Евангелие любви - Колин Маккалоу

Сколько же в этом человеке всего намешано: то он чрезвычайно проницателен, то прост и невинен до наивности. Удивительно: стоит погаснуть огоньку, и он превращается в олицетворение рассеянного профессора, которому надо прикалывать на грудь карточку с фамилией, телефоном и адресом на случай, если он вдруг забредет неизвестно куда и поминай как звали. Но затеплится огонек, и является полубог – живой, вдохновляющий, с железной логикой мышления. Ему невдомек, и не дай бог, чтобы он когда-нибудь догадался, что она намерена превратить его душу в электрическую дугу.

– Вам сказали, что от вас ждут, когда книга выйдет из печати?

Джошуа снова в недоумении взглянул на нее.

– Когда выйдет из печати? Кажется, Люси что-то такое говорила. Но при чем тут я? Я свою часть работы сделал.

– Думаю, от вас ждут гораздо больше, чем просто рукопись, – твердо заявила Джудит. – Ваша книга очень важная, и вы сами станете очень важным человеком. Вас попросят совершить рекламный тур – показаться перед людьми, выступить по радио, телевидению, прочитать лекции, присутствовать на обедах. Боюсь, также придется давать интервью газетам, журналам.

Кристиан заинтересовался:

– Это же замечательно! Хотя книга – это я, и вы представить себе не можете, как я рад, что у меня есть право так говорить, – мне больше по нраву рассказывать о моих идеях.

– Прекрасно, Джошуа! Я совершенно с вами согласна: лучший передатчик ваших идей – это вы сами. Поэтому воспринимайте рекламный тур, который вас попросят совершить, как возможность достучаться до гораздо большего числа людей, чем возможно в вашей клинике.

Кэрриол помолчала, и эта хрупкая пауза была наполнена неким смыслом. В пациенте он сразу бы распознал намерение вложить в его сознание под маской искренности нагромождение лжи. Но теперь ничего подобного не произошло. Потому что Джудит просто сказала:

– Я всегда считала книгу второстепенной целью. Поводом преподнести вас средствам массовой информации.

– Неужели? А я думал, вам нужна именно книга.

– Нет. Человек превыше книги.

Он не стал комментировать последнее замечание.

– Люси в самом деле что-то говорила о рекламном туре. Но когда и как ехать, не помню. Извините, Джудит, я тогда, должно быть, сильно устал. Плохо воспринимал. Последние недели дались мне с трудом. Работа с Люси, обычный прием больных. Я просто недосыпал.

– В вашем распоряжении целое лето – отдыхайте! – Джудит рассмеялась. – «Аттика» поднажмет и выпустит книгу осенью, как раз перед началом массового переселения и такой же массовой депрессии. Разумный момент для распространения книги. Люди будут готовы. Созреют.

– Н-да… м-м-м… Спасибо за разумные слова, Джудит. Я рад, что вы меня просветили. Похоже, мне в самом деле стоит все лето отдыхать.

Он явно разрывался на части: горел желанием общаться с массами, но опасался как средства доставки к желаемой цели, так и маневров своего возницы – Джудит Кэрриол. Да, с ним будет не просто! Он замкнулся от внешнего мира, не смотрел телевизора, не слушал радио, читал только «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост», хорошие книги и профессиональную литературу, но знал горести людей лучше любых источников информации.

Джудит внимательно изучала его чуть прикрыв ресницы. В Джошуа появилось что-то новое, странное, что подтачивало корни ее уверенности в успехе. Одряхление? Увядание? Неужели это признаки саморазрушения? Чепуха, успокаивала она себя. Разыгралось воображение. Его напряжение после трудной работы наложилось на ее неуверенность в себе. Джошуа не слаб, он чуток. В нем нет недостатка силы, но отсутствует черствый эгоизм. И еще он способен на поступок – если потребует ситуация и если он понадобится людям, он отдаст все, что имеет, и сверх того.

Джудит все-таки осталась на обед и слегка удивилась, обнаружив, что младшие женщины семейства смотрят на нее не с такой подозрительностью, как в тот первый вечер, когда она появилась у них. Какими бы им ни виделись ее отношения с их любимым братцем, ни Мэри, ни Марта, ни Мириам больше не видели в ней угрозы. Что они чувствовали? Что чувствовали все, чего не чувствовала она? Или он тоже не чувствовал? Странно, ведь их отношения не осложнялись ничем личным. Джудит улетела в Вашингтон, так и не разгадав загадки.

– Джудит ввела меня в курс того, что произойдет, когда моя книга выйдет из печати, – сообщил родным Джошуа, когда вечером вся семья собралась в гостиной.

– Полагаю, тебя попросят совершить что-то вроде рекламной поездки, – предположил Эндрю, с тех пор как его брат стал писателем, интересовавшийся книгоизданием. Он стал смотреть кое-какие телепередачи, а когда не было пациентов и по-настоящему ответственной работы, включал в кабинете радио.

– Да. В одном смысле это меня вполне устраивает, но во всех остальных – пугает. Я взвалил на вас столько лишней работы весной, а теперь, оказывается, придется потратить время и осенью.

– Не перетрудимся, – улыбнулся Эндрю.

Мать была на вершине счастья: ее драгоценный Джошуа вернулся в лоно семьи после того, как два месяца всецело отдавал себя книге. Как славно смотреть, как он спокойно сидит, потягивая кофе с коньяком, а не выпрыгивает из-за стола, не проглотив последний кусок. У нее даже не возникало желания вовлекать его в дискуссию, чтобы он разразился речью.

– Хочешь, поеду с тобой, – предложила Мэри, которой не терпелось вырваться из дома. Провести столько лет в умирающем Холломене, когда в мире столько интересного! За ее пассивностью и сознанием, что она не такая умная, как Джошуа, не такая красивая, как мать, и не такая востребованная, как Джеймс, Эндрю, Мириам и Марта, скрывалась горечь, неудовлетворенность и мятежный дух. Ее одну из всей семьи обуревало желание путешествовать, познакомиться с новыми местами, испытать что-то новое. Но, по характеру инертная, она не умела встать и заявить о своих желаниях. Проживала в семье пустую жизнь и ждала, когда кто-нибудь из родных сам догадается, что ей надо. Но не могла понять одного: что из-за своей бездеятельности и неактивности стала для других невидимой и так глубоко запрятала свои помыслы, что родные не подозревали, что они вообще существуют.

Джошуа улыбнулся и энергично помотал головой:

– Конечно, не хочу. Управлюсь сам.

Мэри промолчала и ничем не выдала своих чувств.

– Надолго уедешь? – спросила Мышь, опустив глаза.

К ней, такой миниатюрной, милой и серой, он всегда испытывал особую нежность и теперь одарил предназначенной только для нее улыбкой.

– Не думаю, дорогая Мышка. На пару недель максимум.

От его ласковых слов большие, мечтательные глаза Мыши увлажнились.