Черный Кровавый Триллиум - Андрэ Нортон

— Присутствующие здесь готовы предложить тебе, охотник, кров и пищу.

Джеган продолжил:

— Благородная Первая, позволь представить тебе королевскую дочь, спасшуюся из захваченного великого каменного Дома. С горечью сообщаю вам, что на нашу землю и воду пришло Зло. Королевская дочь получила вызов от той, что живет в Ноте, где должен состояться большой совет.

Тот же самый оддлинг, который принял у Кадии шест, теперь подал ей руку и помог подняться на помост. Оказавшись лицом к лицу с Первой в Доме, девушка поняла, что делать реверансы в рваном кожаном костюме нелепо. Тогда Кадия решила приветствовать здешнюю правительницу так же, как женщины-ниссомки здоровались друг с другом в Тревисте. Она сложила руки, плотно прижав одну ладонь к другой, и, поклонившись — не очень низко, как равная равной,— сказала:

— Я, Кадия, дочь короля Крейна, славлю землю и воду, а всем присутствующим желаю мира и доброй жизни.

Сказала и замерла — так ли она поступила? Не дай Бог обидеть кого-нибудь из сородичей Джегана. К ее облегчению, Первая ответила знакомым жестом — она протянула ей руку ладонью вверх. Кадия тут же положила на нее свою руку, ладонью вниз.

— Отдохни, королевская дочь,— сказала Первая и улыбнулась неподражаемой улыбкой ниссомов: толстые губы широко раздвинулись, обнажив острые клыки. Потом быстро продолжила: — Истинно сказано, что смерть затопила землю и воду. Мы восхваляем тех, кто не имеет имен, за то, что ты пришла спасти и уберечь нас. Те, кто встал из пучины, бродят по нашей родине. Не меньше...— Она помедлила, словно не решаясь говорить дальше, потом все-таки закончила: — ...Зла несут рожденные Мраком. Им теперь нет числа. Но мы всегда останемся свободными, королевская дочь. Позволь нам дать тебе временный приют.

Дома оддлингов, на первый взгляд, вряд ли располагали теми удобствами, к которым принцесса привыкла во дворце, и все-таки оказалось, что местным жителям кое-что известно о комфорте.

Внутреннее пространство общинного дома было разделено коридором, куда выходили многочисленные двери. У Кадии мелькнула мысль, что каждая дверь ведет в помещения, где живет отдельная семья или какая-то другая со-общность — то ли по возрасту, то ли по полу. Это предположение сразу отпало, когда Кадия обнаружила, что в доме вообще нет мужчин: в распахнутых дверных проемах стояли лишь женщины, поодиночке или группами. Все они кланялись гостье, когда та проходила мимо. Наконец, ее довели до последней двери, и Кадия переступила порог обширного зала, уставленного прекрасной мебелью. На стенах даже висели какие-то изображения.

В первый раз за эти дни она обнаружила покрытую резьбой каменную ванну (по-видимому, ее нашли в развалинах какого-нибудь древнего города), доверху наполненную чистой горячей водой. По поверхности густо плавали лепестки каких-то лиловых и фиолетовых цветов. Безусловно, лепестки были куплены на ярмарке в Тревисте — кроме того, что они благоухали, это было настоящее чудесное мыло. Стоило потереть их между ладоней, как они сразу начинали пениться.

Первая в Доме села на скамеечку у стены, рядом с шестью другими женщинами-ниссомками. Их присутствие совершенно не стеснило Кадию — да и кто мог после такого похода устоять перед огромной ванной с ароматной водой! Она погрузилась с головой, вынырнула и разнеженно замерла.

Вымытую Кадию молоденькие ниссомки обрядили в очень мягкое свободное платье, сделанное из трав. Тело не могло надышаться... Затем принцессу усадили на стул, и совсем юная, но уже замужняя туземка принесла поднос, на котором стояли маленькие скорлупки-чашечки с какой-то пахучей жидкостью. Женщина обнесла всех присутствующих в зале, и каждая взяла по скорлупке. Затем Первая в Доме подошла к принцессе и капнула ей на голову жидкость из своей чашечки. За ней тот же обряд выполнили остальные.

Кадия, не выносившая долгих и утомительных церемоний и позволявшая себе во дворце убегать задолго до их окончания, теперь сидела, не смея шевельнуться. Не дай Бог чем-нибудь обидеть родственниц Джегана!..

Первая в Доме отпила из своей чашки и тут же выплюнула. Принцесса быстро повторила ее движения, потом они обменялись скорлупками, и, вслед за ниссомками, принцесса осушила свою чашку. Теплая расслабляющая волна побежала по телу...

— Прочь, Зло! — нарушила тишину хозяйка.— Прочь, кровопийцы, разгуливающие вокруг! Прочь другие, кто не из нашей земли, кто смущает мысли.— Она сделала паузу, словно подыскивая слово, потом продолжила: — Мы получили известие с низовьев реки. Наши люди вернулись из Тревисты. Это место теперь охраняется торговцами смертью. Многие из наших людей погибли по пути домой. Мы послали весточку Той, что владеет Нотом, но пока не получили ответа...

— Первая в Доме! — Кадия, сидя на стуле, поклонилась.— Те, кто захватил Тревисту, совсем не знают болот. Правда, среди них есть некто, обладающий тайным всеведением. Он отдает приказы, а один из его слуг бродит вместе со скритеками. Но все равно я не верю, что солдаты, выросшие на равнинах Лаборнока, способны сражаться в болотах. Ваши люди, чьей родиной являются Гиблые Топи, могут восстать и освободить часть нашей земли.

Первая печально покачала головой:

— Королевская дочь, не в наших обычаях сражаться с теми, кто пришел на нашу землю. Сами мы будем обороняться, но другим смерть не несем.

Кадия прикусила язык. Опять она поспешила, и Первая в Доме ясно дала ей это понять. И дело здесь не в обычаях, что, конечно, тоже само по себе очень важно, а в том, что вторжения, которое готовилось несколько десятков лет, не отразить. Старая женщина права. Сколько раз Кадию подводила ее нетерпеливая, пылкая натура, пора бы остепениться...

Она сжала в ладонях амулет.

— Та, кто владеет Нотом,— сказала принцесса,— вызвала меня. Долгие годы она была защитницей нашей земли. Возможно, она и даст ответ.

Первая в Доме одобрительно кивнула:

— Правильно, королевская дочь. Она — самая великая среди живущих, она обладает тайным знанием, она сильна и могущественна. Мы поможем тебе добраться в Нот.

 Глава 14

Узун заиграл на флейте знакомую мелодию «Прекрасен на закате наш прудик, полный роз» — старинную балладу о рыбаке, разлученном с родным домом, с теми, кого он любил. Харамис очень любила эту печальную, чуть однообразную, но такую трогательную песню, и когда последний серебряный звук флейты замер среди диких, укутанных снегом скал, принцесса сказала:

— Замечательно. Трудно удержаться от слез...

— Если желаешь, могу сыграть еще что-нибудь,— вежливо предложил Узун,— но, к сожалению, мои пальцы совсем замерзли, и хорошо уже не получится.