Военный коммунизм в России: власть и массы - Сергей Павлюченков

Децисты, или сапроновцы, как их еще стали называть по имени наиболее непримиримого лидера, председателя Московского губернского исполкома Т. В. Сапронова, не представляли собой организацииционно оформленной, постоянно действующей группировки. Наиболее активный период их деятельности приходится на 1919 год — время наступления центральной власти на провинциальную анархию и существенного урезания самовластия местных начальников, доставшихся Советской республике в наследство от 1918 года, как периода государственного полураспада России.

Выражая интересы огромной массы средних партийных и советских функционеров, недовольных существенным ограничением своей власти на местах со стороны центральных ведомств, децисты были весьма сдержанны в выборе своих средств. Отнюдь не в интересах провинциальной номенклатуры было раскачивание социально-политической ситуации в стране в целях борьбы с самодержавием Кремля. Поэтому, избегая искушения вынести свои разногласия с центром на суд широкой рабоче-крестьянской массы, главной ареной своей деятельности децисты избрали камерные аудитории из функционеров и активистов губернского и городского уровня, подготавливая главные выступления к съездам и конференциям всероссийского масштаба.

Ленин всегда отдавал должное способностям представителей оппозиционного течения, наличие которых, собственно, и заставляло их шумно протестовать против связывания им рук центральными ведомствами. Лидеров децистов Сапронова и Осинского Ленин называл „высокоценными“ работниками, которые тем не менее „перед каждым партсъездом („кажинный раз на эфтом самом месте“) впадают в какой-то лихорадочный пароксизм, стараются крикнуть обязательно громче всех (фракция „громче всех крикунов“) и торжественно садятся в калошу“[410].

В полемическом задоре Ленин отчасти пошел против истины. Не всегда Сапронов и К° садились в калошу. Потерпев поражение в начале 1919 года, децисты в конце 19 и начале 20-го года, опираясь на усилившееся недовольство политикой центра, повели наступление и выиграли кампанию против ЦК.

На VIII партконференции, состоявшейся в декабре 1919 года, Сапронов выступил от имени Московской губернской партконференции с платформой демократического централизма против официальной платформы ЦК. Он утверждал, что отношения с периферией — самый важный и злободневный вопрос. „Нет двойной зависимости, есть сплошной диктат центра“[411]. В прениях по докладам отмечалась атрофия Советов и их органов, начиная с деревенских и кончая Президиумом ВЦИК. Делегаты с мест в подавляющем большинстве выступали против сложившейся государственной структуры управления. Одобренная большинством конференции платформа Сапронова предусматривала частичное возвращение советским органам реальной власти на местах, ограничение произвола центральных ведомств.

Точка зрения децистов несколько дней спустя одержала победу и на VII Всероссийском съезде Советов, где развернулась основная борьба против „бюрократического централизма“ за „демократический централизм“. В ходе прений по проектам постановления, когда совершенно ясно определилась позиция большинства съезда, проект, одобренный ЦК партии, был снят представлявшим его замнаркома внутренних дел Владимирским еще до голосования.

Однако, несмотря на формальную победу, одержанную оппозицией, трудно было рассчитывать, что в сложившейся системе власти, при фактической диктатуре Центрального комитета партии, решения какого-то съезда Советов будут реально проводиться в жизнь. Это отметил Сапронов уже в конце марта, в выступлении на ЕХ съезде РКП (б): „…Постановлениями VII съезда Советов играли и совершенно с ними не считались“. „По-прежнему отдельные наркомы, на что они не имеют никакого права, продолжали угрожать, — иногда и приводить в исполнение, — арестами целых губернских исполкомов“[412]. Сам Совнарком игнорировал постановление ВЦИК о том, что вся хозяйственная работа ведется при участии местных совнархозов, а местные совнархозы должны подчиняться местным исполкомам. В полемическом запале Сапронов вызвал немалое изумление делегатов съезда. „Сколько бы ни говорили об избирательном праве, о диктатуре пролетариата, о стремлении ЦК к диктатуре партии, — бросил он в зашумевший зал, — на самом деле это приводит к диктатуре партийного чиновничества“[413].

