Минск 2200. Принцип подобия - Майя Треножникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все в порядке, Рони.
— Эй, держись подальше от… — пропыхтели оба стража. Присоединились еще несколько — в том числе два Магнита.
— Я его напарник, — возразил Рони. И страж-Магнит отвел от мистика железную палку. — Я с тобой, Целест. Всегда.
— Знаю, Рони. Спасибо.
На град гнилья и дохлых кошек внимания не обращал. Высматривал Вербену — она где-то здесь.
Нельзя иначе.
— Вербена, — позвал он, однако острие под лопатками оборвало возглас, напоминая: он не на свидании и не на прогулке.
«Встать, суд идет? Или как там?»
Тряхнул встрепанными рыжими космами, поднимаясь по ступенькам, знакомым до последней щербинки и выбоины. В Цитадели ничто не могло испугать Целеста. Даже смертный приговор.
Рони почти не отставал. У Целеста длинные ноги и длинные шаги, обычно Рони просил его не торопиться или же почти бежал, прерывисто дыша. Нейтрасеть разъела его — изнутри и снаружи; Целест брел медленно, и Рони встрепенулся от ужаса — вдруг у напарника вместо костей — труха? Целест «работал» с костной тканью: его боевые лезвия — деформация ногтей и отростки лучевых костей и заплюсны. «Оружие мазохистов», — как-то усмехнулся сам Целест.
«Мазохистов», — думал Рони, следуя за напарником. Медлительным, ошарашенным после темноты, как глубоководная рыба.
«Мазохистов».
Целест улыбался — нехарактерно спокойный. Рони был с ним много дней, заперся в келье и тянулся разумом; дрожащая темнота и сосущие рты нейтрасети пытались оторвать, но Рони — хороший мистик и хороший напарник.
Измученный, с лохматыми потускневшими волосами, худой как щепка и опустошенный до костного мозга, Целест был жив и в своем уме.
— Целест — Рони поднырнул под локтем стража, сжал ладонь напарника. Из толпы усмехнулась Аида и тут же врезала очередному любителю покидаться гнилыми овощами.
«Я ее должник. — Рони мельком кивнул девушке. — Нет, не так. Мы оба».
Рони помогал выжить Целесту, но сам не продержался бы без Аиды.
— Что случилось, Рони? Где Вербена? — Целест оглядывался, замечая вперемешку Гомеопатов и людей. Цитадель виделась ему оскверненной женщиной. «Да ты традиционалист, рыжий». — Рони облизал губы.
— Вербена жива и здорова. Похоже, ей не… то есть я толком не знаю. С Элоизой виделся. Она…
«Ненавидит тебя», но это Рони сокрыл. Элоиза держалась жениха, на Рони при кратких встречах кривилась, будто тот был дохлой мокрицей на новой замшевой туфле. Целеста иначе как «предатель» и «отцеубийца» не называла, а Рони подозревал, что без Касси не обошлось.
И без кое-кого еще, но любовь, по слухам, сильнее гипноза мистиков. Так что Кассиус — первопричина.
Пока шли к «залу суда» — все той же просторной столовой, — успел рассказать и прочее.
Кассиус отменил разделение Гомеопатов и «светской» власти. Отныне Гомеопаты подчиняются Сенату и непосредственно ему, Кассиусу Триэну.
— Стоп. И наши… согласились? — В зеленых глазах Целеста мелькнули почти карминовые блики.
— Да. — Рони пожал плечами. Он отвечал телепатией — и поэтому выкрики и улюлюканье не мешали. — Гораций присягнул первым, с ним — теоретики. Вытащили откуда-то десять замшелых томов, мол, так и должно быть. Флоренц со своими учеными тоже согласились… говорят, им Кассиус пообещал эти… суб…суп…
— Субсидии, — предположил Целест, тоже не открывая рта.
— Они самые. На разработки.
Опутанный нейтрасетью воин хмыкнул, встряхнулся — разметывая тускло-зеленую загустелую жижу. Несколько Магнитов отпрянули; Рони удержался рядом усилием воли. Нейтрасеть отпугивала даже на расстоянии.
«Бедняга, как он… еще держится». — Но Рони отогнал жалостливую мысль. Целест не позволит жалеть себя.
— Касси талантливый политик. Но что с нашими… Декстра? Винсент?
«Вот оно».
Ожидания сбываются. Рони передернул плечами, будто рыбьим хвостом хлестнули, и ответил телепатически:
— Их не видели… то есть обоих. Нет, вру. Декстру замечали в пыточной, она кого-то жгла… вроде, одержимого…
Рони сглотнул, словно подавился. Мысли застревают в горле.
— …Но суть одна. Похоже, им нет дела до… хм, изменений. Рядовые же Магниты — на стороне Кассиуса, он ведь твои слова повторял. Тють — в тють, назубок вызубрил. Он отменил пытки, сказал, что Амбивалента и так поймаем, но теперь по одному подозрению нельзя никого замучить. Народ одобрил — все устали от «репрессий». И Магнитам понравилось — не одного тебя достало быть пугалом… А вообще, сейчас затишье — ни одного одержимого не было с тех пор, как…
«Умер Адриан Альена» — Рони понадеялся, что Целест не услышал его.
