Степные Волки (СИ) - Василий Сахаров

— Далеко? — Кривого Руга интересовала конкретика.

— А вон, метров двести, — Курбат указал на высокий травостой.

Кривой Руг подался чуть вперед и, сложив ладони рупором, прокричал:

— Эге–ге–й! Рейдерские отряды Кривого Руга, Пламена и Бергуса приветствуют славных стражей эльмайнорского пограничья. Мы находимся на службе герцога Конрада Четвертого Штангордского.

Погранцы оказались испытанными вояками. Два десятка всадников возникли из травы мгновенно, все вместе, единым строем. Хитрецы, положили коней в линию, зажали им ноздри, чтобы они случайно голос не подали, подготовили арбалеты, и нас ждали. Их план был прост, поднимаются, дают залп, и отходят. Вот было бы дело, не почувствуй Курбат и Звенислав опасность.

Эльмайнорцы неспешно подъехали, не опуская арбалеты, и готовые сразу же стрелять. После чего старший, седоусый серьезный сержант, проверил наши документы. А писарь пограничников, находившийся здесь же в строю, выписал бумагу на проезд через владения герцогства, а далее скрепил ее печатью, мы заплатили налог в один империал, и снова двинулись в путь.

Через десять дней наш отряд приблизился к Штангорду и наступил самый главный момент нашего предприятия. Разумеется, я говорю про дележку добычи. Мы остановились на той самой поляне, где Курбат убил коронным ударом разбойника Бобу и пока все члены отряда занимались своим делом, главари, то есть Кривой Руг, Бергус и я, сошлись вместе.

Начал Кривой Руг, как все еще старший в отряде:

— Итак, утром входим в столицу. Пришло время хабар раскинуть, по справедливости и уговору.

— Да–да, — засуетился Бергус, — пора, давно уже пора.

— У нас сейчас одна тысяча девятьсот килограмм золота. Четверть дромам и их парням, плюс надбавку накидываем, — он кивнул мне. — Пятьсот слитков твои, Пламен.

Бергус недовольно поморщился, морда разбойная, но промолчал, а Кривой продолжил:

— Тебе была обещана десятая часть, Бергус. Бери сто девяносто слитков и иди с богом.

— Нет! — громко и, привлекая внимание всех, кто был на поляне, взвизгнул разбойный вожак. — Не честно так, не по справедливости! Мы с братвой свой подсчет провели, и наша доля четыреста слитков. Отдай, пахан, а то всякое бывает…

— Ну, как знаешь, Бергус, — Кривой Руг кивнул мне, вроде как повернулся боком, а потом резко выхватив кинжал и ударил Бергуса прямо в сердце.

Мы так и думали, что разбойники будут недовольны своей долей, золото глаза застит, и жадность много людей сгубила. Вот и Бергус, уже мертвый, не понимал этого. Так же как и его разбойники, которых наемники Руга по всей поляне стали резать. Если бы он промолчал, то стал бы просто неприлично богат. По его меркам, конечно. Однако он так и не понял, что это не его поход был, а наш, за что и поплатился самым ценным, что у него было, жизнью.

Кривой Руг обтер кинжал, вложил его в ножны и, как ни в чем ни бывало, сказал:

— Теперь можно быть спокойным, и знать точно, что никто по кабакам языком трусить не будет. Пятьсот пятьдесят слитков твои.

— Хорошо, — согласился я.

— Скажи, Пламен, — Кривой пристально посмотрел мне в глаза, и я его взгляд выдержал. — Ты сам–то не боялся, что и твоих парней, как этих, — кивок в сторону поляны, на которой добивали растерявшихся разбойников Бергуса, — к ногтю прижму.

— Нет, не боялся. Ты ведь понимаешь, что за нами пригляд со стороны Тайной стражи, жрецов и герцога. С нами ты поднимешься, а без нас рухнешь, Кривой.

— И то, верно, — пахан не спорил. — С вами фарт так и прет.

К полудню следующего дня наш уменьшившийся в количестве отряд вошел в Штангорд. И за два с лишним месяца, что мы отсутствовали, город резко изменился. Кругом, куда ни глянь, настороженные патрули Городской стражи, движения по улицам почти нет и праздношатающихся взрослых мужчин, пригодных к войне, совсем не видно, ибо они на фронте или трудятся. Рынки и базар еще работали, лавки и магазинчики были открыты, по набережной гуляли почтенные дамы с собачками, но что–то изменилось в худшую сторону, что–то нависло над городом, словно склизкая серая пелена. Так бывает в пасмурные и дождливые осенние деньки, когда нет желания что–то делать, шевелиться, но сейчас над городом светило солнце и погода радовала. Непогода царила в душах людей, что гораздо серьезней и страшней непогоды природной. Нет, обреченности на лицах, или того хуже, какой–то паники среди людей я не видел. Однако чревоточина сомнений и готовность к резкому ухудшению своей жизни, поселилась в их сердцах.

