Гладиатор - Филипп Ванденберг

Толпа вскрикнула, увидев появившуюся перед портиком фигуру гладиатора, окутанную паром и дымом. Мариамна боязливо, словно маленький ребенок, цеплялась за Вителлия.

— Она жива! — выкрикнул подбежавший раб. — Она жива!

Люди сбегались со всех сторон, шумной толпой окружая едва державшегося на ногах спасителя. Какое-то мгновение он стоял, словно оцепенев, а потом осторожно опустил Мариамну на камни двора и, потеряв сознание, рухнул рядом.

— Пиктор! — пробормотал, придя наконец в себя, Вителлий. — Пиктор!

Мариамна, вытирая ему лицо обрывком одежды, печально покачала головой. Гладиатор приподнялся. У него перехватило дыхание, когда он увидел пылающие руины дворца. Портик здания обрушился полностью. Мариамна опустила руку на покрытое копотью плечо гладиатора и проговорила:

— Пиктор и Фабий опоздали. Едва мы оказались на свободе, колонны обрушились. Да будут боги милостивы к ним!

Вителлий поднял глаза. Со всех сторон доносился торжествующий рев пожара. С грохотом начали рушиться перекрытия здания.

— Надо уходить, иначе огонь перережет нам дорогу, — сказал Вителлий.

Он с трудом поднялся на ноги. Мариамна и одна из рабынь поддерживали его, помогая идти. Каждый шаг босыми ногами причинял Вителлию такую боль, словно он ступал по горящим поленьям. Мариамна видела, как от боли вздрагивают его губы и глаза превратились в узкие щелочки.

Ценой больших усилий, преодолевая почти невыносимую боль, они сумели добраться до Аппиевой дороги. Здесь уже можно было считать себя в безопасности. Мариамна послала рабыню в дом Вителлия за помощью.

В Риме разыгрывались с трудом поддающиеся описанию сцены. Поднявшийся ветер способствовал распространению пламени. Люди, спасавшиеся в отдаленных, казалось бы, от пожара улочках, внезапно оказывались окруженными морем огня. Одни в отчаянии бросались в огненное пекло, сгорая в нем заживо. Другие, взявшись за руки, танцевали и пели священные гимны. Некоторые, и прежде всего секта христиан, видели в пожаре явные приметы предстоящего конца света и освобождения от всех земных тягот.

Со времен императора Клавдия, когда выгорел весь лежащий у Марсова поля пригород, Рим не знал грандиозных пожаров, зато этот далеко превосходил все предыдущие. Очагом его был Большой цирк. В его окрестностях, среди дощатых ларьков и убогих домишек, огонь нашел достаточно пищи, чтобы взметнувшееся ввысь пламя смогло переброситься на окружающие кварталы. Уже в первую ночь жертвами пожара стали Палатин вместе с императорским дворцом, а также кварталы Изиды и Сераписа. Пять дней и ночей тысячи пожарных безрезультатно боролись с огнем, и лишь на шестой день им удалось, разрушив массу домов, создать полосу, на которой не было пищи для пламени.

Никто не смог бы сказать, сколько жертв унес Великий пожар. Десятки тысяч, во всяком случае. Совсем не затронул пожар лишь четыре из четырнадцати городских округов, в их числе оказались и расположенные на другом берегу Тибра бедные кварталы. В руинах лежала десятая часть всех римских зданий.

Для толп лишившихся крова людей император отворил двери принадлежавших ему зданий, парков, общественных построек и терм. Узкие извилистые переулки, так облегчавшие распространение огня, были снесены до основания, а на их месте появились широкие улицы с трехэтажными жилыми домами. Лично для себя Нерон повелел воздвигнуть великолепный дворцовый комплекс, раскинувшийся между Палатином и Эсквилином, за роскошь прозванный римлянами Золотым домом. Перед его входом возвышалась тридцатипятиметровая статуя из позолоченной бронзы, изображавшая бога солнца — с чертами лица императора Нерона. А поскольку император выдавал награды за постройки, возведенные в кратчайший срок и во вполне определенном стиле, Рим вскоре приобрел новый, еще более прекрасный облик.

Тигеллин, ближайший советник императора, уселся в паланкин и велел нести себя в Тибур. Окруженный толпой рабов, он сам выглядел почти что императором. Сейчас, однако, Тигеллин выступал в роли представляющего императорскую особу просителя. Нужны были деньги, и он знал, где их можно найти. У Мариамны.

— Ты чудом спаслась из пламени… — дружелюбным тоном начал Тигеллин.

— О нет, — ответила Мариамна, — жизнью своей я обязана не чуду. Меня, рискуя собой, спас гладиатор Вителлий. Если бы не он, я бы сейчас не сидела здесь.

