Библиотекарь - Михаил Елизаров

Враг извратил все, к чему ни прикоснулся. И вот запахшая утопленником Балтика наставила шпионские уши радиолокационных станций, распахнула Врагу казармы, открыла порты его кораблям. Азия залила бетоном хлопковые поля, превращая их в посадочные полосы для бомбардировщиков, возвела парники по голландскому образцу — потчевать соей и картофелем американо-датских, австрийско-итальянских и канадо-турецких солдат.

В назначенный час взорвутся ядовитые хранилища. Всплывут вражеские субмарины в Тихом океане, Северном, Балтийском, Баренцевом и Черном морях. Сквозь переродившуюся Украину на урчащей бронетехнике двинутся угрюмые солдаты в дедовском немецком камуфляже. Со стороны Грузии в американских вертолетах полетят чеченские боевики. По стылым водам Амура заскользят хищные перепончатые джонки, понесут пиратский десант к российским берегам. Узкоглазые коробейники, хабаровские и благовещенские «ходи», достанут из клетчатых сумок «калашниковы» китайского производства и покорят древнюю Сибирь. На Сахалин, Курилы и Камчатку хозяевами ступят японские войска.

Врага не остановить. Красная кнопка ракетного чемоданчика давно вырвана с корнем. Но даже если бы она была, то не вызвала бы ракеты к жизни. Чрева шахт выскоблены. Тяжелую баллистику давно распилил на части Мирный договор. Не взлетят самолеты, не выйдут из доков подводные атомоходы. Боевая электроника давно убита злым воздействием вражеских сигналов. Никто не спасется.

Но есть особый тайный человек, владеющий сокровенным Семикнижием. Ему известно — покуда читаются Книги, одна за другой, без перерыва, страшный Враг бессилен. Страна надежно укрыта незримым куполом, чудным покровом, непроницаемым сводом, тверже которого нет ничего на свете, ибо возводят его незыблемые опоры — добрая Память, гордое Терпение, сердечная Радость, могучая Сила, священная Власть, благородная Ярость и великий Замысел.

Перед моими глазами чередой разрозненных видений простерлись бессчетные годы. В маленькой комнате, где на окнах бархатные портьеры, за простым конторским столом сидит человек. Мраморная лампа с зеленым абажуром льет электричество на раскрытые страницы. Никто не заходит в комнату и никто не покидает ее. Мы видим чтеца со спины, его сутулые плечи, наклоненную голову в трепещущей диадеме света.

Тот, кто читает Книги, не ведает усталости и сна, не нуждается в пище. Смерть не властна над ним, потому что она меньше его трудового подвига. Этот чтец — бессменный хранитель Родины. Он несет свою вахту на просторах мироздания. Вечен его труд. Несокрушима оберегаемая страна.

Таков был Замысел Книг.

БЕГСТВО

Уже на следующий день крайне встревоженный Дежнев сообщил мне, что Маргарита Тихоновна не отвечает на звонки. Взяв в помощь Сухарева, мы втроем помчались к ней, но никто нам не открыл. Бог знает, что передумал я, пока Сухарев сноровисто и бесшумно взламывал дверной замок. Я заранее корил себя, что изнуренная тяжкой болезнью Маргарита Тихоновна не выдержала нагрузки от прочтения Книги Смысла и умерла.

Самые худшие предчувствия не оправдались. Квартира просто была пуста. Тогда мне подумалось, что домой Маргарита Тихоновна так и не попала, если бы не один странный факт, поселивший во мне тяжелые подозрения. В маленькой комнатушке, служившей гостиной и спальней, произошло неуловимое изменение. Я не сразу заметил, какой предмет сбежал со своего насиженного места. Я ощупал глазами комнату. Стена над кроватью топорщилась пустым гвоздем и следом квадратной пустоты. На обеденном же столе прислоненная к графину на латунном подносе стояла фотография еще молодой Маргариты Тихоновны — портрет в деревянной раме. На этом черно-белом снимке она чем-то напоминала актрису Целиковскую. Упругую щеку с ямочкой улыбки, как грубый прозекторский шрам, пересекала надпись: «Алексею, на добрую помять».

Я взял в руки портрет, и чувство горчайшей утраты затопило меня. Разумеется, о Книге Смысла я сожалел только в материальном отношении — за нее наверняка можно было выручить баснословные в громовском мире деньги. Скрытый в ней Великий Замысел подвижничества и связанного с ним индивидуального бессмертия больше напоминал ад. Более того, я даже подозревал, что явление Книги обусловлено таким же разочарованием прежних ее хозяев. Впрочем, поделиться этими мыслями было уже не с кем.

