Чудо хождения по водам - Анатолий Курчаткин

Когда он вышел в притвор, капустница с согбенно-кривоплечим, определенным В. как ночной сторож, стояли около прилавка свечного ящика в позе торжественной встречи, а при его приближении капустница неожиданно упала на колени и поклонилась ему в ноги, натурально ударив лбом о бетонный пол.

– Вы что! – бросился к ней В. и принялся поднимать. – Вы что это?! С какой стати!

– Я не вам, я страданию вашему. – Слабые локоточки капустницы сопротивлялись В., отказывались подчиняться его рукам, выскальзывали из них. – Не вам, не вам!

– Да перестаньте, какое страдание… – пробормотал В. Стыдно ему было, неловко, конфузно.

– Страданию вашему! – повторила капустница, упорно противясь его усилиям поднять ее.

– Впервые вижу, чтобы батюшка кого-то таким образом исповедовал и причащал, – тоже кланяясь и крестясь, только не валясь на колени, подал голос тот, которого В. определил как сторожа. – Я уж с ним сколько лет. А впервые…

– Страданию вашему… – пролепетала с пола капустница. – Дай вам Бог сил!

– И вам! – нашелся теперь В., как ответить ей. – И вам! – поклонился он возможному сторожу.

И врезал из притвора на лестницу, кубарем покатился по ней, словно за ним гнались. Но кому было гнаться за ним? Это он убегал от себя самого, отразившегося в капустнице. Этот он, отразившийся в капустнице, пугал его, страшил, обессиливал. В. еще не был готов к встрече с ним. Хотя, чувствовал он, встреча была неизбежна. Неминуема, неотвратима, фатальна.

25

Показалось ему или нет, что охранники на шлагбаумных воротах посмотрели на него с особым значением? Похоже, что не показалось. Впрочем, это было не важно. Он возвращался независимо от того, ожидали его там расставленные силки или нет. Велик подсолнечный мир, а не выроешь себе нору в лесу, не станешь жить в ней подобно зверю, а выроешь да станешь – на что тебе такая жизнь, что в ней смыслу, зачем она тебе, что с ней делать? Что предуготовлено, то пусть и будет с таким чувством возвращался В. на озерную базу отдыха для высшего менеджмента завода.

На стоянке вдоль рядов разогретых дневным солнцем до печного жара машин прохаживался, заложив за спину руки, глянцево-кофейный таджик в своем похожем на спецовку серо-голубом костюме. И когда В., запарковавшись, выбрался из кондиционированного рая в битумный ад, он уже стоял рядом, и лицо его сияло в жизнерадостно-бодрой улыбке.

– Добрый вечер! С приездом! Слава Богу! – кланяясь, приветствовал он В.

Ни разу до того В. не видел его здесь. Таджик был выставлен на стоянке специально, чтобы сообщить кому следовало о его приезде? Ну да если и так.

– “Слава Богу” при чем тут? – не удержался он, однако, хотя и знал, что таджик не поймет его.

– При чем тут! При чем тут! – снова просиял таджик. И, не переставая сиять, спросил: – Багаж? Чемодан? Пожалуйста! Помогаю.

Он несся впереди В., катя чемодан и время от времени радостно оглядываясь, В. шел следом и думал, что попадать в руки психиатров все же не хочется, уж лучше тот бородач, может быть, удастся как-то потянуть с ними время, а той порой этот обитатель краснокирпичного особняка будет назначен, кем его собираются назначить, и проблема рассосется сама собой. Территория базы в отличие от утренней поры была, можно сказать, оживленной. Проехал, развевая полами длинной расстегнутой рубахи, подросток на велосипеде. Около главного корпуса с высокой лестницей катались на самокатах дошкольных лет мальчик с девочкой. Одно окно на втором этаже распахнулось с громким хрустом, и в нем, тесня друг друга, выставилась пара: он с голым торсом и она в наскоро наброшенном зеленом халатике, который еще оправляла на плечах. И все: и эта пара, и подросток на велосипеде, и даже дошкольного возраста самокатчики – смотрели на него не как то бывает обычно – взглянули и оставили взглядом, – а с той жгучей пристальностью, что подразумевает некое тайное знание о предмете взгляда и желание узнать еще больше.

Из особняка, в котором располагались апартаменты В., в теннисном костюме, в бейсбольной кепке, с ракеткой в руках выходил финансовый директор. Оказывается, они жили тут на базе под одной крышей.

– Что же, обратно? – останавливаясь, вопросил финансовый директор, воззрясь на В. с тою же жгучей пристальностью.

Он встал в дверях, загородив собою проход, и В. естественным образом тоже вынужден был остановиться.

– Почему вы считаете, что я обратно? – вопросом ответил В. – Может быть, я никуда не уезжал, а это у меня просто еще один чемодан?

