Высадка в Нормандии - Энтони Бивор

Главный свой удар Л. Гейр фон Швеппенбург предполагал нанести вечером 10 июня. Еще рано утром он поднялся на колокольню Арденнского аббатства на западной окраине города. Там Мейер устроил КП 25-го мотопехотного полка СС. Через окуляры бинокля Гейр снова внимательно изучил рельеф местности, знакомый ему с лета 1940 г., когда он готовил свой тогдашний 24-й корпус к вторжению в Англию. С колокольни генерал наблюдал, как английские самолеты бомбят танковый полк дивизии «Гитлерюгенд», и это лишний раз укрепило его в принятом решении: атаковать только в ночное время.

Во второй половине дня на его КП, расположившийся в замке Кэн близ Тюри-Аркура, прибыл генерал-фельдмаршал Роммель. Гейр доложил план операции. Они оба предпочли бы нанести более мощный контрудар в направлении Байе, однако это вызвало бы слишком большую задержку в сроках начала операции. Роммеля интересовало, что должно последовать за танковым контрударом. Гейр в ответ процитировал Наполеона: “s’engager puis voir”[148]. Роммель не стал возражать и уехал к себе. Гейр предупредил его, что по дорогам наносят удары истребители-бомбардировщики противника. Но ведь самой соблазнительной для них целью был его собственный штаб. Почти сразу после отъезда Роммеля поступило донесение из Учебной танковой дивизии: до 60 английских танков прорвали фронт у Бретвиль-Оргейез и двинулись в направлении Тийи-сюр-Сель. Поскольку у Гейра не было под рукой резервов, как он утверждал впоследствии, то пришлось отказаться от ночной атаки в районе Кана. На деле же для отмены этой операции имелись куда более веские причины.

К штабу подошли на малой высоте несколько эскадрилий ракетоносцев «Тайфун» Королевских ВВС, причем все командиры экипажей были тщательно проинструктированы о характере и расположении цели. За «Тайфунами» волна за волной пошли средние бомбардировщики «Митчелл». Как ни странно, ни сам штаб Гейра, ни автомобили во дворе замка не были замаскированы, как положено. Результат оказался катастрофическим. Погибли начальник штаба, а также «весь личный состав оперативного отдела и большинство офицеров, прибывших с переднего края», как писал позднее сам Гейр. Практически полностью был уничтожен батальон связи. Генерал Гейр получил ранение, но гораздо хуже он чувствовал себя из-за пережитого потрясения. Вернуться к исполнению своих обязанностей он смог лишь в конце июня.

Больше не предпринималось попыток контратаковать английскую 2-ю армию крупными силами танков – до прибытия переброшенного с Восточного фронта 2-го танкового корпуса СС. Пехотных подкреплений отчаянно не хватало – слишком много времени требовалось им, чтобы достичь линии фронта, двигаясь только по ночам. А из этого следовало, что танковые дивизии могут удерживать линию фронта, лишь разбившись на небольшие группы, так называемые Kampfgruppen. Таким образом, расчеты немцев на то, что англо-американцев удастся сбросить в море мощным ударом танкового «кулака», были полностью сорваны. Все, что было теперь в их силах, – это удерживать фронт, особенно против англичан, чтобы не допустить прорыва противника на Париж. С другой стороны, обстановка разрушила и мечты англичан о расширении своего плацдарма. Открытая равнина к юго-востоку от Кана оставалась вне их досягаемости, невозможным был и быстрый захват Кана, как мечталось Б. Монтгомери. Так в первые дни после вторжения общая обстановка более или менее стабилизировалась.

Монтгомери пришлось изменить свои взгляды на характер боевых действий, хотя впоследствии он не любил говорить на эту тему. 10 июня он, в сопровождении командующего 2-й армией генерала Демпси, встретился с генералом Брэдли. Встреча произошла в поле близ Порт-ан-Бессена, где смыкались английские и американские секторы. Расстелив на капоте своего «хамбера» карту, Монтгомери изложил план дальнейших действий с учетом внесенных коррективов. Вместо того чтобы броситься на Кан очертя голову, он теперь рассчитывал взять город в клещи. 51-я шотландская дивизия и 4-я танковая бригада должны наступать в южном направлении с плацдарма восточнее реки Орн, имея задачей овладение населенным пунктом Каньи. Одновременно 7-я танковая дивизия, выдвинувшись дальше от берега, должна обойти город справа и овладеть Эвреси. Начало операции было запланировано на тот же день, 10 июня.

