Вычеркнутый из жизни - Арчибальд Кронин

Мак-Ивой отпустил сотрудников и повернулся к Данну. Тот сидел, откинувшись в кресле, и сосредоточенно рассматривал свои ногти. Он чувствовал себя бесконечно усталым и опустошенным. Теперь наступила реакция.

— Ну вот, мы своего и добились, — сказал Мак-Ивой. — Я чертовски устал. Пойду домой.

И он принялся медленно надевать пиджак.

— Мне хотелось бы иметь для завтрашнего номера небольшую передовицу. Что-нибудь насчет того, как был сломлен парламент, о силе гласа народного и тому подобное. Сделаете?

— Хорошо.

— Спасибо. Приезжайте с Евой ужинать. Надо же отметить такое событие. — Он взял пальто, помедлил. — Мы ведь выиграли, правда? Мы должны пожимать друг другу руки и танцевать фанданго. А мы… Что с нами происходит?

— Реакция, наверное. Слишком нелегко нам все это далось. Зато Мэфри свободен… Мы вернули его к жизни.

— Интересно… Интересно, что чувствовал Лазарь, когда выходил из могилы. — Произнеся эти слова, Мак-Ивой покачал головой и ушел.

Данн написал передовицу за пятнадцать минут. Он позвонил, отдал напечатанный на машинке текст Смиту и пошел к себе в кабинет. Он хотел было позвонить в больницу, чтобы сообщить Полу счастливую весть. Эту минуту он давно уже предвкушал, Но неожиданно ему пришла в голову мысль, которая удержала его. Он улыбнулся с той теплотой, которую никак не мог в себе вытравить, надел шляпу, сдвинул ее на затылок и вышел на улицу.

В доме номер шестьдесят один на Уэйр-плейс он застал миссис Хэнли, которая уже вернулась из своей поездки в Лондон и сейчас гладила белье в кухне возле топившейся печки.

— Миссис Хэнли, — сказал Данн. — Отца Пола скоро освободят. Эти сведения вполне определенные и официальные. Я хочу, чтобы Лена сходила в больницу и сообщила Полу добрую весть. Я полагаю, она справится лучше меня. Позовите-ка ее сюда скорее.

Миссис Хэнли не шелохнулась. Поджав губы, она посмотрела на Данна.

— Лена здесь больше не живет. Когда я вернулась на прошлой неделе, комнаты ее были пусты. Она оставила записку, что уехала навсегда.

Глава XIII

Утро второго марта занялось ясное и тихое; среди желтых крокусов, пестревших на лужайке перед клиникой св. Елизаветы, чирикали воробушки. Стояла отличная весенняя погода — солнце уже начинало припекать, в вязах, выстроившихся вдоль короткой подъездной аллеи, пробудился сок, и редкие перышки нежно-зеленых молодых побегов украсили верхние ветки. Влажная земля, в которой журчали невидимые ручейки, казалось, набухла, распираемая жаждой жизни.

В этот день Пол должен был выйти из больницы.

Задолго до полудня, когда Данн обещал заехать за ним, Пол уже сидел в больничной гостиной, распрощавшись со всеми и особенно тепло поблагодарив пышногрудую, краснощекую и всегда такую веселую сестру Маргарет, которая ходила за ним, — ей он дважды крепко пожал руку. Он думал, что не выберется отсюда живым, но теперь ребра у него зажили, с легкого уже сняли пневмоторакс и кашель прошел. И вот, хотя силы еще не вполне вернулись к нему и слабость давала себя знать, его признали здоровым.

Точно в условленный час Данн приехал за ним на такси. После затянувшегося прощания — добрые сестры, видимо, с особым уважением относились к Данну, и ему пришлось употребить немало усилий, чтобы избежать несколько назойливого гостеприимства достопочтенной матери-начальницы, предлагавшей подкрепиться коньяком и бисквитами, — они наконец выбрались из больницы. Такси помчало их к городу, и Пол, вдыхая в открытые окна напоенный ароматами воздух, почувствовал трепет радости от предвкушения того, что его ждет. Ведь ради этого он мучился и страдал все эти долгие месяцы.

— Я снял для вас комнаты в «Виндзоре», — нарушил молчание Данн. — Это далеко не лучшая гостиница, но там тихо. На первых порах, во всяком случае, сойдет.

Пол с благодарностью посмотрел на него, всем своим видом говоря, что заранее согласен с любым решением Данна.

— Вообще, — продолжал тот, — поскольку завтра приезжает ваша матушка, я думаю, вам есть смысл там и остаться до окончания следствия. Расходы берет на себя «Хроника». Нет, не благодарите меня. Это уж наша забота. И поэтому вот вам тридцать фунтов. Возьмите их. Вам ведь придется купить отцу кое-какие вещи и одежду. Вы можете потом вернуть их редакции, если захотите, после того как получите возмещение.

— Какое возмещение?

