Ричард Длинные Руки – король-консорт - Гай Орловский

– Это… чтобы обмануть… ту темную силу?

Он покачал головой.

– Нет.

– Но… как же…

Отцы Велезариус и Ансельм смотрели на него в изумлении и страхе. Аббат произнес устало:

– Все равно та мощь скоро возьмет над тобой верх. В следующий раз ты совершенно бездумно вытащишь корону и наденешь. И никакая собачка тебя не остановит. Потому… нужно сделать шаг навстречу.

Я ощутил холод в теле, что пронизал до мозга костей. Одно дело клеймить их за трусость перед Маркусом и призывать не прятаться от опасности, другое дело самому вот так выйти и выдержать удар, не говоря уже о том, чтобы осмелиться нанести ответный.

Стараясь не выказывать терзающего меня ужаса и жажды снова раскрыть сумку, я застегнул ее на обе пряжки и постарался вообще отвернуться.

– Сделаю все, – сказал я аббату, – что скажете. Я верю… у вас получится.

Он покачал головой.

– Нет.

Я насторожился.

– А что…

– Получиться должно у тебя, – ответил он невесело. – Потому завтра решится… быть нам или не быть.

Он произнес это просто, как будто речь только о нем, и так уже старом, да еще о Велезариусе и Ансельме, тоже битых жизнью и старых, однако я с холодом во всем теле ощутил, что завтра станет ясно, быть или не быть Храму Истины… а также всему нашему миру.

На миг в глазах стало темно, а под ногами пусто, словно падаю в глубины бездонного космоса.

Я перевел дыхание и сказал чужим голосом:

– Отец настоятель… все понимаю… я проведу эту ночь в молитве.

Он перекрестил меня и произнес ровным голосом:

– И не ропщи. Господь испытывает не грешников, а праведников.

Я поклонился.

– Спасибо, отец настоятель.

– Иди, – сказал он. – А мы подумаем, как и что сделать.

Возможно, ход мыслей аббата проще, чем я думаю. Маркус все равно все сметет с лица земли и уничтожит человечество, так почему не рискнуть с темной короной Повелителя Двух Миров? В случае неудачи мир всего лишь будет уничтожен на несколько недель раньше…

Но в случае удачи, пусть и маловероятной, появляется некий дополнительный шанс, хотя и непонятно какой, а также непонятно, появляется ли…

В страхе и смятении я побродил по залам, в келью возвращаться невыносимо, вытащился из головного здания на двор, где яркое солнце, свежий, но теплый воздух, ветерок, а монахи, как робкие мыши, ходят вдоль стен, опустив головы и пряча руки в длинных рукавах.

Я отметил, что во дворе нет привычных колодезя и множества телег, на которых привозят все необходимое, начиная от дров и заканчивая мукой и мясом.

Только успел вспомнить, откуда берут воду, как со стороны ворот послышался хриплый рев боевого рога, затем трубный голос брата Жака, створки заскрипели, распахиваясь сразу обе, чего не делали для меня, и во двор на рысях въехал на прекрасном белом коне рыцарь в сверкающих белых доспехах.

Монахи, позабыв о приличествующей сдержанности, радостно закричали, а рыцарь красиво улыбался и вскидывал над головой правую руку, не выпуская из левой повод. На белом полотнище груди я рассмотрел еще издали большой красный крест, как и на щите.

Два монаха переглянулись, один спросил озадаченно:

– Это что же… уже пора?

– Ну да, – ответил второй. – Четыре месяца прошло!

Тот охнул, покрутил головой.

– Как быстро время летит…

И вроде бы ничего особенного не сказано, но я ощутил, что красный крест на груди и на щите как-то связаны с тем, что «уже пора», рыцарю что-то предстоит, а он, как верный слову и чести, не может не прибыть в опасный для кого-то момент.

Он снял обеими руками шлем и передал одному из монахов, солнце осветило красивое юное лицо Сигизмунда, исполненного мужества и стойкого благородства.

Я помахал с крыльца рукой, он засмеялся звонко, кивнул и, соскочив на землю, быстро пошел ко мне. Не знаю, собирался ли он преклонить передо мной колено, я давно освободил его от вассальной присяги, но ему как будто нравится демонстрировать рыцарскую верность сюзерену, потому я шагнул вперед и быстро обнял.

– Рад тебя видеть, Сиг!

– Сэр Ричард, а как счастлив я…

– Пойдем ко мне, – предложил я. – Или тебе нужно доложиться аббату?

Он покачал головой.

– Аббат знает.

– Тогда ко мне, – решил я и втайне порадовался, что хоть кто-то в монастыре меня слушается, так как Сигизмунд беспрекословно пошел рядом со мной. – Расскажешь, что у тебя за труды…

– Что мои, – возразил он живо. – Представляю, какие битвы ведете вы, сэр Ричард!

