Очерки поповщины - Павел Мельников-Печерский

Развитие околомосковной фабричной промышленности приносило громадную пользу России в экономическом отношении, но по стечению обстоятельств принесло в то же время большой ущерб православной церкви. Сто лет тому назад в Гуслицах хотя и были раскольники, но не составляли и десятой доли общего населения; теперь там почти сплошь раскольники. Какой же исход из столь печального положения? Единственный — народное образование. Пропаганда за станками отвлекла от православной церкви многочисленных ее членов; пропаганда за школьными столами рано или поздно возвратит потомство отступивших в недра истинной церкви. Раскол старообрядчества, что бы ни говорили писатели, знающие его понаслышке, а больше по собственному измышлению, есть порождение невежества, и больше ничего. Пред светом просвещения ему не устоять. Но школы надо устраивать толково и вести дело толково, иначе и школы не помогут.

Представив краткий очерк возникновения и умножения богатств московских раскольников путем бережливости, расчетливости и взаимной помощи, путем весьма похвальным, нельзя обойти молчанием и другой стороны этого предмета. Поставив себе задачей беспристрастно излагать и светлые и темные стороны действий как раскольников, так и боровшихся с ними последователей господствующей церкви, мы обязаны указать еще на один источник некоторых громадных рогожских богатств, основываясь на источниках, не подлежащих никакому сомнению.

Несколько громадных капиталов в среде людей, стоящих теперь под рогожским знаменем, возникло тотчас после разгрома Москвы в 1812 году. Некоторые крестьяне села Вохны[286] и Гуслицкой волости, бывшие до 1812 года бедными крестьянами, через четыре-пять лет ворочали миллионами, а впоследствии сделались первостатейными купцами и стали во главе Рогожского общества. Не упомянем имен, хотя бы все эти скороспелые богачи теперь уже и сошли в могилу. Не важны в нашем рассказе имена, а важен факт. А он вот в чем состоял:

Наполеон I, как известно, принес с собой в Москву фальшивые русские ассигнации, часть которых и осталась у нас в обращении после его бегства из России. Гуслицы и Вохна исстари носят заслуженную ими репутацию по части делания фальшивой монеты. Еще в царствование Алексея Михайловича вохонским мужикам заливали горло оловом за делание «воровских денег»; в XVIII столетии немало гусляков досталось в руки палачей за такую же фабрикацию. Из опубликованных в последние годы сведений известно, что правительством и в настоящее время найдены в этой местности люди, занимавшиеся дедовским ремеслом. Распущенное французами небольшое, впрочем, количество русских фальшивых ассигнаций подало повод некоторым гуслякам и вохонцам с успехом заняться наследственной работой. Благо было на кого свалить. Ассигнации же наши до 1818 года по форме своей были таковы, что подделка их не представляла каких-либо особенных трудностей. Вот источник богатства некоторых рогожских богачей. Кроме того, быстро разбогатели и сделались владельцами миллионов некоторые старообрядцы, бывшие до 1812 года бедными московскими мещанами. По изгнании неприятеля из Москвы, когда не было ни таможен, ни тарифа, контрабандисты ввозили в Россию столько запрещенного товара, сколько могли; ввозили его свободно, без малейшего опасения. Некоторые московские мещане-старообрядцы, познакомившись с контрабандистами, получали от них в 1813 году товары и развозили их по домам собиравшихся в Москву на свои пепелища помещиков и купцов. Быстрая распродажа прекрасно отделанных и сравнительно дешевых товаров приобрела этим мещанам доверие заграничных контрабандистов до такой степени, что одному из них они вверили целый обоз товаров. Благочестивый прихожанин Рогожского кладбища рассудил, что совершенно излишне давать богоубийцам-жидам и всякой немецкой нехристи средства наживать деньги, и воспользовался всем басурманским обозом. Хозяева стали у него требовать расчета, но ловкий мещанин отвечал: «Буде имеете законныя доказательства на принадлежность вам товара, ищите законным порядком». Иска, разумеется, не было, и старообрядец приобрел разом около миллиона. Вскоре он, до 1812 года от бедности бившийся как рыба об лед, имел десять миллионов ассигнациями, посессионную суконную фабрику, большой дом в Москве, в котором, как говорится, была «полная чаша».

В начале сороковых годов другое обстоятельство послужило источником богатства для некоторых членов Рогожского общества. Разумеем голодные годы. Закупив вовремя муку по 80 к. асс., они в дорогую пору продали ее по 3 р. 80 к. и нажили громадные деньги. Конечно, своим единоверцам продавали они по цене уменьшенной и тем приобрели в их среде большое значение. Часть закупленного хлеба, но часть весьма небольшую, пустили они и на вольную продажу по уменьшенным ценам, за что и удостоились почетных отличий.

