Междуцарствие (рассказы) - Андрей Левкин

Открывается дверь, вошли двое, одеты прилично, один выше и крепче, другой невелик и сухощав: Аполлинер с, кажется, Жакобом. Сумрачно, красные шторы, душно, накурено, на столе уйма всякой всячины, блики на латуни и никеле, сырые плащи, снежинка - скажем - тает на шляпе Жакоба. Шумно, хохочут. Поют: "У Бирона был дивный пояс, он подарил его слуге...", все наглядно конкретные и какие есть. Равно как вошедшие, равно как их занятие: поэзия конкретна, как стакан вина, и жить должна сама, а не соусом к чьим-то страстям. Ах, Макс, - говорит Гийом. - Художник - это прежде всего тот, кто устремляется за пределы человеческого". Жакоб согласно кивает и отнюхивает из баночки немного эфира.

Так человечество оказалось без посредников в прямых отношениях с тем, что называется тхалимос. Но беда в том, что тхалимос не имеет отношения к человеческой психике, то есть, его присутствие человеческой психикой не воспринимается: так, говорят, кошка не видит спокойные предметы, хотя, конечно, кошка видит все, что ей надо, а вот человек не всегда это умеет.

Рассуждая естественнонаучно, скажем, что природа тхалимоса волновая и дискретная одновременно, то есть всякий раз, когда глядишь на него, он конкретен, между разами же - меняется.

Разумеется, понять что это такое можно, его назвав.

тхалимос

Было бы нелепицей сказать, что обязанности муто связаны с некоторым дополнительным каналом восприятия. Не в том дело. Увы, это человеческий вздох, существование тхалимоса обнаруживает, увы, несостоятельность попыток отыскать или добиться бога с человеческим лицом.

Здесь пока существенные волновые свойства тхалимоса, так что на время будем называть его просто волной - но только потому, что склоняется тхалимос как-то коряво. Волна же как таковая не должна наводить на мысль о множестве наскакивающих на что-то волн, просто такое слово.

То есть, как бы продолжая рассуждать об искусстве, никаких шеренг покорителей художественных пространств, стряпающих нечто принципиально новое, нет, но есть организмы, находящиеся в волне, которым некуда деться от ее текущего вкуса. Случайно же оказаться там нельзя; можно обнаружить, что там оказался, но этому ничто не предшествовало - пусть эта деятельность и проходила не в предлагаемых здесь терминах. Организмы искусства это хорошо знают: они чувствуют, когда дело пошло - зацепился, потащило, едем.

Для того же, кто по своей профессии с художествами непосредственно не связан, невозможности войти в волну нет, но это требует уже целенаправленных усилий. Впрочем, способность ощущать тхалимос, к счастью, вовсе не то же самое, что вход в него: "к счастью" потому, что это действие серьезное и необратимое. Да и просто опасное, не зря ведь некоторые психотехнические группировки категорически запрещают своим людям лезть в волну.

Оказавшись в волне, человек - не будем уже специально говорить о муто, поскольку кроме них до этого места уже никто не добрался - обнаруживает себя обретшим кучу благ. Ему, например, мало уже что надо читать и мало что надо обязательно посмотреть - это получается как-то само собой: нужную книжку всегда домой принесут. Не нужно ему заботиться о своих силах, специально себя блюсти, волна прокормит. Не надо что-либо специально изучать - все образуется по ходу жизни. Да и просто как подставка под жизнь волна хороша, бытовые обстоятельства угнетают меньше, а чувства - страстно обострены. Такая, в общем. Открывается удобность существования.

Беда в другом: человеку надо куда-то рассовывать то, что в него валится, иначе его разорвет, как резинового зайчика в дырочку брандспойтом. Если варианта нет, то человек начинает перегреваться, его постоянно лихорадит, он принимается колобродить, без толку бегать по городу, буянить, скандалить, выяснять какие-то отношения; постепенно его расшатывает до того, что ему и дорогу сложно перейти, нарушится координация, начнутся нелады со здоровьем. Тогда если ничего летального с ним не случится, то однажды утром он проснется спокойным. Но вскоре поймет, что из волны - выкинут. А вернуться туда очень сложно, а делать вне нее - совершенно бессмысленно, тем более, если помнишь, как это было там.

Вообще, все эти слова - не более чем демагогия, поскольку вход в волну не производится никаким перешагиванием ни через какую веревочку. Решается это чем-то непонятным, что сильно уменьшает число несчастных случаев.