Данн искоса взглянул на него.

— Я считаю, что ваш отец может предъявить иск правительству. По мнению адвоката, это составит около пяти тысяч фунтов.

Пол молча выслушал неожиданную новость. Хотя в его нынешнем состоянии перспектива подобной компенсации не представлялась ему столь уж важной, но так легче было принять пачку банкнот, которую протягивал спутник. Как приятно будет употребить ее на то, о чем говорил Данн. И думая об этом предстоящем удовольствии, Пол радовался еще и тому, что сможет пробыть наедине с отцом целый день, до завтрашнего утра, когда должна приехать из Белфаста мать.

— Вы его видели? — после некоторого молчания спросил он.

Данн кивнул.

— Он сейчас в гостинице. С ним один наш сотрудник — Смит.

— Вы все предусмотрели.

— Хотел бы, да не смог, — уклончиво заметил Данн.

Он был очень внимателен к Полу, но несколько резковат. Помолчав немного, он переменил тему разговора.

— Вы давно не видели Лену?

— Давно. — По лицу Пола пробежала тень. — С того вечера, когда она отвезла меня в больницу.

— Значит, вы ничего про нее не знаете, — перебил его Данн. — А пора бы узнать.

И, глядя прямо перед собой, он в нескольких коротких фразах все рассказал Полу, ничего не скрыв от него.

У Пола, потрясенного до глубины души, встал комок в горле. Как же неверно он судил о ней! Вот дурак… Слепец, болван! Перед ним возникло ее лицо — грустное и правдивое.

— Я должен ее увидеть, — сказал он, когда почувствовал наконец, что к нему вернулся голос.

— Она уехала.

— Уехала?

— Бросила работу. — Данн, казалось, получал злобное удовлетворение от своих слов. — И исчезла.

— Но почему?

— Откуда мне знать?

— Но вы хоть знаете, куда она уехала?

— Не знал… Теперь знаю. — Данн искоса взглянул на своего спутника. — Она работает официанткой в дешевеньком ресторанчике в Шеффилде.

— У вас есть ее адрес?

— Если и есть, то не для разглашения.

Данн так это сказал, что продолжать разговор было бесполезно.

Такси обогнуло деловой центр Уортли и, переехав через Ноттингемский, мост, запетляло по южной окраине города. Многие из этих улиц были знакомы Полу — здесь он бродил в самую тяжкую пору своей жизни, когда она, казалось, не сулила ему ничего, кроме разочарования. Но вот они добрались до района Фейрхолл и остановились у «Виндзора» — облупленного старого здания, с деревянными балконами, несколькими башенками и красной черепичной крышей. Это была своеобразная гостиница дачного типа, построенная с большим размахом лет десять назад, но так и не оправдавшая своего назначения; постепенно она превратилась в своего рода постоялый двор, вполне респектабельный, но почти всегда наполовину пустой и, казалось, засиженный мухами. Пол с Данном прошли через вращающиеся двери, поднялись по устланной зеленым ковром лестнице. Когда они на секунду остановились перед номером люкс на первом этаже, Пол почувствовал, что Данн смотрит на него, словно хочет что-то сказать. Но он уже не мог ждать. Весь дрожа от волнения, он толкнул дверь и вошел.

В гостиной, у столика возле окна, под наблюдением секретаря Мак-Ивоя, расположившегося в сторонке, сидел мужчина лет шестидесяти — массивный, расплывшийся, с могучим торсом и мускулистыми руками — и ел яичницу с ветчиной. Голова его, на ссутулившихся широких плечах, спереди лысая, с торчащими ушами, за которыми виднелась коротко остриженная щетина сальных седых волос, была круглая, как пушечное ядро. Шею, с желтой, точно пергамент, кожей, загрубелой и обвисшей, испещренной голубоватыми точками, перерезали глубокие складки. Лоснящийся коричневый костюм, кое-где лопнувший по швам, старомодный и до нелепости узкий, делал его похожим на бывшего моряка, приодевшегося ради праздника.

Пол остановился с сильно бьющимся сердцем. Незнакомец поднял коротко остриженную голову, сдвинул брови и, продолжая жевать крепкими желтыми зубами, ледяным враждебным взглядом посмотрел на него. С минуту — ох, какая это была томительно долгая минута! — Пол не мог произнести ни слова. Тысячи раз и на тысячу ладов он представлял себе, как они встретятся, как узнают друг друга, кинутся друг другу в объятия, расплачутся, что вполне простительно, — какой бесконечно нежной рисовал он себе встречу с любимым в детстве отцом! Он, бесспорно, понимал, что годы не могли пройти для отца бесследно, но ему и в голову не приходило, что эти перемены могут быть такие страшные. Усилием волн он совладал с собой, подошел и протянул руку. Пальцы, после минутного замешательства ответившие на его пожатие, были толстые и мозолистые, шершавые, как щетка, с потрескавшимися желтыми ногтями.