Выстрелы в замке Маласпига - Эвелин Энтони

Эдди Тейлор ожидал чего угодно, но не появления Натана. Две могучие руки обвились вокруг его горла. Он задыхался и корчился, пытаясь вцепиться в лицо Натана, но пальцы все теснее смыкались вокруг его горла, и у него все темнее становилось в глазах. Голова как будто разбухла, глаза вывалились из орбит, изо рта показались струйки пены. Он сделал последнее усилие, стараясь оторвать цепкие руки Натана, раздирая ему кожу своими длинными ногтями. Наган еще более отчаянно, напрягая все силы, сдавил горло врага. Что-то хрипло забулькало у Тейлора в горле, тело подалось куда-то вверх. И стало обмякать. Наган не ослаблял хватки. Он жал, наваливаясь всем телом, пока белки глаз Тейлора не закатились, а его лицо не затопило густой чернильной синевой. Медленно и неохотно разжал он наконец руки. Слез с упавшего тела и стоял, глядя на него. Выглядело оно до нелепости странно: ноги широко раздвинуты, руки также разбросаны в стороны, голова свернута набок. Натан размял пальцы, поправил куртку и, заметив кровь на руках там, где их расцарапал Тейлор, вытер их о его рукав. Подошел к испанской горке и налил себе приличную порцию виски. Стоя над телом Тейлора, он залпом осушил стакан и плюнул на мертвеца. Затем он вышел из апартаментов Тейлора, и привратник проводил его на улицу. Атмосфера была жаркая и душная, отравленная испарениями бензина и выхлопными газами. Он увидел свободное такси и, лавируя в потоке машин, сел в него и назвал адрес Главного управления. Затем достал трубку и закурил. Все его тело онемело, но чувствовал он себя спокойно. Кисти рук сильно болели, и он растер их. На теле у него было много болезненных синяков. Но он почти не ощущал физической боли, хотя Тейлор и сопротивлялся отчаянно. Его жена мертва, и он задушил убийцу. Пришел конец его двадцатидвухлетней службе. Люди, доверявшие ему и работавшие вместе с ним, теперь его враги. Он выдал Катарину Декстер, и Фрэнк Карпентер слышал, как он это сделал. Ему нет прощения, его вина не из тех, что можно искупить. Тейлор убит, но остались еще Другие. Ненависть заливала его онемевшее тело, и все сильнее бил молот в груди. Он ненавидел убийц, сутенеров, рэкетиров, несмотря на сердобольных заступников, которые считали их жертвами общественных условий, и поступал с ними беспощадно. Когда они завербовали его, он стал одним из них с такой быстротой, которая открыла ему глаза на самого себя. Он ничуть не лучше их, он из того же теста. Он хорошо сознавал это, сидя в такси, меж тем как счетчик набивал все более крупную сумму, а поток машин, точно грязевой сель, катился по улице. Только и хорошего было в его жизни, что Мари. Она дарила ему ласку и любовь. По его лицу текли слезы, и он смахивал их расцарапанной рукой. Убийство Тейлора помогло ему сохранить рассудок и удовлетворить жажду мщения, но не могло ее воскресить. Даже если все члены героиновой банды будут пойманы и упрятаны за решетку, для него нет будущего. Через двадцать минут он был уже в кабинете Карпентера.

При его появлении Фрэнк встал из-за стола.

– Позови стенографистку, я хочу сделать полное признание.

– А, вот вы где, – сказал Алессандро. – Я не знал, что вас похитил Джон.

Он перехватил их в прихожей, когда они возвращались из сада. Хотя он и улыбнулся Катарине, в его голосе зазвучали раздраженные нотки, когда он заговорил с Драйвером.

– Ты не должен был показывать моей кузине здешние достопримечательности – это моя привилегия. Пошли, Катарина. Мы все же кое-что посмотрим перед обедом. – Он взял ее за руку и повел вверх по лестнице. На площадке им встретился дядя Альфредо. На нем был шелковый цилиндр; он шел им навстречу с очень решительным выражением лица. Увидев их, остановился, приподнял цилиндр, здороваясь с Катариной, и кивнул головой племяннику.

– Жаль, что ты не присутствовал на мессе, – сказал дядя Альфредо. – Отец Дино прочитал такую замечательную проповедь, что я уснул. Подумай о своей бессмертной душе, Алессандро.

– Я думаю, дядя, – ласково ответил герцог. – Но я не хочу, чтобы отец Дино нагонял на меня смертельную скуку. Надеюсь, ты хоть не храпел.

– Нет, нет, – запротестовал старик. – Я не совершил ничего неподобающего, да и дремал я всего несколько минут. Куда вы идете? – Его взгляд остановился на Катарине, и, словно фокусник, вдавив верх цилиндра, он сделал его плоским, точно китайская шляпа.

– Мы идем в главную галерею, – ответил Алессандро. – Я хочу показать Катарине наши картины.

– Ну что ж, хорошо. Надеюсь, вы простите меня, если я не составлю вам компании. Эта шляпа не годится для прогулки, у меня мерзнут уши.

– Перемени ее, да побыстрей, – предложил герцог. – Увидимся за обедом.

– Да, – сказал старый аристократ. На какой-то миг он заколебался. – Ты будешь хорошо о ней заботиться?

– Очень хорошо, обещаю тебе, – сказал герцог. Он сжал руку Катарины. – Вы ему очень понравились. Вы вообще производите сильный эффект на всех моих родственников. Мы пойдем здесь, будьте осторожны, притолока очень низкая.

Они прошли под низкой аркой в широкую галерею, освещенную высокими, под самый потолок, окнами. Свет падал сверху вниз, как в церкви.

– Именно здесь собиралась наша семья со всеми своими домочадцами. Они разгуливали по галерее, оживленно разговаривали, веселились. Герцог принимал здесь петиции. А я использую галерею для размещения своих картин. А вот, – продолжал Алессандро, – и Джорджоне. Великолепная вещь, не правда ли?

– Да, – просто ответила Катарина, ибо всякие пышные эпитеты были излишни. Это была Мадонна и ее Божественное Дитя со Святой Анной и Святым Иоанном в младенческом возрасте. Краски были такие свежие и яркие, как если бы художник только что закончил картину. Все лица дышали безмятежным спокойствием, а в самой композиции была необыкновенная гармония, которой можно было лишь восхищаться. Вздрогнув, она подумала: «Почему он занимается этим ужасным делом, ведь эта картина стоит больше двух миллионов долларов».

– Вы были так бедны после войны, – вдруг сказала она. – Почему вы не продали эту картину?

– Потому что считалось, что это копия, – ответил кузен. – Отец продал все, что мог, но полагал, что эта картина не представляет никакой ценности. Впоследствии я установил ее подлинность. Она стоит целое состояние. Более двух миллионов долларов, если продать ее с аукциона. Но ничто не может побудить меня продать подобный шедевр. Я хотел бы сохранить ее для своего сына.

Он закурил сигарету, и она тоже взяла одну из золотого портсигара.

– Должно быть, антикварное дело приносит вам кучу денег, если вы можете позволить себе держать такие картины? Он рассмеялся.