В моей келье я сам помог ему снять железо доспехов, он стеснялся и все порывался выйти, чтобы это сделали монахи или послушники, затем послушно сел к столу, где я сперва насоздавал различных видов сыра, он принялся за них с таким энтузиазмом, словно за это время стал вообще вегетарианцем, но когда на столе появилось блюдо с ветчиной и бужениной, он довольно заурчал, а в глазах разгорелся здоровый блеск.

Я наблюдал за ним с любовью и нежностью. Его мир прост и чист, и где бы он ни оказывался, все равно сам остается чистым, и люди вокруг него хоть на какое-то время становятся лучше.

– Кстати, – сказал я, – ты ведь здесь вовсе не потому, что соскучился по монахам.

Он мягко улыбнулся.

– Сэр Ричард, они нуждаются во мне.

– Я уже понял, – ответил я. – Что на этот раз?

Он покачал головой.

– Вам не стоит даже спрашивать. Как я слышал, у вас завтра очень серьезное испытание. Настолько серьезное, что даже не знаю… Мне сказать не сказали, но я понял, что судьба всего Храма будет зависеть, сумете ли вы устоять перед натиском сил Зла…

– Я такое добро, – заверил я, – что любое зло устрашится и падет на колени! Но я все равно схвачу и зверски расчленю во имя добра и гуманности. А у тебя что?

Он помялся, но не умеет все еще врать, когда задают прямые вопросы и смотрят в глаза.

– Слева от монастыря, – ответил он с огромной неохотой, – на расстоянии мили есть старый портал. Раз в три месяца открывается…

– Ого, – сказал я, – и куда через него можно попасть?

Он дернулся, посмотрел на меня с испугом и отвращением.

– Куда? Сэр Ричард! Мы знаем только, что прет оттуда. Это… это исчадия ада. Они отвратительны!.. Отец настоятель, как поговаривают в Храме, мог бы уничтожить тот портал, однако он почему-то медлит…

– Почему? – спросил я живо.

Он поморщился.

– Всякое говорят…

– Например?

– Дескать, этот портал вблизи Храма будет напоминанием, что зло присутствует всегда. Человек всю жизнь должен бороться с ним, обучать своих детей и защищать от той тьмы других.

Я подумал, сказал с одобрением:

– Аббат прав. По очень высокой, правда, мерке. Не всем это видно и не все поймут. Но прав. И ты прибыл, чтобы отправиться туда и встретить этих гадов?

– Вы в самом деле все понимаете, – сказал он серьезно. – Этот портал еще и место особых испытаний. Но не в этот раз. Монахи заняты сохранением Храма.

Я насторожился.

– Постой-постой. Это в каком смысле?

Он ответил с недоумением:

– В самом прямом.

– Но разве… не прячутся в пещерах?

– Прячутся, – подтвердил он. – Но раньше и Храм удавалось сохранить. Сейчас же неизвестно, хватит ли объединенной мощи… Потому сразу два варианта.

– Значит, – поинтересовался я, – ты только прибыл и сразу в бой… Да, это твоя жизнь, Сигизмунд. Вечная борьба со злом. Что ж, я пойду попорошу для себя какую-нить лошадку.

Он вскрикнул встревоженно:

– Сэр Ричард! Вам завтра великое испытание, о чем вы говорите? Вам нужны будут все силы. До последней капли.

Я поморщился.

– Какие могут быть испытания в часовне?.. Разве что прочесть десяток молитв и не сбиться… Это я смогу, ты же знаешь, какой я ревностный этот, как его, ага, христианин!. А вот если сходим к порталу и малость там побуяним, мне такое деяние вдруг да зачтется при испытании?

Он задумался, что так непривычно для него, сказал нерешительно:

– Наверное, вы правы, сэр Ричард…

– Буду готов через пару минут, – сказал я и пошел к выходу.

Глава 3

Недоставало только Бобика, который помчится впереди, даже Сигизмунд как-то странно поглядывает вперед, словно все-таки видит его там, бегущего ровными прыжками и постоянно поглядывающего по сторонам, вдруг да близко добыча…

А может, и видит, мелькнула пугливая мысль. Что-то с этим Бобиком не совсем понятно. То ли взрослеет и переходит в новую стадию, в смысле, обретает новые возможности, то ли это свойственно только особому расположению Храма и монастыря…

Сигизмунд смотрит вперед красиво и целеустремленно, мне даже почудилось, что на его лицо падает отсвет великих битв, сражений и подвигов во имя церкви и всего человечества, а красные кресты на груди и щите полыхают красным огнем.

Если правосудие, мелькнула мысль, и пошло по неправильному пути, то наша гребаная толерантность и политкорректность, над которыми кто только не ржет и кто только о них не вытирает ноги, ни при чем.