Повести древних лет - Валентин Иванов

— Ты не узнаешь меня? — спросил он ярла. Не ожидая ответа, бондэр злобно выдохнул почти в лицо ярла густой запах пива и злобные слова: — Ха! А я тебя узнал. Я помню тебя, проклятая акула! Страндхуг сдох, понимаешь? Сдох! Если ты еще раз попробуешь явиться к нам, — и бондэр захлебнулся от ярости, — мы встретим тебя топорами! А если ты обидишь нас, король выжжет твою берлогу, и ты будешь висеть, висеть, висеть! Молчишь? Ага, здесь ты молчишь?!

Бондэр размахнулся для удара. Сейчас же товарищи, безгласно внимавшие его крикам, набросились на потерявшего голову нарушителя мира тинга. Бондэр ворчал и пытался стряхнуть с себя друзей, как медведь собачью стаю.

Оттар холодно смотрел на возню. Ярл мог бы одними кулаками расправиться с неловким богатырем, тело которого одеревенело от однообразного неблагородного труда. Он мог бы расправиться и с его товарищами, прежде чем они сообразят, откуда рушатся удары на их бородатые челюсти.

Владетель Нидароса помнил, какими глазами этот бондэр смотрел на викингов, свежевавших взятую из его хлева свинью, одну из двух по праву страндхуга. Прельщенный ростом и шириной груди богатыря, Оттар предложил ему бросить недостойную жизнь земляного червя, сменить заступ и соху на весло и меч. Тогда бондэр не ответил. Здесь он нашел язык.

В группе свободных ярлов Оттара приветствовал новый человек, владетель Семскилен-фиорда Гольдульф. Восемь или девять лет назад дядя Гольдульфа, тоже Гольдульф, был случайно убит на улицах Хольмгарда-Новгорода.

Обняв Оттара, Гольдульф шепнул ему на ухо:

— В Скирингссал вернемся вместе. Я должен переговорить с тобой.

Конечно, предстоит еще одно предложение общего набега, второе после уже сделанного хаслумским ярлом Фреем. Так бывало каждую зиму. Ярлы создают союзы-сообщества, клянутся, отказываются от клятв, потом опять соглашаются — и так до самой весны. Много ловких и пышных речей, взаимных интриг.

Рекин, мечтая создать прочный, постоянный союз ярлов, принимал участие в сообществах, принимал участие в общих походах. Он ушел вместе с Грольфом и поплатился преждевременной Валгаллой. Оттар до сих пор плавал в набеги один и не мог пожаловаться на неуспех Получая предложения, нидаросский ярл не отказывался от сообщества, но опаздывал на сборные пункты. Так проще. Свое дело следует делать молча.

Оттар не спеша отошел от толпы ярлов и свиты. Гольдульф следовал за ним.

— Скажи здесь, — предложил нидаросский ярл семскиленскому. — Любое дело, достойное викинга, можно изложить в двух словах.

— Да, — согласился Гольдульф. — Мое дело достойно викинга. Но оно требует долгой беседы и полной тайны под торжественной клятвой.

Оттар невольно вздрогнул. Глядя Гольдульфу прямо в глаза, он шепотом спросил:

— Гальфдан?

Живое и хитрое лицо Гольдульфа выразило столько недоумения, что в его искренности не приходилось сомневаться.

— Какой Гальфдан? — спросил он, еле сдержав голос. — Этот, Черный? Что нам до него? Нет, мы будем говорить о настоящем деле.

Только набег… Что другое могут выдумать эти ярлы? Они начнут соображать, лишь когда увидят своими глазами, как под их ногами запылают фиорды. Они не понимают и не поймут, что именно этот тинг и был днем Рагнаради для свободных ярлов и викингов.

— Конечно, мы вернемся в Скирингссал вместе, — любезно согласился Оттар.

Часть третья

БОЛЬШИЕ ЗАМЫСЛЫ

Глава первая

1

Вернувшись с тинга, Оттар, не теряя времени, занялся важной работой вместе с опытными кормчими-мореходцами Эстольдом и Эйнаром. С помощью особенных инструментов, купленных у арабских и греческих купцов, они чертили свинцовыми палочками на гладких липовых досках новые драккары Нидароса.

Однако Оттар не забыл привезти в Скирингссал листы желтого пергамента с рисунками нового драккара. Над ними ярл со своими помощниками потрудился немало. Этот драккар, на пергаменте, был бы самым сильным из всего флота фиордов. Борт защищался железным поясом с длинными остриями, предохраняющими от абордажа. Две мачты, а не одна. На носу и на корме — платформы для камнеметов и самострелов, невиданных на море силы и размера. Подвижные навесы, чтобы укрывать стрелков и гребцов. На носу — голова женщины со змеями вместо волос, как на выпуклом рисунке белого камня в перстне, добытом Оттаром во франкском замке. Драккар заранее был наречен именем Гильдис, и жена ярла обожала его.