С точки зрения децистов IX съезд стал несомненным шагом назад даже по сравнению с прошлым VIII съездом. Узаконив и расширив практику назначения политотделов вместо выборных партийных комитетов в армии и ударных отраслях народного хозяйства, IX съезд по их выражению дошел до „геркулесовых столпов бюрократизации“.

Провал всяческих усилий и безрезультативность внешних успехов в борьбе против руководства ЦК партии заставили децистов замахнуться на „непогрешимость“ вождей и заговорить о „маленькой кучке партийной олигархии“[414]. В 1920 году их ведущие теоретики переходят от бесконечных комплиментов в адрес вождя пролетарской революции к углублению критического анализа сложившейся системы власти и роли самого Ленина в „наметившемся процессе перерождения партии в бездушный, механически действующий иерархический аппарат“[415].

В кулуарах Кремля накануне IX сентябрьской конференции партии ходил документ децистов, с полным основанием приписываемый Осинскому В „Тезисах по вопросу об очередных задачах партии“[416], как он был озаглавлен, сложившаяся система государственной власти охарактеризована по форме как „пролетарское единодержавие“. Далее говорится, что обычным следствием развития единодержавных форм и системы крайней вертикальной централизации является бюрократическое перерождение верхушки правящего аппарата. В свою очередь на почве бюрократической централизации происходит оседание вокруг партийных и советских центров особой категории людей из „деловых“ работников, опытных в интригах, примкнувших к партию в годы успеха, которые сформировали особый контингент т. н. „кремлевских коммунистов“, чуждых духу идейно-пролетарской среды. В этом процессе крупную роль играют личные свойства вождей. „Личность общепризнанного, бессменного и неоценимого руководителя российской и мировой революции тов. Ленина, — говорится в документе, — не может не играть здесь роли. У вождя пролетарской диктатуры политические интересы и способности подавляюще господствуют над организационными. Забота об обеспечении политически преданными и послушными людьми, чисто „деловыми фигурами“ руководящих мест, господствовала у тов. Ленина еще в эмигрантскую эпоху и особенно проступила за последние годы“. Происходит подбор людей, связанных эмигрантскими и кружковыми связями, а также безыдейных, легко подчиняющихся работников. В такой среде возникает не только разложение нравов верхушки, но, главное, начинается „омертвление центрального советского и партийного аппарата“.

В чем видит решение проблемы автор тезисов? Спасение от бюрократизма верхушек правящего аппарата следует искать в „духе и методе самоуправляющейся периферии“[417], т. е. в них, в „стоящих на почве партийно-пролетарской психологии, проникнутых привычками общественных деятелей последовательных сторонниках демократического централизма“[418]. Необходимо влить в состав руководящих органов и ЦК массу работников с мест, дабы „парализовать“ индивидуальные слабости двух главных вождей революции»[419].

В сентябре 1920 года своеобразным ответом на усиливающиеся притязания «совершенно преданных партийному делу и связанных с низами и периферией» децистов стало специальное письмо ЦКРКП(б) «Всем партийным организациям, всем членам партии». В письме отмечались тревожные симптомы разложения партийных рядов на «верхи» и «низы», то есть угрожающее противоречие между средним звеном ответственных работников и рядовой массой партийцев. Основой для издания столь откровенного циркуляра послужило июньское обращение в Центральный комитет партии секретаря ЦК Е. Преображенского, в котором указывалось, что на целом ряде губернских конференций до и после IX съезда партии «обнаружилась резкая борьба т. н. низов партии с верхами». Борьба проходила под лозунгами: «Долой обуржуазившихся лжекоммунистов, генералов, шкурников, долой привилегированную касту коммунистической верхушки!» «Можно смело утверждать, что последние лозунги встречают сочувствие у большей части рядовых членов нашей партии и разложение наших рядов по этой линии увеличивается с каждым днем»[420], — писал Преображенский. Как утверждал Преображенский, в его секретарском портфеле накопилось около 500 дел подобного характера, но наиболее сильные конфликты отмечались в Самарской, Северо-Двинской, Уфимской, Рязанской, Донской, Оренбургской, Брянской, Орловской и Тульской губерниях[421].