Библиотекарь - Михаил Елизаров

С каждым днем креп стылый ветер, и к ночи звезды покрывала изморозь. Надо было готовиться к зиме, запасать продукты. С отоплением проблем не было. Дровами мы были обеспечены на ближайшие годы. Трухлявая деревня сама служила нам складом.

Кое-где в избах сохранились в целости окна, так что Николаю Тарасовичу даже не пришлось ехать в город за новыми стеклами. Починить трансформатор не получилось. Во время вечерних чтений пришлось жечь свечи и керосиновые лампы. На следующий год мы подумывали обзавестись портативной электростанцией на мазуте и уже присмотрели место во дворе для будущей цистерны с горючим.

Впрочем, до зимовки дело не дошло.

Первым непрошеных гостей заметил Тимофей Степанович. По утрам старик брал лукошко и отправлялся за грибами. Он же и прибежал к нам с тревожными вестями — подозрительный субъект брел кромкой леса. Бог знает, что позабыл он в этих глухих местах, одинокий человек, не похожий ни на охотника, ни на грибника. Поверх брезентового дождевика болтался в чехле фотоаппарат или бинокль.

Не могу сказать, что новость особо всполошила нас. Мало ли кто мог идти лесом в утренний час. Вероятно, Тимофей Степанович видел безопасного городского жителя, туриста-фотографа, желающего получить живописные виды деревенской разрухи. На беспокойство не хватало времени, каждый угол хозяйства требовал внимания и ремонта.

Ночью со стороны лесной дороги доносились ритмичные глухие перестуки и скрипы. Утром Сухарев и Кручина, совершающие обход территории, доложили, что дорогу перегородили поваленные деревья. Взгляда хватило, чтобы понять — крепкие дубы корчевала не стихия, а пила и топор.

Ночные лесорубы нас порядком расстроили. Плановое расширение дороги могло лишь означать, что нашему уединенному существованию однажды придет конец и здесь появятся люди. Настораживало, отчего таинственные лесорубы трудились ночью, почему не отволокли деревья к обочине? Делать выводы о конкретной угрозе было рановато, но факт оставался фактом — стволы перекрывали выезд в райцентр.

Я ограничился тем, что ввел круглосуточное патрулирование. Весь день и следующую ночь мы прислушивались, возобновятся ли работы в лесу. Ничего похожего не происходило. Хотелось верить, пришельцы появились по недоразумению и теперь исчезли навсегда.

Мысль, что нас выследил Совет, высказал за обедом Дежнев. Вначале повисла гробовая тишина, а потом посыпались упреки: стоило ли вообще уезжать из родного города, если через месяц приходится снова драпать.

— Это же будет длиться бесконечно, пока нас на край земли не загонят, — негодовал Кручина.

Его активно поддерживали сестры Возгляковы, тоскующие по брошеному хутору.

— Я считаю, судьбу надо встречать лицом к лицу, а не бегать от нее, — угрюмо говорила Анна. — Правда, девочки? — Светлана и Вероника неуверенно покивали.

Положение несколько исправил Тимофей Степанович:

— Ну и чего возмущаться? Если нас засекли, то предоставляется отличная возможность с честью погибнуть. Вам что, для этого особые удобства нужны?

— Я, честно говоря, в покойники не готовлюсь, — бодро заявил Сухарев. — Не очень-то интересно. Выдумали тоже проблему! — он фыркнул. — Прыгнули в автобус, и ищи-свищи нас по всей стране. «Ничего на свете лучше не-е-ту, чем бродить друзьям по белу све-е-ту!»

— Я бы вообще предпочел жизнь на колесах, — мечтательно сказал Вырин. — Так еще интереснее, ночуешь в поле, костер, картошка печеная, песни под гитару… А где заработать, всегда найдется.

— А что, — Иевлев энергично почесал широкий, как лопата затылок, — мне нравится. Печку в салоне приспособить, оборудовать спальные места, стекла тонировать. Будет жилой фургон.

— Ага, разогнались, поехали, — буркнул Луцис. — Вон дорогу уже перекрыли. Пешком ведь уходить придется, налегке. Или на плотах.

— В нашей читальне стали преобладать паникеры, — сказала Таня. — Маргарите Тихоновне было бы за некоторых стыдно…

— Да при чем здесь паникерство? — поморщилась Анна. — Я говорю, нечего за свою драгоценную шкуру дрожать.

— А никто и не дрожит, — мягко возразил Марат Андреевич. — Просто весь ваш разговор весьма некрасив по отношению к Алексею…

Возгляковы и Кручина потупились.

Все ждали моего слова.