…Гильдис ждала сына. Она не сомневалась, что придет сын. Темные пятна портили красоту ее лица, но женщина не огорчалась. Она видела во сне Тора, и бог открыл ей тайну нерожденного младенца: он сделается героем и завладеет чужими землями.

Оттар был нежен с женой. Опытные в жизни женщины не отходили от Гильдис, следили за каждым шагом матери, чтобы она не повредила доверенную ей бесценную ношу.

По утрам ей приносили чашу свежей крови, и она погружала кисти рук в таинственный сок, любимый богами. Она дожидалась, пока кровь не высохнет на коже и, смывая корку теплой водой, оставляла под ногтями темные ободки: герой должен привыкнуть к крови до дня своего рождения. Так поступали благородные матери: и мать Оттара, и мать Рекина, и другие.

Приходили викинги, рассказывали о героях и походах, о предках нерожденного, о Гундере Великом Гребце, который один греб парой весел драккара, о Рекине не знавшем страха, о смелой мудрости Оттара. Подчиняясь ритуалу, Гильдис слушала, чтобы плод запомнил.

Иногда женщина надевала лучшие платья и отправлялась развлечься к купцам. Жену ярла и ее женщин стерегла свита из викингов, закованных в латы, с мечами и копьями, со щитами, заброшенными за спину. Гордые, они шли как волки на охоте, готовые броситься на первый подозрительный шорох. Внутри железного кольца караула, на широких покойных санях, укутанная в соболий мех, сидела молодая женщина с усталым надменным лицом.

Она ничего не боялась, она могла ходить одна и сама защитила бы себя, тем более в городе, где нападение на женщину благородной крови каралось мучительной казнью. Но Оттар хотел, чтобы так было, и она повиновалась. Иногда Гильдис, волнуемая странной тоской и смутным раздражением против мужа-мужчины, капризничала. Но Оттар был всегда ровен, всегда спокоен и всегда так смотрел синими глазами, что женщина успокаивалась.

Запряженные смирной лошадью, белой, как кони Вотана, сани останавливались перед домом купца. Двое или трое викингов, предводительствуемые Грамом, входили первыми, чтобы Гильдис не столкнулась с какой-нибудь нежелательной неожиданностью.

Приказчики купца раскладывали перед благородной женой богатого нидаросского ярла ткани, и она наслаждалась необычайными рисунками и красками, причудливыми и нежными и вместе с тем страстными. За шелком лились тяжелые греческие и новгородские парчи, расшитые золотыми и серебряными нитями.

И вдруг появлялись кубки, бокалы, чаши; их стенки были прозрачны как воздух, их можно было бы не заметить, не отражайся свет от полированных поверхностей. В других — клубился собранный рукой волшебника серый, синий, розовый туман.

Купец играл маленькими фигурками, они летали над его ловкими руками и сами выстраивались перед Гильдис. В них черты человека чудесно смешивались с чертами зверя, они были и тяжелые, как железо, и легкие, как кость. Большие, маленькие, всех цветов, какие есть в природе и какие мог выдумать человек, они забавляли Гильдис, как ребенка.

А тем временем подручные купца развлекали викингов другими фигурками, теми, которых не показывают знатным женщинам.

Гильдис ступала по толстым, пушистым, как мох, коврам, глядела на себя в большие куски стекла, где отражались ее лицо и фигура, а через плечо жены ярла заглядывали женщины и викинги, и громко смеялись, и делали смешные и страшные гримасы.

Гильдис брала золотые, серебряные, глиняные, каменные сосуды и флаконы и вдыхала странные, приятные и возбуждающие ароматы, добытые в бесконечно далеких странах.

Там, по рассказам купца, камни превращаются в колоссальных чудовищ и зарываются в сухой песок, звери носят человеческие головы, а люди — звериные, и в чашечках громадных цветов спят ядовитые рогатые змеи, которых нужно уметь заклясть, чтобы взять у цветка его чудесный запах.

Купец приносил кувшины с неизвестными напитками, продляющими жизнь человека, и предлагал знатной посетительнице попробовать, только попробовать чудесной мандрагоры кончиком языка…

Но вмешивались спутницы Гильдис и отстраняли руку купца. Напиток, возможно, был очарован во имя неизвестных богов и мог повредить.

Купец улыбался — купцы всегда улыбаются — и усаживал Гильдис в кресло: она устала и пора развлечь ее новым зрелищем.