Самой проблематичной частью плана было десантирование в прилегающих к Эвреси районах 1-й воздушно-десантной дивизии, резерва Монтгомери, не покидавшего пока Англию. Это предложение натолкнулось на решительные возражения Главного маршала авиации Ли-Мэллори: он утверждал, что не вправе рисковать своими транспортными самолетами, осуществляя дневную выброску десанта, с учетом немецкой зенитной артиллерии в районе Кана. О выброске же десанта ночью тоже не могло идти речи: самолетам предстояло пройти над стоящими на якоре у берегов Нормандии кораблями союзников, а командование Королевских ВМС категорически отказалось распорядиться о временном прекращении огня по воздушным целям, поскольку именно в темное время суток наносило свои удары люфтваффе. Разъяренный Монтгомери написал начальнику штаба своей 21-й армейской группы Фредди де Гинганду, который находился с частью офицеров штаба в Англии, и в письме обругал Ли-Мэллори «трусливым педиком».

Этот план обхода Кана удивительно не вяжется с характером Монтгомери, которого обычно критиковали за чрезмерную медлительность в проведении боевых операций. Быть может, оказавшись в критической обстановке, он просто предложил то, что диктовалось обстоятельствами? Или же здесь был элемент, рассчитанный на публику: отвлечь внимание от того факта, что 2-я армия не сумела выполнить поставленную ей задачу?[149] На следующий день после встречи с Брэдли, 11 июня, он снова написал де Гинганду, что главная его цель в данный момент – «отвлечь немцев силами 2-й армии с тем, чтобы дать возможность [американской] 1-й армии расширить и углубить свой плацдарм». Эта весьма скромная оценка своих действий никак не соответствует его предыдущим воинственным публичным заявлениям. «Бездействие и настроенность на оборону – преступление для любого офицера, тем более для генерала, – заявил он на совещании командующих своими объединениями и соединениями за два месяца до вторжения. – Каждый офицер и каждый солдат должны стремиться в бой, азартом сражения должны гореть их глаза». Им предстоит «наступать западнее реки Орн и развивать успех в направлениях на юг и юго-восток, обеспечить захват и создание аэродромов, а также обеспечивать восточный фланг американской 1-й армии, когда та будет брать Шербур».

Беда в том, что Монтгомери – отчасти во имя укрепления боевого духа в войсках, а отчасти из-за своей непомерной гордыни – не в силах был признать, что его расчеты оказались ошибочными. Впоследствии он вызвал негодование и недоверие у своих американских коллег, когда стал утверждать, будто по-прежнему намерен пробиваться к Фалезу, одновременно настаивая на том, что с самого начала собирался оттянуть на себя основные силы немецких танковых дивизий, чтобы дать возможность американцам позднее совершить прорыв на их участке фронта. К последнему, как видно из его письма к де Гинганду, его принудила тяжелая обстановка, и незачем было расписывать это как свою заслугу.

Обстановка же эта сложилась, конечно, не по воле Монтгомери, а из-за того, что немцы бросили против англичан свои танковые дивизии. И Рундштедт, и Роммель видели главную угрозу именно во 2-й армии. Частично такая оценка объясняется тем, что англичан они считали более опытными бойцами (впоследствии они признали, что недооценили американцев), но также и тем, что их наступление в юго-восточном направлении, на Фалез, открывало перед силами вторжения возможность прорыва на Париж. Подобная катастрофа могла отрезать от главных сил все немецкие войска в Нормандии и Бретани. С подобной оценкой соглашался даже Гитлер, пусть для него важнее было значение Парижа как политического символа. Начальник разведки 21-й армейской группы назвал это навязчивое желание Гитлера удержать во что бы то ни стало за собой столицы иностранных государств «упрямством империалиста». С решением ОКВ «блокировать противнику все прямые пути наступления на Париж» не соглашался один только Гейр фон Швеппенбург, исходивший из того, что подобное «неудачное решение вынуждает нас держать самые боеспособные и подвижные соединения во втором эшелоне».

Трудность положения англичан состояла и в том, что они, не сумев расширить свой плацдарм, не имели теперь достаточного пространства для высадки и развертывания новых дивизий, а уже начался этап наращивания сил. По этому поводу больше всех возмущалось командование Королевских ВВС, особенно когда Монтгомери пытался делать вид, будто все идет по намеченному им плану. Все расчеты авиаторов строились на том, что в первые несколько дней после высадки в Нормандии будут созданы базы для «Спитфайров» и «Тайфунов». Теперь же, из-за малой глубины плацдарма, получалось, что любой созданный союзниками аэродром будет находиться в пределах досягаемости вражеской артиллерии. Кроме того, почти не оставалось места для складов топлива, снаряжения, ремонтных мастерских, городков для личного состава, полевых госпиталей и автопарков. Все сады и поля в тылу англичан были буквально забиты до отказа. «У англичан было так тесно, что они забирались на наш участок», – сказал позднее Брэдли, тактично скрывая обуревавшее его недовольство. На американцев не произвело впечатления напыщенное заявление Монтгомери о том, что Кан – «это ключ к Шербуру». Генерал Коллинз, в задачу которого входило взятие Шербура, сухо заметил, обращаясь к О. Брэдли: «Что ж он не присылает нам этот ключ?»