Только позови - Джеймс Джонс

От нечего делать Стрейндж пошел в кино и попал на какой-то военный фильм. В нем показывали, как храбрый молодой моряк, выброшенный на Батан, один за другим лихо сдергивал предохранители с ручных гранат и, досчитав до трех, кидал их через поваленную кокосовую пальму, откуда чуть ли не в упор стрелял японец со зверским лицом. Картина была так плоха, что, едва досидев до половины, Стрейндж поднялся с места. Идя между рядами, он всматривался в лица, освещенные тусклым мерцающим светом от экрана. Народ сыпал в рот жареную кукурузу, жадно следя за перипетиями боя, и Стрейндж вдруг пожалел, что у него нет парочки гранат. Шмякнуть бы их в зал, тогда узнали бы, что это такое.

После кино ему захотелось выпить, и он потопал в один бар, потом в другой, третий. Домой он вернулся в половине первого, изрядно накачавшись. Двое из семьи уже пришли с вечерней, он поболтал с ними на кухне и завалился спать в ситцевой комнатке. Линда явилась в три.

Она, понятно, не знала, что он приедет, но все равно чувствовала себя ужасно виноватой, обнаружив в спальне полусонного Стрейнджа. Линда и сама была навеселе, они с подругами зашли после работы выпить, объяснила она и была нежна и податлива, однако Стрейндж не сказал бы, что она сгорала от страсти после долгой разлуки. Она ласково гладила его голову, а ему хотелось, чтобы она была погорячее.

Сверх этого Стрейндж ничего не заметил. Да и что было замечать? Был обычный постельный ритуал, как всегда. Пожалуй, даже лучше, чем всегда. Потом он начал было рассказывать про то, что говорил Каррен насчет второй операции и как это может отразиться на их планах купить ресторан, но Линда прервала его, жалобно сказав, что хочет спать. Стрейндж продолжал говорить, и тогда она расплакалась.

— Как же ты не понимаешь, дурочка? — упорствовал он. — Будет тебе ресторан, будет! Стоит мне отказаться от второй операции, и меня демобилизуют.

— Ничего я сейчас не соображаю, — рыдала она. — Ты не видишь, что я устала и мне надо выспаться? Разве нельзя завтра поговорить, а? Ну пожалуйста.

— Завтра так завтра. Я же не против. Только не реви, ради бога! — успокаивал он жену, гладя ее по плечу.

Линда уснула, а он еще долго лежал, закинув руки за голову. Он не ожидал, что она так расстроится.

Когда около одиннадцати Линда спустилась на кухню, Стрейнджу показалось, что она плохо выглядит, и он предложил пойти позавтракать в какой-нибудь хороший ресторан. Когда толчется народ, и все время готовят, и едят, толком, конечно, не поговоришь. И все же Стрейнджа удивило, что вместо того, чтобы сказать спасибо, Линда как-то странно поглядела на пего, а потом добавила, что не может, даже не объяснив почему. Она попросила встретить ее после двенадцати в баре недалеко от ее работы и дала адрес. Около двух она оделась и ушла, сказав, что ей нужно кое-что купить.

Стрейнджу опять предстояло коротать целый день одному. Его воротило от картин про войну, но других вроде бы нигде не показывали. На правом берегу Огайо, в Цинциннати, крутили только военные фильмы. В конце концов он наткнулся на кинотеатр, где шла «История Вернона и Ирен Касл». Он вспомнил, что они смотрели ее в части на Гуадалканале и ему понравилось. Но сейчас красивая, роскошная жизнь Фрэда Астора и Джинджер Роджерс показалась ему далекой и чуждой, она так не соответствовала его настроению, что он снова ушел задолго до конца сеанса. И это бедные так роскошно живут? Вранье все это.

Чтобы иметь ясную голову, Стрейндж старался пить поменьше, хотя это было нелегко. Куда ни глянь, люди либо вкалывали, либо пили. Он подумал, что надо взять такси, рискованно полагаться на автобус в малознакомом городе.

Стрейндж заранее решил, куда поведет Линду ужинать. Во время своих одиноких хождений по шалманам он заприметил на той стороне реки шикарный отель с залом, напоминающим «Зеленую крышу» в «Пибоди», и там допоздна подавали отличнейшие бифштексы. Он очень гордился тем, что за двухмесячное пребывание в Люксоре научился разбираться в кушаньях, и ему хотелось блеснуть перед Линдой. И только когда они вылезали из такси, он подумал, не смутится ли, не оробеет она от этой роскоши? Даже на Оаху он не водил ее в дорогие рестораны. Но было уже поздно. Они подошли к самым дверям.

Стрейндж беспокоился напрасно. Линда чувствовала себя свободно, как дома, не хуже его самого. Она довольно кивнула, когда он дал метрдотелю три доллара, чтобы тот нашел им отдельный столик в уютном месте. Взяв из рук официанта огромное меню с французскими названиями, она легко и спокойно заказала себе кушанья, словно делала это всю жизнь, а когда Стрейндж заказывал спиртное, попросила, чтобы ей принесли мартини. Покончив с заказом, Стрейндж откинулся на стуле и стал разглядывать публику. Ему и в голову не пришло, что Линда никогда прежде не пила мартини.