— Я был инициатором переезда, и до сих пор считаю этот поступок правильным. Так планировала и Маргарита Тихоновна. Мне кажется, тревоги несколько преждевременны. В Совете никак не могли знать, куда мы уезжаем, разве кто-нибудь из читальни сообщил бы им эту информацию…

Все почему-то посмотрели на загрустившего Озерова. Он был единственный из троицы новых читателей, кто присутствовал на ужине. Гаршенин и Дзюба были в дозоре. Озеров деликатно избегал участия в беседе. Поймав на себе взгляды широнинцев, он побагровел, резко встал из-за стола, так что с душераздирающим скрипом отъехала лавка вместе с увесистыми Возгляковыми.

— Вы что же… — Озеров, набычась, стиснул кулаки, — считаете, что я или Дмитрий Олегович… что мы могли донести в Совет?…

— Женя, успокойтесь, — сразу вмешался Марат Андреевич. — Как вы вообще могли такое подумать?!

— Вы-то здесь ни при чем, — начал Луцис. — А вот Дзюба… Поймите, я никого не обвиняю. Но я, к примеру, хорошо знал лишь Латохина. И еще я могу поручиться, Дзюба не входил в число тех десяти бойцов, что помогали нам на сатисфакции…

— Точно, — согласился Сухарев.

— Ребята, — сказал Вырин, — вы же были там в Колонтайске, Алексей, Танюша. Вспомните хорошенько!

— Да там народу собралось под сотню человек, — нахмурился Тимофей Степанович. — Только колонтайских — почти три десятка. А они еще в закрытых хоккейных шлемах, даже глаз толком не видно.

— Я хорошо помню Веретенова, — признался я. — Мы у него останавливались… Ну, и Латохина, понятно. Насчет остальных ничего конкретного сказать не могу…

— Да… — озабочено произнес Кручина, — хорошенькая история… Евгений, а вот вы были знакомы с Дзюбой?

— Лично — нет, — озадачился Озеров, — но читатель с такой фамилией был. Вам бы лучше всего расспросить Гаршенина. Он более или менее близко общался с колонтайской читальней. Погодите, как вы можете Дзюбу подозревать? Он же ранен был!

— Это ни о чем не говорит, — Луцис прошелся по комнате. — Разве нельзя допустить, что настоящий Дзюба был убит и похоронен вместе со всеми, а с нами поехал кто-то другой?

— Наваждение прямо, — Озеров потряс головой. — Мы постоянно были друг у друга на виду! Когда бы он сообщил наши новые координаты Совету? Абсурд… Что же, паспорт у него попросить?

— Это все равно не имеет значения, — отмахнулась Анна. — Если Дзюба — наводчик, свою задачу он уже выполнил. Если нет — и обсуждать нечего.

— Вот я на сто процентов уверена, что Дзюба ни при чем, — Вероника стала собирать грязные тарелки. — Нормальный мужик. Спокойный, глаза не бегают. Предатели себя по-другому ведут. А у Совета и без него достаточно соглядатаев. Может, за нами кто в пути увязался и выследил, Николай Тарасович?

— Вроде нет, — сказал Иевлев, — я смотрел, хвоста не было.

— Ребята, — чуть смущенно сказал Марат Андреевич, — я уже и сам не рад, что поднял эту тему… Очень преждевременно утверждать, что Совет обнаружил нас.

— Каратели из Совета не церемонились бы, а напали, — усмехнулся Тимофей Степанович.

— А все-таки, кто тогда перегородил дорогу? — спросила Светлана. — И зачем?

— Непонятно, — согласился Марат Андреевич. — Поэтому я предлагаю расчистить завал.

— И чем быстрее, тем лучше, — добавил Луцис.

— Мы вдвоем с Кручиной за час управимся, — бодро сказал Николай Тарасович. — Тем более, у нас и «Тайга» имеется.

— А вот бензопилу я бы вам брать не советовал, — сказал Марат Андреевич. — Слишком шумный агрегат. Возьмите обыкновенную, столярную…

Взвыли собаки.

В дом, широко распахнув дверь, вбежал запыхавшийся Гаршенин:

— Ребята, тревога! — выдохнул он. — У нас гости!

Мы гурьбой бросились к длинному стеллажу, где были разложены доспехи. В круглых гнездах невысокой подставки стояли пики, цеп Анны Возгляковой и боевая коса Гаршенина.

— Что за люди? — быстро спросил я, надевая через голову тяжелый панцирь. Книга Памяти сразу перекочевала в стальной футляр.

— А пес его знает, Алексей Владимирович, — ответил Гаршенин, берясь за обитое железными полосами косовище. — Пять человек. Сюда идут. Мы, как только заметили, сразу сюда.

— Всего пять? — Марат Андреевич опоясался шашкой. — Не густо.

— Вооружены?

— Вроде нет. По крайней мере, в руках ничего такого не держат… У одного моток кабеля…

— Ремонтники?

— Разве поймешь? — с досадой сказал Гаршенин. — На них не написано. Вряд ли ремонтники. В лучшем случае — ворье, что провода на продажу режет.