Несколько странным, быть может, покажется читателю, что, говоря о сильных и влиятельных по богатству своему миллионерах Рогожского общества, мы вдруг перейдем к содержателям постоялых дворов и ямщикам. Но эти люди в свое время играли весьма важную роль в учреждении белокриницкой иерархии, и обойти их молчанием нельзя. На ямщиках и содержателях постоялых дворов были основаны важнейшие спекуляции обоего рода приобретателей богатств после 1812 года. У одних они были перевозчиками фальшивых ассигнаций, для других привозили и скрывали контрабанду. И то и другое послужило основанием богатства рогожских ямщиков и содержателей постоялых дворов — не нынешних постоялых дворов без постоя, но с распивочною водкой, а настоящих, находившихся в Рогожской, а также в Тверской и Пресненской частях города Москвы. Ямщики и содержатели постоялых дворов в сектаторском отношении потому еще имели значение, что посредством их развозились по местам и у них укрывались беглые попы и другие лица, состоявшие под преследованием правительства, посредством их производились сношения московского старообрядческого общества с иногородными, рассылка рогожских агентов, большей частью монахов, по разным местам России для сохранения непрерывных связей и сношении между главными пунктами старообрядчества, для наблюдения за духом народа и для передачи, обсуждения и истолкования в рогожском смысле каждого нового правительственного распоряжения. В подтверждение важности в Рогожском обществе ямщиков и содержателей постоялых дворов, можно привести сверх сказанного и то, что первый старообрядческий архиерей, водворившийся в пределах России, вышел из их среды. Эта среда была несравненно деятельнее в достижении сектаторских целей, а в том числе и в учреждении белокриницкой митрополии, чем самая среда московских и петербургских богачей. Богачи только развязывали туго набитые кошели, но деятельное участие принимали в этом деле гораздо меньше, чем обыкновенно предполагают. Их общественное положение, их довольство в жизни и стремление к почестям и отличиям, до которых они всегда были падки, — словом, опасение скомпрометировать свое имя перед правительством удерживало миллионеров от прямого и непосредственного участия в сектаторских делах, ямщики же, содержатели постоялых дворов и тому подобные люди, не мечтавшие о медалях и почетном гражданстве, а потому не очень боявшиеся скомпрометировать свое неважное имя, работали насколько хватало сил и уменья, не оглядываясь ни назад, ни по сторонам. Располагая денежными средствами, щедро отпускаемыми из сундуков рогожских миллионеров, они были настоящими деятелями по учреждению заграничной митрополии.

Связи рогожских капиталистов, больших и малых, основаны были на узах секты, которую они поддерживали для большого обогащения. Так, например, московским хлебным торговцам нужны были верные агенты для выгодной закупки хлеба в плодородных губерниях, и они таких имели в Тульской, Орловской, Воронежской, Тамбовской, Пензенской, Симбирской и Саратовской губерниях, в среде тамошних старообрядческих общин. Посредством их они постоянно получали точные сведения не только о ценах на хлеб, но и о том, как растет хлеб, каковы надежды поселян на урожай, каковы запасы помещиков и проч. Рыбные торговцы имели верных людей из своих единоверцев — на Дону, на Урале и на низовьях Волги. Они доставляли в Москву скорые и верные сведения об улове рыбы, о цене на нее, о количестве забранной из казенных запасов соли, о добыче икры, вязиги, клею и других рыбных товаров, о фрахтах перевозки, о количестве порожних судов и т. п. Торговцы скотом, посредством своих единоверцев с Дона, из екатеринославских степей, из губернии Самарской и Оренбургской, получали верные сведения обо всех обстоятельствах, касающихся до их торговли. Губернии Ярославская, Владимирская, Тверская, Костромская, Вологодская, доставляющие в Москву съестные припасы, отчасти находились в руках рогожских, и притом не только капиталистов, но и содержателей постоялых дворов. На все рогожский старообрядческо-торговый союз устанавливал цены не только в Москве, но и в других местах, по мере зависимости их от Москвы в торговом отношении. Ходебщики, или офени, Владимирской губернии зависели также от московского старообрядческого общества: на ярмарках Нижегородской, Коренной и других великороссийских и при развозе товаров по всем закоулкам России, на всем ее пространстве до отдаленных мест Сибири, даже в Бухаре и Хиве, они повышали или понижали цены на русские изделия сообразно расчетам рогожских тузов, по их воле, которая для них была непререкаема. Так действовал никогда не регламентированный, но сам собою сложившийся и доселе под знаменем Рогожского кладбища процветающий торговопромышленный союз. Другой такой же союз, но менее сильный, хотя, быть может, не менее богатый, образовался под знаменем преображенским.[287]