Растерянный Марат Андреевич бормотал:

— По крайней мере, паспорта я не нашел. Еще не все потеряно. Подождем…

Мы покинули опустевшее жилье, и Сухарев аккуратно устранил следы взлома.

Каюсь, мне не достало мужества рассказать широнинцам правду о Книге Смысла, особенно после моего визита в диспетчерскую такси. Наш с Маргаритой Тихоновной заказ был там зафиксирован. Рыжий водитель не собирался таиться и сообщил обескураживающие подробности. Он прекрасно запомнил свою пожилую пассажирку. Она действительно вначале заехала по адресу: Конторская, 21, — попросила машину подождать и вскоре вышла с небольшим чемоданом. Вторым и конечным пунктом назначения был вокзал.

Я заставил себя думать — Маргарита Тихоновна жива и действует на благо читальни.

В ожидании тянулся весь следующий день, но от Маргариты Тихоновны не было ни слуху ни духу. К вечеру слабая надежда на возвращение угасла.

Я, как умел, успокаивал и приободрял широнинцев. Но нет худа без добра — тяжкое потрясение пробудило их от смертно-тоскующей спячки.

На собрании, проведенном у Луциса, широнинцы единогласно проголосовали за побег. В свете минувших событий это звучало предсмертным завещанием Маргариты Тихоновны. Начались хлопотные сборы. Все надо было сделать тихо, незаметно и в кратчайшие сроки. Что имело хоть какую-нибудь ценность — продать. О выгоде никто не думал. В складчину был приобретен вместительный легковой прицеп, закуплены необходимые инструменты, консервы, одежда.

В ночь перед побегом мы снова посетили осиротевшее жилище на улице Конторской. Я хотел захватить подаренный мне портрет Маргариты Тихоновны.

На обратном пути, едва мы вышли из подъезда, я вдруг почувствовал, что за нами следят, и настороженно замер. Опытный Сухарев сразу опустил руку в сумку с инструментами, вытащил гвоздодер и передал мне, сам же взял короткий лом и отвертку. Николай Тарасович, ожидающий нас возле «Нивы», видимо, тоже почуял неладное — в руках у него была увесистая кувалда. Луцис спрятался за машиной.

Кусты, росшие непроходимой стеной вдоль первых этажей, дрогнули, точно от ветра, и на дорожку ступили две мужских фигуры.

Первый мужчина сделал к нам несколько неуверенных шагов.

— Вы от Маргариты Тихоновны? — взволнованно и, как мне показалось, с мольбой в голосе спросил он.

— Допустим… — ответил я, чтобы выгадать время для Дениса, который уже подкрадывался к незнакомцам с тыла.

— Так она дома?! — обрадовался человек. — Господи, мы же вторые сутки караулим! — он уверенно двинулся к нам, словно не замечая Николая Тарасовича.

Неслышный Луцис вынырнул за спинами чужаков и приготовил топор.

— А зачем вы караулите товарища Селиванову? — продолжал я вкрадчивый допрос.

— Вы — Вязинцев, Алексей. Племянник Максима Даниловича, — уверенно проговорил человек. — Вы что, не помните меня? — он шагнул, попадая под косой свет фонаря.

Я определенно где-то видел это худое, изможденное лицо с покосившимся длинным носом.

— Ну как же?! — с горечью воскликнул человек. — Моя фамилия Гаршенин, я из читальни Жанны Григорьевны Симонян. А это, — он указал на соседа, коренастого блондина со шкиперской бородкой, — тоже наш читатель — Евгений Озеров. Я после вашей сатисфакции… — он запнулся, подбирая слово, — гостил у Маргариты Тихоновны. Единственный известный нам адрес. Потому мы и приехали сюда, а больше нам и податься-то некуда.

Тут я узнал его.

— Ну конечно! Вам еще тогда руки поломали. Дмитрий… э…

— Олегович, — с готовностью подсказал человек.

— Что же вы сразу не назвались, — Сухарев дружески хлопнул Гаршенина по плечу. — Николай Тарасович, — сказал он нетерпеливо Иевлеву, — да бросьте вы кувалду. Это свои…

От Гаршенина и стала известна вся страшная правда последних недель. О том, как на собрании региона читальня Буркина, поддавшись угрозам, согласилась платить денежный оброк Совету за право пользоваться собственной же Книгой Памяти — так называемый абонемент, — о чем и была подписана бумага. Этим Буркин рассчитывал спасти своих людей от верной гибели. Симонян категорически отвергла все предложения Совета и вознамерилась покинуть собрание. Дорогу строптивой читальне преградила охрана. Не ясно, кто первым начал драку, сразу переросшую в бойню. Буркин безуспешно пытался остановить кровопролитье и угодил под бьющие без разбора топоры бойцов Лагудова и Шульги.