По широкой улице мы проследовали в сторону Старой Гавани по трое в ряд, и Звенислав, видимо понимавший, о чем я думал, прошептал:

— Обреченный град.

— Возможно. Как нам Штенгель и жрец Манфред говорили — за попрание клятвы идет исполнение проклятия. Кажется так?

— Именно так, — отозвался Курбат.

— Надолго здесь оставаться нельзя, — высказался Звенислав.

— Согласен, — поддержал его горбун. — Ты как, Пламен?

— Придется перебираться в иное место, — мои мысли совпадали с думками моих друзей. — Только надо часть золотых слитков обналичить в монеты, лучше всего в фергонские империалы или в эльмайнорские дукаты. Опять же мальчишек наших необходимо забрать из Старой Гавани. Бросать их нельзя, приучили к себе, обнадежили, так что заберем с собой. Ну и оружие надо закупить, если цены приемлемые. Думаю, за неделю управимся.

Звенислав отвлекся от разговора, подбоченился в седле, и проезжая мимо симпатичной девчушки, подмигнул ей. Девушка вся порозовела, засмущалась, а Звенислав только улыбнулся и, повернувшись к нам с Курбатом, спросил:

— Куда перебираться будем, други?

— Норгенгорд, — предложил я. — Город хороший, людный, стены крепкие, граница с Эльмайнором близко и до степных просторов всего несколько переходов. Ваше слово?

— Пусть будет Норгенгорд, — согласился Курбат.

— А мне без разницы, — Звенислав, как обычно, радовался жизни и жил сегодняшним днем. — Куда вы, туда и я, братья.

— Значит, Норгенгорд, — подтвердил я свое решение.

Глава 28

В самом конце лета, получив жесткий нагоняй от кагана Каима за неудачную военную кампанию, стянув всю свою армию в единый кулак, рахский главком шад Ханукка–ибн–Шапрут, перешел в решительное наступление. Восемьдесят тысяч воинов его армии и тридцать тысяч присланного в подкрепление дополнительного войска, настилая гати через болота в верховьях Саны, все же проломились сквозь заградительные отряды штангордцев. После чего вырвались на оперативный простор и вышли к первому городу. Им оказался небольшой пограничный городишко Стальгорд, и именно здесь должна была состояться главная битва между двумя армиями.

Каждый полководец, что Ханукка–ибн–Шапрут, что полковник Микит, ждали этого сражения, стремились к нему и возлагали на него все свои надежды. Рахская армия страдала от недостатка продовольствия и штангордских рейдеров–партизан, бесчинствующих на тыловых коммуникациях. И самое главное — каган требовал результата. Следовательно, он должен быть и необходимо наступать. А у полковника Микита резон был другой. Он ни в коем случае не должен был дать вражеской легкой коннице разлететься по территории герцогства. И для этого нужна битва, которая решит исход всей летней военной кампании.

Всю свою историю город Стальгорд жил двумя основными промыслами: торговлей и овцеводством. Вокруг него раскинулись и растянулись вширь отличнейшие пастбища, на которых всегда паслись отары тонкорунных овец. А каменный тракт, который шел через город, развивал торговые отношения с другими городами. И вот теперь, когда к городу подступили враги, именно на этих пастбищах должна состояться битва, и именно торговый тракт, идущий через Стальгорд, интересовал рахского полководца.

Полковник Микит сделал ставку на то, что вражеский военачальник не станет медлить, продолжит наступление и смог предугадать направление главного удара. Поэтому ночью все жители Стальгорда были эвакуированы в глубокий тыл. А на невысокие городские стены были поставлены четыре ополченческих и один регулярный пехотные полки, шесть тысяч человек. Ведь именно городу предстояло стать основой обороны, его центром и сердцевиной. По флангам, вплотную к стенам, Микит поставил равное количество войск с каждой стороны: четыре регулярных и двадцать ополченческих пехотных полков. А вся кавалерия и еще пять пехотных полков, из которых только один был регулярным, стояли за городом и находились в резерве.

Главными козырями в предстоящем сражении Микит считал нахождение своей армии на вершине. Глазом она практически не заметна. Но топографы провели измерения и доложили, что в среднем полки штангордцев будут возвышаться над вражескими наемниками на пять метров. Кроме того, прибыли купленные за золото наемники — четыре тысячи мечников с берегов Балтского моря, десять пехотных банд по четыреста клинков в каждой. А еще подмога из Эльмайнора, не десять тысяч конных арбалетчиков, как обещал Умберто Пятнадцатый, а всего шесть. Однако в умелых руках это немалая сила. И, наконец, третий козырь полковника Микита — передвижные батареи баллист на повозках, которые были сделаны по фергонскому образцу.