— Воистину мужественный человек! Немногие совершали во время пожара подобные поступки. Для большинства имущество было важнее жизни других людей. Большие ты понесла потери?

— Нет, благодарение богам. То, что сгорел городской дом, меня не слишком трогает. Он был стар и все равно требовал переделки. А теперь освободилось место для новой постройки.

— А вот у императора, — перешел к делу Тигеллин, — потери очень велики. Он повелел заново выстроить целые кварталы, многие миллионы ушли на его новый дворец, и к тому же он вынужден раздавать продовольствие беднякам. Мы давно уже не завоевывали новых провинций, так что казна опустела. Я надеюсь, ты сочтешь возможным предоставить императору заем.

— Сколько? — спокойно спросила Мариамна.

— Сто миллионов, — столь же спокойно ответил Тигеллин.

На лице Мариамны не отразилось никаких чувств.

— Не опасно ли для императора оказаться в такой денежной зависимости?

Тигеллин пожал плечами.

— Неприятно, разумеется. Но ведь божественным Цезарю и Августу тоже приходилось временами жить на деньги простых людей. Это не наносит ущерб их величию.

Мариамне явно доставляло удовольствие видеть своим просителем представителя императора.

— Почему же твой властелин сам не пришел ко мне? — спросила она с улыбкой.

— Ты же знаешь, каким нелюдимым стал Нерон. Он живет в постоянном страхе быть убитым, как его предшественники.

— Ходят слухи, что Нерон сам поджег Рим, чтобы построить на его месте новый город, Нерополис.

— Рим полон слухов — как всегда бывает во времена больших бед. Этот слух, однако, не имеет под собой никаких оснований. Когда вспыхнул пожар, император находился в Анциуме. Если бы он поручил кому-то поджечь город, то наверняка огонь охватил бы кварталы, наиболее удаленные от его собственного дворца.

— Может быть, он решил построить заодно и новый дворец?

— Тогда он отправил бы, по крайней мере, в безопасное место свое драгоценное собрание греческих скульптур. Я друг его и хорошо знаю, что значило для него это собрание. Оно не просто стоило многие миллионы, он был всем сердцем привязан к этим статуям и плакал, как малый ребенок, увидев, что великолепный мрамор превращен огнем в известь.

— Тут трудно что-либо возразить.

— Нет, Нерон не поджигал Рим. Между прочим, ходят и другие слухи. Во время пожара в различных местах города видели людей, танцевавших и певших…

— Я тоже видела их. Это были так называемые христиане, которые верили, что пришел день конца света и их освобождения. Неужели город подожгли эти люди?

— Иудеи, — проворчал Тигеллин.

— Нет, они не иудеи, — заметила Мариамна. — В Палестине их движение только получило свое начало.

— Как бы то ни было, живут они вместе с иудеями по ту сторону Тибра. Примечательно, что как раз эта часть города не была затронута огнем.

— Но зачем это могло понадобиться христианам?

— Кто способен разобраться во всех этих восточных сектах, пустивших свои корни и в Риме? Возможно, они хотели отомстить за то, что мы держим в Мамертинской тюрьме двух их вожаков.

— И в каких же преступлениях они обвиняются?

— Они неуважительно относились к нашим богам и возбуждали народ против императора. Оскорбление величества карается смертной казнью. — Заметив, что Мариамна с недоверием отнеслась к его словам, Тигеллин добавил: — Один из них — безвредный, в общем-то, рыбак из Галилеи. Другой же — красноречивый оратор, знакомый с философией стоиков. Его схватили в Иерусалиме, но он настоял на том, чтобы его как римского гражданина судили в Риме. Очень скоро мы это сделаем. Только строгое исполнение законов не позволяет государству разрушиться.

— И ты серьезно веришь в то, что пара тысяч христиан могут поколебать устои Римской империи?

Несколько мгновений Тигеллин молчал.

— Вот уже три дня в небе висит комета, — заговорил он наконец. — По словам звездочетов, такие знамения предвещают гибель владыкам. Нерон спросил у своего звездочета Бальбилла, что следует предпринять, чтобы предотвратить беду.

— И какой же совет дал Бальбилл императору?

— Сказал, что в качестве искупительной жертвы должна быть пролита кровь какого-нибудь выдающегося человека. Это даст возможность противиться неблагоприятным обстоятельствам.

— Твой император слишком уж не уверен в себе и убедил себя в том, что дни его правления сочтены. Как бы то ни было, правит он уже больше десяти лет, не самых, надо сказать, худших лет для Рима. И все-таки похоже, что нашему владыке предстоит умереть насильственной смертью.