Ощутима волна, вне всевозможных внешних событий, даже физиологически: время от времени, примерно через час-два она наезжает, наваливается на голову, но это вовсе не означает, что нужно немедленно все бросить и пойти заняться Возвышенным: она просто так себя ведет. Если подобное поведение вашей головы вас раздражает, то просто не обращайте внимания - ведь если обращать внимание на то, как идешь по улице, то и это совершенно невозможно: постоянные, сотрясающие весь организм толчки, картинка в глазах шарахается из стороны в сторону.

Когда живешь в тхалимосе, очень многого нельзя. Запреты не носят отчужденного морального характера, речь не о моральном облике, но о банальной безопасности. Общий список требований представить сложно, поскольку тут надо понимать, что именно следует делать в конкретный момент. Это что ли уже почти Дарвин: если кто не понимает, что можно, а что нельзя, то недолго ему не понимать. Здесь опасно, будьте внимательны.

опасность: опасность, угроза, нависать над, козни. Осторожность, осмотрительность, бдительность, оборона, самооборона, ковы, дурные намерения, интриги, подозрительность, осмотрительность, на цыпочках, ползком, глупость, тонкий лед, ушки на макушке, скрытые намеки, неотвратимость, необратимость, агрессия, кто это сзади?, угроза физическому состоянию личности, общее собрание, предумышленное действие, непредумышленное действие, обыск, авитаминоз, кутузка, ледниковый период, парниковый эффект. Огнестрельное оружие, пирожки с грибами, никуда не свернуть, заман, зарин и В-газы, иприт, люизит, высокое напряжение, дыра в полу, открытый перелом, переход границы, случайность, нелепо, обреченность, нервное расстройство, частичная потеря памяти, полная нетрудоспособность, опасность. Впрочем, странно: когда у нас говорят о том, что от судьбы не уйдешь, речь ведь не о судьбе, а о безвременной кончине.

Хочется, впрочем, дабы читатель оценил изящество траверса в духовных пространствах, осуществляемого моим трудом. Труд сей элегантной и последовательной линией изложения объехал традиционных персонажей, сочинения подобного рода, как правило навещающих: разнообразных демонических существ. И не потому труд обошелся без них, что я сделал это намеренно, но именно линия жизни, предлагаемая в сочинении, минует места обитания этих гадов.

Разумеется, отчасти это связано с географической принадлежностью труда: Северо-Запад не вполне благоприятная среда для их обитания - не очень-то им, верно, по нраву общаться с людьми, привыкшими питаться морошкой, ягелем и мороженой треской - с людьми спокойными, рассудительными и корректными. Демонам здесь трудно жить, нам, впрочем - тоже, а, значит, слабы они против нас будут, раз уж мы тут все равно живем, а они - нет.

Не говоря же об изяществе линии и географии отсутствие их связано и с фактурой моего сочинения: неброской, обошедшейся без пряных страстей и эмоциональных деклараций. В пространстве серо-белого цвета демоны не могут остаться незамеченными - даже облаченные в маскхалаты. С лыжами на плече.

Если объяснять взаимоотношения тхалимоса и частного лица, то можно сказать так, что есть сознание частного лица, имеющее вид сгустка крахмала, и есть тхалимос, который есть сгусток большого крахмала. Так что они в родстве, как и все крахмалы на свете. Тут можно думать дальше: является ли крахмал индивидуальный краями всеобщего крахмала, или же крахмал меньший есть разделяемый на порции общий крахмал, или же личный крахмал есть просто тот же самый. Что и всеобщий.

Эти три мнения могут немедленно развиться в три принципиально различных мировоззрения, которые, в свою очередь, способны породить три религии или три теории о взаимоотношениях человека с мирозданием, причем все они будут иметь в своей основе такой мощный аргумент, как естественную человеческую брезгливость по отношению к слизи: все эти недоваренные яйца, моллюски, медузы, сопли и проч. телесные выделения.

Это совершенно ненужное отступление потребовалось лишь для еще одной наглядной демонстрации того, насколько быстро любая метафоризация достигает банального результата: язык, иначе говоря, работает как автомат с газировкой: в него словечко, два-три звяка внутри и готово уже что-то, до вкуса знакомое, смахивающее на солярисный океан или, когда подкрасить чувствами, на молочные реки с кисельными берегами.

Из чего следует вот что: ведь основная функция вышеупомянутых демонов состоит именно что в подмене натуральных продуктов на подобия, сделанные из разного рода пиломатериалов. То есть, следует признать, что живут все же демоны между нами, живут - именно что коварно скрываясь в самом великом русском языке, изобразительные возможности коего принципиально необъятны. Таковы их козни: делать речь невозможной.