«Если», 2003 № 12 - Журнал «Если»

— Что? Что он говорит? — спросил чужой голос.

— Наверное, хочет пить, — ответил ему второй.

Чья-то рука поднесла к моим губам фляжку, из горлышка потекла восхитительная влага. Я глотал ее и не мог напиться, как раскаленная пустыня Репейника не могла бы напиться, полейся на нее дождь.

Репейник.

«Я же был на Репейнике! — вспомнил я. — Здесь наверняка знают, чем все закончилось».

— Скажите, скажите мне! — обратился я к присутствующим, чьи лица начали смутно проступать за спиной Феликса. — Что там, на Репейнике?

— Почему там? — спросил Феликс.

— А разве я не умер?! — удивился я. — А ты? Разве твой катер не был сбит на орбите?!

— Как видишь! — усмехнулся Феликс.

Я очнулся окончательно. Меня окружали бравые ребята из Спасательной Службы, а прямо над их головами высился потолок добывающего комплекса планеты Репейник.

— Не унывай! — сказал Феликс и осторожно сжал мою руку. — Ты — крутой спец! Все в порядке, тебе потом расскажут. Обязательно. А нам пора. Счастливо!

— Спасибо! — я попытался сжать его руку в ответ, но так и не смог.

Пришел черед медсестер в салатовых комбинезонах. И я улыбнулся им, как старым знакомым. Я к ним привык. Почти каждое мое задание заканчивалось интерьерами в салатовых тонах и лицами этих милых девушек. Я их почти любил, хотя они и дырявили меня инъекторами.

В общем, точно я знал лишь одно — компьютер перестал психовать. Почему его расклинило, я не имел понятия. Оставалось набраться терпения и дождаться, когда кто-нибудь мне все объяснит. Поэтому я спокойно закрыл глаза и доверился добрым ангелицам.

Вечером я проснулся почти новеньким. Потянулся до приятного хруста в костях и выкарабкался из восстановительной капсулы. Я довольно быстро догадался, что нахожусь все еще на Репейнике, в местном лазарете, потому что за огромным стеклом палаты полыхали лохматые звезды, похожие на белые японские хризантемы. Я чувствовал себя отлично, и единственное, чего мне теперь не хватало, это информации о том, как все-таки был вразумлен обнаглевший железный ящик.

Словно в ответ на мои мысли тихонько скрипнула дверь, и в палату вошел Ефимыч. В руке он держал букет белых японских хризантем.

Значит, Феликс не соврал насчет крутого спеца.

— Пройдемся? — предложил шеф.

Мы выбрались из здания и устроились на прогревшейся за день ферме транспортера.

— Я верил, что ты именно тот человек, и ты победил, — без предисловий сказал Петр Ефимович. — Возможно, твоим именем назовут новый парадокс. Парадокс Филимонова — как тебе?

— Да. Звучит, — сказал я, недоумевая. — Значит, вы узнали, от чего компьютер сошел с ума?

Шеф начал издалека.

— Чем, на твой взгляд, машина отличается от человека?

— Человек ошибается, а машина нет, — озвучил я прописную истину.

— А как пишутся программы?

— Да чего там писать? Давно проверенные стандартные процедуры повторяются в разных комбинациях. Чаще всего надо только шапку дописать…

— Так, — согласился шеф. — И это огромное число стандартных процедур рано или поздно должно превратиться в некий гипотетический программный код! Поскольку все процедуры безупречны и безошибочны, поскольку они на разных машинах повторяются миллионы раз, общий код тоже получается безупречным! Но представь, что в результате этих бесчисленных повторений сложилась некая сверхпрограмма!

— То есть в недрах машины родился дракон?

— Да! И перевел завод в режим глухой обороны. Дракон защищал рудокопов! Представляешь? Это не было ошибкой. Он не сомневался, что защищает людей.

— От кого?

— Ни от кого! — развел руками Ефимыч. — Защита без нападения! Сверхкорректная программа привела к сверхкорректным действиям!

— Интересно, — кивнул я, ожидая дальнейшего.

— Посмотри на эти звезды, на цветы, на скалы, — улыбнулся шеф.

— Что ты увидишь в них? Каждый лепесток, луч, даже россыпь камней продолжает своими очертаниями бесконечную цепь превращений всего Мироздания.

— Это что-то из дзен-буддизма? — спросил я, зная пристрастие шефа к Востоку.

Но он продолжал:

— Искусственный мозг создавали по жестким, четко описанным правилам. И в силу этого его действия тоже носят четко очерченный, ограниченный характер. Человек же, как и все живое, возник в результате случайной мутации. Его порождающей силой была случайность! Ошибка!

— И? — все еще не понимал я.

— Бывает, люди совершают ошибки. Но ошибка ошибке рознь. Иногда всем только кажется, что человек ошибается! На самом же деле его действия подчинены сложнейшим закономерностям. Вырванные из контекста, они могут казаться ошибочными, но это не так! Они несут в себе больше, чем просто действие для решения конкретной задачи. А машина может решать только конкретную задачу конкретными средствами. И рано или поздно это должно было привести к катастрофе! Когда пришел сигнал с Репейника, я понял, что это случилось. Весь фокус в том, что сбой произошел из-за монотонности процедур, из-за их безупречности. Бесчисленные повторения замкнулись в новый суперкод, который и заставил машину принять неожиданное решение. Чтобы этого не случилось, достаточно поменять один значок в одном из тысячи блоков. Внести любую безобидную ошибку! Как быть в такой ситуации? И я подумал, что спасти положение может только человек, который обязательно совершит ошибку. Машина просто не сможет просчитать его действия. Я давно наблюдал за тобой и понял: этот человек — ты. Человек, который обязательно совершит ошибку. И ты не подвел меня. Все живы, компьютер работает, даже завод не пришлось останавливать, что сэкономило немалые средства. Нам за это дадут по медали, будут таскать какое-то время по редакциям и студиям, ты познакомишься с отличной девчонкой, ну и так далее.

Я ошалело смотрел на шефа, решая, не издевается ли он.

— Дело в том, что твои действия выглядят ошибкой только в узком срезе событий, — сказал он. — А если смотреть глобально, то это и был единственно верный поступок. Ни одна машина такого не просчитает и за миллион лет.

— Так что же я все-таки сделал?

— Ты ошибся при написании процедуры.

— Ну уж нет! — возразил я. — Я скопировал ее со своей машины! Мне пришлось перебить только шапку.

— Ты действительно ошибся всего в одном знаке, но этот знак не относился к программному коду, поэтому компьютер никак на твою ошибку не отреагировал.

— Что же тогда? — растерялся я.

— А что у тебя было по русскому языку? — хитро прищурился Ефимыч.

— Трояк… — нахмурился я.