очисткой урана-235, возможно с целью использовать его для создания сверхмощного оружия. Даже назвал в этом письме место, где американцы могут разжиться ураном: в Бельгийском Конго.

— Сближаясь с американцами, Эйнштейн хотел оставить с носом немцев?

— Ну да, как и большинство мыслящих людей той эпохи, он сильно тревожился из-за растущего могущества фашистов и безумия Гитлера. Именно получив его письмо, Рузвельт и решил запустить сверхсекретный проект «Манхэттен», целью которого было исследование всех тайн атома и создание атомной бомбы в предельно сжатые сроки. В Лос-Аламосе собрались самые великие ученые мира, в том числе многочисленные европейцы, на проект в этом выросшем посреди пустыни наукограде работали тысячи людей. И далеко не все эти люди знали, что за цель у проекта, над которым они работают. Может, и вообще никто из рядовых не знал… Они изготовляли что приказано, сдавали свою продукцию, делали сборку из деталей неизвестного им назначения… Продолжение знают все: Хиросима и Нагасаки шесть лет спустя.

Шарко провел рукой по лицу, а Робийяр тем временем надел куртку и взял спортивную сумку:

— Такие вот новости. Еще не все, но мне надо часок потаскать гири, пока мышцы не ушли окончательно.