Зал был битком набит военными и их дамами. В море синего и защитного цветов терялись редкие гражданские костюмы. Оркестр уже сыграл «Сэр Эхо» и «Наперегонки с луной», а Стрейндж все еще потягивал виски и собирался с мыслями. Он не был охотником до танцев и не сообразил, что надо бы пригласить Линду. Он ждал, что она заговорит об их делах.

— Ну, с чего же лучше начать? — сказал он, не выдержав.

— Может, с того, что ты пригласишь меня потанцевать?

— А-а, конечно.

Он механически двигался под пыхтение «Поезда из Чаттануги» в толчее танцующих пар. На душе у него было неспокойно. Лишь под конец мелодии он обратил внимание, какие красивые па выделывает Линда, и чуть отстранившись, остановился, чтобы полюбоваться ею.

— Ты даже не заметил, как я научилась, пока тебя не было.

— Ага, вот только сейчас увидел. Занималась где или как? — Сзади Стрейнджа нечаянно толкнул морячок в белом летнем костюме, и он снова повел Линду.

— Да нет, само собой получилось. Мы с подружками часто на танцы ходим, — сказала она, уткнувшись ему в плечо.

— Вы что, друг с дружкой танцуете?

«Поезд из Чаттануги» наконец прибыл на место назначения, и джаз без остановки, не дожидаясь аплодисментов, заиграл «Как знать» — коронный номер Алисы Фей. Стрейндж слышал эту песенку по радио и на Гуадалканале, и на Нью-Джорджии. Тоукьо Роуз тоже исполняла ее.

— Чаще всего, — ответила Линда. — Само собой, иногда и ребята приглашают.

Стрейндж не обладал ни талантом к танцам, ни сноровкой, но сейчас он чувствовал, что благодаря Линде у него получается совсем неплохо, однако это не доставляло ему радости, а, наоборот, беспокоило еще больше.

Музыка кончилась, они вернулись за столик, и Стрейндж подозвал официанта, чтобы заказать еще выпивку.

— К бифштексу хорошо бы красного вина, — сказала Линда.

— Вина? — удивился Стрейндж. — Давай возьмем, если хочешь.

— Скажи, чтобы принесли винную карточку, — непонятно улыбаясь, попросила она.

— Теперь ты скажешь, чтобы я подождал, пока поедим? — не удержался Стрейндж, заказав бутылку французского вина за двенадцать долларов.

— Нет, почему же.

— Ну, тогда слушай.

С привычной обстоятельностью, которой он славился в роте и очень гордился, он принялся излагать варианты, о которых говорил Каррен, но чем дальше, тем больше нервничал и мрачнел. Ему не нравилось, как она воспринимала его рассказ: Линда не проронила ни словечка.

— Так вот, значит, — заключил он. — Если захочу, хоть сейчас демобилизуют. Тогда можем сразу же заняться ресторанными делами. Обстановка подходящая. У твоих малость в долг возьмем. Небось дадут, как ты считаешь?

— А что будет с твоей бедной рукой? — задумчиво спросила жена и погладила перевязанную ладонь.

— То и будет, — пожал он плечами. — Ограниченная подвижность двух средних пальцев, вот и все. Я уж год так хожу. Ничего страшного. Там, глядишь, пенсию подкинут.

— А если сделать операцию?

Стрейндж снова пожал плечами, начиная раздражаться. Ведь все вроде бы растолковал ей.

— Он не гарантирует, что операция удастся. Если удастся, я остаюсь в армии до конца войны. Если нет, рука будет как сейчас.

— Это хорошо, что у тебя есть выбор, — печально сказала Линда.

— Ты что, не рада, что мы можем открыть ресторан? — не сдержался Стрейндж.

— Рада, конечно, рада. Но, видишь ли…

— Что «видишь ли»?

В этот самый момент, словно посланный зловредной судьбой, у столика возник официант с бифштексами. За спиной Стрейнджа оркестр наяривал «Песенку Элмера».

— Давай сначала поедим, а потом я тебе кое-что расскажу.

Если Линда и была чем-то расстроена, то это не сказалось на ее аппетите. Она умяла здоровенный кусок мяса, не тронув лишь тонкий краешек жира, а заодно всю порцию жареного картофеля с горошком и зеленью. От работы, сказала, очень аппетит развивается. Стрейндж с ожесточением кромсал бифштекс, как будто мстил за то, что их прервали в самый ответственный момент. Линда положила на тарелку рядышком нож с вилкой и, манерно оттопырив мизинец, отодвинула ее от себя. Прикончив третий бокал вина, она облокотилась на стол, подперла подбородок ладонями и уставилась на Стрейнджа большими ясными, немного печальными глазами.