Столкновение миров - Стивен Кинг

Он взглянул на Джека, который вспомнил слова Смоки: «Я слышал, что Могильщик любит детишек на дорогах. Особенно мальчиков», и отвернулся, как будто его уличили в чем-то. Могильщик Эйтвелл дружественно улыбнулся:

— Решил навести порядок, малыш?

— Да, сэр, — пробормотал Джек и досыпал еще порошка на блестящую панель автомата, хотя она уже блестела, и он собирался уйти. Но подождал, пока Эйтвелл отойдет. Джек повернулся, чтобы посмотреть, как мясистый полицейский идет через бар… и вдруг увидел, как на другом конце зала какой-то мужчина повернулся и смотрит на него.

«Рендольф Скотт, — подумал Джек. — Вот на кого похож этот парень».

Но несмотря на грубые и неправильные черты лица, настоящий Рендольф Скотт был героем, его грубое лицо всегда улыбалось. Этот же человек выглядел хмурым и немного безумным.

И с неподдельным испугом Джек понял, что этот человек смотрит именно на него, на Джека. Он не просто оглянулся во время разговора, чтобы увидеть, кто там стоит у стойки; он повернулся, чтобы взглянуть на Джека. Джек знал это.

Телефон. Звенящий телефон.

С огромным усилием Джек отвел взгляд. Он опять посмотрел на панель автомата и увидел собственное испуганное лицо, похожее на лицо призрака.

Телефон гремел на стене.

Мужчина в дальнем конце бара взглянул на телефон… и затем опять на Джека, который замер возле музыкального автомата с банкой пасты с одной руке и тряпкой в другой. Волосы Джека поднялись дыбом, по коже побежали мурашки.

— Это снова тот засранец, мне хочется разбить телефон, когда он звонит, Смоки, — сказала Лори, подходя к аппарату. — Клянусь, я так и сделаю.

Сейчас она была лишь статисткой, которая получает свои тридцать пять долларов в день. Потому, что сейчас в этом мире было только два настоящих человека: Джек и этот ужасный ковбой с большими руками и глазами, которые Джек совершенно… не мог… видеть…

Внезапно, как удар грома, ковбой проговорил: «Уноси свою задницу домой, Джек». И подмигнул.

Телефон замолчал в тот самый момент, когда Лори протянула руку, чтобы взять трубку.

Рендольф Скотт отвернулся, допил стакан и рявкнул: «А, ну, принеси мне еще!»

— Будь я проклята, — сказала Лори. — В телефоне завелся домовой.

Позже, в кладовой, Джек спросил Лори, кто этот парень, который похож на Рендольфа Скотта.

— Похож на кого? — переспросила та.

— На старого актера из ковбойских фильмов. Он сидит в конце бара.

Она пожала плечом.

— Для меня они все на одно лицо. Джек. Просто толпа старых лодырей.

— Он заказывал пиво «таппер».

Ее глаза вспыхнули.

— Ах, да! Этот. Гм. Он выглядит не слишком.

Это последнее она произнесла так, будто оценивала форму его носа или ширину улыбки.

— Кто он такой?

— Я не знаю, как его зовут, — сказала Лори. — Он появился здесь пару недель назад. Наверное, опять наняли людей на мельницу. Это…

— Черт подери, Джек, я же сказал тебе тащить бочонок!

Джек как раз тащил один из больших бочонков, поставив его на ребро. Так как его вес и вес бочонка были почти равны, это требовало тщательного соблюдения равновесия. Когда из двери раздался крик Смоки, Лори вскрикнула, и Джек подскочил от неожиданности. Он утратил контроль над бочкой, и она грохнулась на пол, выстрелив пробкой, как бутылка шампанского, а Джек мог только, замерев на месте, глядеть на пиво… пока Смоки не отпустил ему затрещину.

Когда минут через двадцать он вышел в зал, прижимая к разбитому носу платок, Рендольф Скотт уже ушел.

Мне было шесть лет.

Джону Бенджамину Сойеру было шесть лет.

Шесть…

Джек тряхнул головой, пытаясь прийти в себя, продолжая отодвигаться от мельника, который не был мельником, а тот подходил все ближе и ближе. Его глаза… желтые и какие-то выцветшие. Он — оно — мигал искристым, молочным блеском, и Джек подумал, что его глаза покрывают какие-то мембраны.

— Ты ведь собирался удрать, — опять прошептало существо, и коснулось Джека руками, которые начали охватывать его, твердея и сжимаясь.

Тут открылась дверь в коридор, и звуки, издаваемые группой на эстраде, стали громче.

— Джек, если ты не поторопишься, я тебя заставлю очень пожалеть, — донесся из-за Рендольфа Скотта голос Смоки. Скотт отступил назад. У него больше не было странных твердых когтей, просто руки, большие и сильные, с выступающими венами на кистях. Еще раз его глаза мигнули страшным молочным светом, причем веки остались неподвижными… и снова глаза стали не желтыми, а просто голубыми. Он в последний раз взглянул на Джека и направился к туалету.

Теперь к Джеку подошел Смоки в надвинутой на глаза поварской шапочке, его длинная вытянутая голова была наклонена, губы раскрылись, обнажая крокодильи зубы.

— Не заставляй меня повторять, — сказал Смоки. — Это последнее предупреждение, и я не думаю, что ты не понимаешь, что это значит.

Как и в случае с Осмондом, ярость Джека внезапно выросла. Это был тот вид ярости, который тесно связан с чувством беспомощности, и, пожалуй, наиболее силен лет в двенадцать.

В этот раз она перехлестнула через край.

— Я не твой пес, и не надо меня учить, — огрызнулся Джек, делая шаг к Смоки Апдайку на все еще дрожащих от страха ногах.

Удивленный, возможно, даже обескураженный совершенно неожиданным гневом Джека, Смоки сделал шаг назад.

— Джек, я предупреждаю тебя…

— Нет уж. Это я предупреждаю тебя, — услышал Джек собственный голос. — Я тебе не Лори. И мне не нравится, когда меня бьют. Если ты ударишь меня, я тебе дам сдачи.

Растерянность Смоки Апдайка длилась всего мгновение. Он считал себя слишком самоуверенным и много повидавшим, чтобы испугаться мальчишки.

Он схватил Джека за воротник.

— Не хами мне, Джек, — сказал он, подтягивая Джека ближе. — И пока ты в Оутли, ты — моя собственность. Пока ты в Оутли, я буду учить тебя, чему захочу, и бить, когда захочу.

Он ударил Джека по щеке. Больно прикусив язык, мальчик вскрикнул. На бледных щеках Смоки разгорался огонек гнева.

— Возможно, сейчас ты думаешь, что это не так, но это правда. Но пока ты в Оутли, ты мой пес, и ты пробудешь в Оутли столько, сколько я этого захочу. И я начну тебе это объяснять прямо сейчас.

Он отвел кулак. На секунду три шестидесятиваттные лампочки без абажуров, которые освещали коридор, выхватили выражение сумасшедшего бешенства на его лице. Затем кулак врезался в щеку Джека. Мальчик отлетел к покрытой надписями стене, половина его лица сначала вспыхнула, а затем занемела. Рот заполнил вкус собственной крови.