Актеры шахматной сцены - Виктор Васильев

Теперь у него был тренер – мастер Александр Кобленц. Приметив на своих занятиях с молодыми шахматистами занятного шустрого паренька, Кобленц быстро почувствовал в нем незаурядные способности. Он стал захаживать домой к Талю, давал советы, помогал во время матча с Сайгиным.

Опытный Кобленц, спокойный, даже флегматичный, был полной противоположностью своему порывистому ученику. Но именно поэтому, наверное, он был для Таля особенно полезен.

Под опекой Кобленца Таль несколько посерьезнел. Настолько, что впервые стал хоть как-то готовиться к предстоящему чемпионату. С этой целью он просмотрел привезенные ему Кобленцем партии других полуфиналов, где играли его будущие соперники.

Но все равно он еще оставался мальчиком! Во-первых, Таль по-прежнему разбирал лишь полностью записанные партии, то есть доигранные до конца. Запись же только дебютных ходов его не занимала – скучно! Во-вторых… Во-вторых, девятнадцатилетний Миша Таль поехал в начале января 1956 года на финал чемпионата в Ленинград с твердым намерением занять ни больше ни меньше как первое место!

Самое забавное было в том, что после четырех туров Таль с тремя очками был единоличным лидером турнира. Сделав ничью в первый день с Антошиным, он затем очень красиво, с эффектными жертвами фигур, выиграл у Хасина и Симагина. Правда, потом он едва не обжегся на Болеславском, которому необоснованно пожертвовал пешку. Но в критический момент Таль затеял на доске такую суматоху, что Болеславский махнул рукой и предложил ничью.

Словом, мальчик разгулялся, и кто-то должен был поставить его на место. По прихоти фортуны эту обязанность пришлось выполнить другому юному участнику – Борису Спасскому.

Таль успел своей игрой завоевать симпатии ленинградской публики. Все дни он находился в приятном возбуждении, почувствовав, что становится известным в стране. Однажды он попытался перейти улицу в неположенном месте. Его остановил милиционер. Грозил штраф, но, как назло, денег у Таля в эту минуту не было. Тогда он вынул из кармана вечернюю газету, где на последней странице был снимок – Таль играл с Симагиным. Милиционер посмотрел на снимок, улыбнулся, вежливо взял под козырек. Это приятно польстило самолюбию.

Поэтому, когда во время партии со Спасским Таль внезапно почувствовал, что ленинградцы болеют не за него, а за своего земляка, он огорчился. В нем вдруг проснулось и капризно напомнило о себе «молодое дарование». Да и вообще он с некоторой ревностью относился к успехам Спасского, который всеми уже считался яркой восходящей звездой. Ситуация осложнялась тем, что оба юноши были лидерами турнира, имея по три с половиной очка.

То ли расстроенный тем, что симпатии публики отданы другому, то ли воодушевленный удачным стартом, а скорее всего, из-за своего легкомыслия Таль слишком резво разыграл дебют и оказался в позиции, которая совершенно не соответствовала его стилю. Спасский уже тогда отличался умением реализовывать перевес. Очень легко и изящно он довел партию до победы.

Таль был сконфужен. Он успел привыкнуть, что когда после окончания партии вспыхивали аплодисменты, они адресовались именно ему. На этот раз все было наоборот.

Эта партия сбила с Таля спесь и опустила с лазурных небес на землю. Остальную часть турнира он провел, уже не думая о лаврах победителя. Провел, кстати, в своей обычной манере, что окончательно закрепило за ним репутацию искателя приключений. В конечном итоге Таль набрал десять с половиной очков из семнадцати и разделил с Полугаевским и Холмовым пятое-седьмое места. Для дебютанта чемпионата – блестящий успех, особенно если учесть, что он всего на очко отстал от победителей турнира – Авербаха, Спасского и Тайманова.

Но это итоги чисто спортивные. А как творческие? Одну оценку выступления Таля в этом турнире мы уже знаем: оптимизм и великолепная тактическая зоркость и в то же время – необоснованность риска, неподготовленность атак, которые порой не вытекают из требований позиции. Автор этой точки зрения – П. Романовский.