— Кассиус подставил меня, ты знаешь? — Одними мыслями не получилось, гримаса перекосила лицо Целеста. — Он убил отца… вернее, не он, а…
— …Элоиза. Знаю. Ты рассказывал.
«Когда?»
Целест вскинулся. Блеклый конвоир истолковал по- своему, отвесил тычок палкой. Они добрели до столовой, и пока просторное помещение гулко и выстуженно пустовало. Зрителей и зевак не пускали.
Руки обвиняемого оставили связанными за спиной, а на ноги надели дополнительные кандалы. Целест вспомнил, что на этом месте он когда-то ораторствовал, а потом Рони с Аидой убивали блондинку-одержимую.
«Кто я теперь?»
Еще прежде столовая была… натурально столовой. Теперь переоборудовали — ни чанов со сковородками, ни подносов; растворился даже запах невкусной-но- питательной еды, а ведь казалось, он прилип к каждому камню. Теперь — зал суда. Скамья подсудимых, судейские подмостки, скамейки для зрителей. Целест рассмотрел собственноручно выцарапанные на одной инициалы «Ц. А.».
«Мне только двенадцать исполнилось. И я называл себя — Альена».
Миллиард лет до… темноты. Мир обрушился, а Главы Магнитов удалились от дел. Гомеопаты сдались Кассиусу. Все не так, совсем не так…
Он с усилием сжал пальцы напарника:
— Ты… был в той темноте, Рони? Со мной?
— Конечно. — Мистик устроился рядом. Он не шелохнулся, когда его пристегнули к Целесту — без нейтрасети.
— Смотри, без глупостей, мозго…
— Эй! — возмутился Магнит-страж позади. Сопляк совсем — еще не мистик, обыкновенный «псих». Мелюзга. Но обиделся, а его новоявленный соратник — страж смутился.
— Прости, парень. Я не привык еще…
Целест рассмеялся. Коренастый смугляк отвесил ему зуботычину, но ретировался под неподвижным и бесцветным, как затянутая плесневой пленкой вода, взглядом Рони.
— Вербена тоже. Она и ты. Не бросили. — Целест прислонился к стене затылком, словно высматривая на потолке текст Божественного Откровения.
— Конечно.
Рони постарался, чтобы звучало убедительно. Вербена — просто девчонка, отличная танцовщица и яркая… не более того. Однако было бы неумно и жестоко переубеждать Целеста.
— Конечно, она тоже была с тобой. Иногда не надо быть мистиком для… контакта. — Рони пригладил всклокоченные волосы. Мелодично звякнула их общая цепь.
«Даже смерть не разлучит нас». — Рони сглотнул. Редко, но случалось: Магниты выбирали почти ритуализированное самоубийство после смерти второй «половинки»; древний и варварский обычай, времен зарождения Ордена Гомеопатов. Но Аида поймет, а Элоиза…
«Элоизе плевать на меня».
— Все будет хорошо, — сказал Рони вслух.
Стены впитали теплое дыхание — не отдали эхо и не согрелись ни на градус. Цитадель похожа на тюрьму: всегда холодно, сумрачно и пахнет тленом. Теперь Целест мог сравнить, а Рони аккуратно собирал чужие образы.
Будто клюкву на прутик нанизывал.
«Если мы… вырвемся, я приведу тебя домой, Целест. К холодному морю и кислой клюкве».
— Все будет хорошо, — повторил он.
Целест изучал закопченный потолок, Рони изображал слегка потрепанную тряпичную куклу — ничего необычного, разве нудно и тоскливо ломило руки. Постепенно столовая-зал заполнялся зрителями — Гомеопаты и люди, от Магнитов держатся подальше, а те усмехаются свысока: мы теперь не санитары чумного города, но элитная стража самого Владыки Триэна…
«Я не все рассказал Целесту», — подумал Рони и смолчал.
В считаные минуты забился зал-столовая до отказа, только бархат на самых высоких сиденьях пустовал пока.
Стражи взметнулись по стойке смирно за полсекунды до громогласного: «Встать, суд идет!»
Кассиус ничуть не изменился — только костюм сшил по размеру: черно-пурпурный и торжественный, с платиновыми нашивками и рубинами пуговиц. Маленькие ладони спрятаны под замшей перчаток — Целеста невольно передернуло, когда он припомнил вкрадчиво-гадкое прикосновение, точно дохлого грызуна за шиворот подсунули. Еще у него отросли волосы, будто Касси принял обет назира после того, как незаконно (да-да, я скажу) захватил власть.
Рядом шла Элоиза. Целест вгляделся в сестру, искал — вдруг тщательно запудренные синяки, вдруг — Касси обижает ее? Ничего подобного — Элоиза выглядела немного растерянной и смущенной, но черно-красные тона ей крайне подходили, а волосы искрились сложной прической, тоже с рубинами. Ее встречали радостным гиканьем, и Элоиза улыбнулась, приветствуя публику — небольшое нарушение судебного этикета простительно. Верноподданическая любовь ценнее.