– Да уж, да уж! – не освобождая прохода, сказал финансовый директор. – Вас так искали – нигде! Знаете, кто вас искал?

– Знаю, – кивнул В. Хотя так и просилось уточнить.

Финансового директора, впрочем, разрывало от желания поделиться с В. тайным знанием.

– Такие бугаи из психбольницы приезжали! – обрисовал он руками, какие богатыри разыскивали тут В. – Официальное распоряжение у них вас замести.

В. передернуло от его уличной фени.

– Не было у них никакого официального, – сказал он. И попросил, указывая на дверь за спиной финансового директора: – Позвольте.

– О, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – отступая в сторону, изобразил финансовый директор воплощенную галантность. – Иду, кстати, играть с вашим другом. Не хотите подойти поболеть за него?

“Мой друг?” – удивился про себя В. Следом он понял, что финансовый директор имеет в виду Суллу.

– Может быть. Не исключено, – чтобы окончательно освободиться от финансового директора, пообещал В., ступая мимо него в освобожденный дверной проем.

Таджик, подкатив чемодан к апартаментам В., отпустил ручку и, выжидательно глядя на него, замер с окоченевшей на лице жизнерадостной улыбкой. Достав кошелек, В. хотел дать ему на чай, – таджик, переменившись в лице, испуганно зажестикулировал:

– Нет! Нет! Не надо!

И стоял, не уходил, вновь просияв улыбкой, ждал, пока дверь за В. закроется.

Интересно, закрывая дверь, думал В., кому он будет сообщать о его приезде: прямо сизощекому с младенческолицым или кому-то здесь, на базе? Едва ли…

Трепетанье полных свежей утренней росы лепестков розы, которое производил дверной звонок, раздалось, когда В. был в душе. Впрочем, уже вытирался, выключив воду, а лейся вода – не услышал бы звонка. Неужели же Голиаф пожаловал к нему так скоро? В. огорчился. Он был настроен поблаженствовать в одиночестве, подготовить себя к встрече. Поэтому он не поспешил к двери, напротив; ему хотелось пусть не прикинуться отсутствующим, но потянуть время, подольше не подходить к двери, не открывать ее. Даже такая мысль просквозила надеждой: может быть, позвонят-позвонят – и надоест, уйдут.

Нет, однако: он вытерся, вышел из ванной, оделся – добрых пять минут прошло, – а лепестки розы все лепетали и лепетали. В. решительно прошагал к двери и распахнул ее. На пороге, все продолжая держать руку на кнопке звонка, стояла кудлатая.

– Это вы! – вырвалось у В.

– Войти бы, – произнесла кудлатая. Голос у нее был приглушенный и боязливый, и еще она втягивала голову в плечи, словно боялась кого-то и хотела спрятаться.

– Конечно же, – посторонился В., впуская ее.

Кудлатая не вошла – вскочила. В. выглянул в коридор – коридор зиял пустотой и звенел тишиной, никого там не было.

– Что случилось? – спросил он. Впрочем, догадываясь, что.

Догадка его оказалась верна. Таджик доложил ей о его возвращении, а она сейчас, в свою очередь, должна была сообщить об этом дальше. Не могла не сообщить, обязана была, иначе потеряет место, а где она найдет другое такое?

– Зачем вы вернулись-то? – плаксиво приговаривала кудлатая. – Машина эта за вами приехала – я им все, как вы просили: на тот берег, а как, на чем – не видела. Потом те двое, что еще утром к вам приезжали. Дали телефоны и приказали, если вы вдруг появитесь, тут же им позвонить. – Вот, – протянула она В. зажатые в потной ладони две белые картонки, похожие на визитки. Точно такие же, как получил сам В.: лишь имя с отчеством, без фамилии, и те же, знакомые телефоны – номера их тогда поселились в памяти В. мгновенно, с одного взгляда.

– Что же… спасибо, – протянул он картонки с телефонами обратно кудлатой. – Вам нужно звонить? Звоните.

– А-а… вы? – заикаясь и запинаясь, протянула кудлатая. – Вам, может, того… опять… уехать?

– Вы звоните, звоните, – не отвечая на ее вопрос, сказал В. – Вы меня известили – и все. Звоните.

– Но я должна. Я не могу не позвонить. Иначе я… и что тогда? – как подвывая, взмолилась кудлатая.

– Да звоните же, звоните! – прикрикнул на нее В. Она еще хотела вытребовать у него и сочувствие!

Беря со стола выложенный из кармана на время душа щедрый подарок директора по связям, чтобы сунуть его обратно, к паспорту, ненужным ключам от квартиры и расческе, В. вдруг сообразил, что за весь сегодняшний день, после того утреннего звонка директора по связям, телефон больше ни разу не прозвонил. А должен бы был звонить, непременно должен. Директор по связям, которого, несомненно, известили об исчезновении В. с базы, и позвонил бы.