А вот мнение другого знатока – Г. Левенфиша: «Самой колоритной фигурой чемпионата оказался 19-летний рижанин Таль. Он исключительно способный тактик и считает комбинации с поразительной быстротой. Таль с первых же туров завоевал симпатии публики своим стремлением к острой и сложной игре… Многие участники страдали от недостатка времени, Таль – от избытка: у него не хватало терпения дожидаться хода противника (все уже давно рассчитано!), и он изучал пока партии на соседних досках. В оценке позиции, в маневренной борьбе у Таля есть еще серьезные пробелы, естественные для 19-летнего юноши. Но большой талант налицо…».

Обе оценки в целом лестные, но Таль был недоволен собой. Он видел, что уверенность, которую он ощущал перед чемпионатом, была в общем-то обоснованной (хотя целиться на первое место при его неуравновешенности, нехватке опыта и, что важнее всего, недостаточно глубоком понимании позиции было мальчишеством). В то же время он испытывал неудовлетворенность своей игрой, тем, что ему удалось лишь в нескольких партиях до конца осуществить свои замыслы, которые часто сводились на нет спешкой, азартностью, слабой техникой.

То, что Таль испытывал неудовлетворенность, говорило о его требовательности к себе. Но оно говорило и о другом: в нем зрели и все более властно заявляли о себе действительно могучие силы, которые позволили ему всего год спустя стать чемпионом первой шахматной державы мира.

Словом, Михаил Таль стоял на пороге того этапа в своей удивительной шахматной карьере, который в течение всего трех лет возвел его на шахматный трон. Загадка Таля начиналась…

Истоки загадки крылись в том, что в партиях Таля критики не видели той цельности, того, если можно так выразиться, шахматного единства места, времени и действия, когда каждая реплика фигуры или пешки подчинена общему сюжетному плану, когда с первого акта – дебюта и до последнего – эндшпиля все действующие лица шахматного спектакля ведут свои роли в точном соответствии с замыслом автора.

В партиях Таля на первый взгляд было много случайного, алогичного. Ему ничего не стоило изменить первоначальный замысел и ринуться вдруг куда-то в сторону. Он был как капризная речка, то и дело меняющая свое русло.

Так что же, правы те, кто считал, что партии его не отличались цельностью, что атаки его были часто не подготовлены и «не вытекали из требований позиции», что в ряде встреч ему просто повезло? И правы, и неправы. Правы потому, что победы Таля и в самом деле выглядели внешне спорными, а иногда даже и неубедительными. Неправы потому, что они только внешне кажутся такими. Больше того, они должны так выглядеть. И если отдельные партии Таля, взятые сами по себе, далеко не всегда оставляли впечатление цельности, законченности, то в комплексе, в сочетании с другими его партиями они позволяли отчетливо увидеть стройную, вполне законченную и логическую систему.

Как часто речка ни меняет русло, как ни петляет – путь она все-таки держит к морю!

Иногда про шахматистов говорят, что они играют в остром стиле, в комбинационном, в позиционном, в строго позиционном, в стиле Алехина, в стиле Капабланки, в стиле Ботвинника и т. д. Были и такие универсальные шахматисты, как, например, гроссмейстер Керес, которого трудно, казалось бы, отнести к какому-нибудь определенному стилю, так как в его партиях комбинационные замыслы необычайно гармонично сочетались с трезвой позиционной оценкой. Его стиль можно бы, пожалуй, назвать классическим, но так же иногда называли и стиль Ботвинника, а ведь в манере игры этих замечательных гроссмейстеров так много несхожего!

Так что же такое стиль в шахматах? Вопрос этот не из простых.

Если не претендовать на скрупулезную точность в формулировках, то под стилем можно подразумевать выражение творческой индивидуальности шахматиста, его излюбленную манеру разрешения возникающих в ходе борьбы проблем.

Стилей в шахматах, вернее оттенков стилей, довольно много. И все же между всеми ними пролегает демаркационная линия, разделяющая шахматистов на два лагеря. Одни готовы терпеливо распутывать узел позиции, то есть тяготеют к позиционной борьбе, другие стремятся к тому, чтобы разрубить его комбинационным ударом. Первые предпочитают усердно и терпеливо накапливать мелкие преимущества, чтобы потом в удобный момент добиться решающего материального или позиционного перевеса, другие ищут удобный случай, чтобы взломать позицию противника с помощью жертв пешек или даже фигур. Это отнюдь не означает, разумеется, что шахматисты позиционного стиля избегают комбинаций и что приверженцы острокомбинационной игры не умеют позиционно маневрировать. Но и тех, и других тянет, естественно, в свою стихию, где они чувствуют себя увереннее и где они особенно сильны.