Прорыв - Андрей Ливадный

Несколько дней Рыжов пил, снимая стресс.

На четвертые сутки, больной от жестокого похмелья, он задумался: что дальше?

Опухший, в грязной гражданке, купленной в соседнем магазине, но уже замызганной во время беспробудной пьянки, он сидел на краю двуспальной кровати гостиничного номера, мучаясь от головной боли, страха и неопределенности своего положения.

«Да, как веревочке ни виться… И что теперь делать?» – мрачно размышлял он. Денег, заработанных на контрабанде артефактов, надолго не хватит. Потопейко, сволочь, платил по минимуму. Все призрачные надежды, что теснились в воспаленном сознании Рыжова, так или иначе были связаны с загадочным контейнером, который ему удалось припрятать.

Нужно тайком вернуться в часть.

«Но ты даже не знаешь, что внутри», – попытался урезонить лейтенанта внутренний голос, но у Рыжова тут же нашелся встречный аргумент, похоронивший остатки здравого смысла: десять матерых наемников синдиката погибли, отчаянно защищая груз. Не побоялись вступить в бой с армейской колонной, хотя легко могли бы бросить контейнер и уйти от столкновения.

Нет, там внутри что-то очень ценное. Скудное воображение Рыжова откровенно буксовало, когда он пытался интуитивно представить, что за артефакт достался ему по случаю. Дальше горсти н-капсул, собранных с какого-нибудь редкого металлорастения или плененного механоида небольших размеров, фантазия не шла.

«Нет, там что-то другое. Более ценное», – убеждал себя лейтенант.

Дело за малым. Вернуться, забрать кофр и проверить его содержимое. А уж покупателя я найду, что бы там ни оказалось внутри.

…Шагая в сторону леса, Рыжов испытывал оторопь. Он рассчитывал выйти в расположение батальона глубокой ночью и сейчас, в медленно подкравшихся сумерках, невольно вздрагивал от каждой тени или шороха. Лес, сильно пострадавший во время катастрофы пятьдесят первого, почти вплотную примыкал к свалке техники. Проселочная дорога была проложена самоходными грузовыми платформами, доставлявшими всякий металлический хлам от железнодорожной станции к месту складирования.

Рыжову было наплевать на исследования ученых. За год службы он интересовался только артефактами.

Лес расступался просекой. Среди старых деревьев, накрененных в противоположную от Барьера сторону, за истекшие годы густо разросся кустарник. Дорогу никто не охранял, она даже на картах не значилась, а после того как ученым урезали финансирование, на свалку техники уже не доставляли новые образцы, так что встретить здесь патруль либо нарваться на колонну Рыжов не опасался.

Оторопь внушал сам лес. Казалось бы, чего бояться лейтенанту, регулярно участвовавшему в рейдах через Барьер?

Тем не менее Рыжов трусил. Без экипировки и оружия он чувствовал себя голым, беззащитным. Частые вылазки в отчужденные пространства серьезно деформировали психику. За Барьером разрешалось открывать огонь по любой тени, и это правило, призванное сохранить жизнь, становилось опасной привычкой, грань между отчужденным пространством и Внешним Миром постепенно истончалась, а затем и вовсе исчезала.

Лес становился все мрачнее. Старая просека порядком заросла, в темноте чудились зловещие силуэты, несколько раз Рыжов сбивался с пути, забредал в колючие заросли ежевики, ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем за деревьями забрезжил скупой свет нескольких фонарей, освещающих территорию части.

Выйдя на опушку, он затаился, некоторое время наблюдал, пока не уверился – все спокойно, нет никакого усиления режима, дополнительных постов или патрулей. Все как обычно. Даже странно, учитывая события двухнедельной давности.

До ангаров – рукой подать. Они обычно не охранялись, отреставрированные механизмы, приносимые в жертву техносу ради получения крупиц данных, числились на балансе исследовательского отдела, ученые сами несли ответственность за сохранность своих «изделий». Видимо, ситуация ничуть не изменилась, по крайней мере подле ангаров лейтенант не заметил никакого движения. В принципе все понятно. Злодеев арестовали, проверка уже наверняка завершилась, и все вернулось на круги своя.

Он выбрался из кустарника и, крадучись, направился к ближайшей постройке.

Вокруг стояла звонкая тишина, лишь в отдалении, у блокпоста, слышался невнятный гул работы двигателя боевой машины. Призрачный свет Барьера заливал окрестности. Рыжов перешел с шага на бег, осмелел, чувствуя, что все пройдет удачно.

Вот и заветный ангар.

Обойдя его, лейтенант нашел дверь запасного выхода, через которую бежал две недели назад, приоткрыл ее, невольно съежившись от протяжного скрипа проржавевших петель, заглянул внутрь.

Темно, сыро и тихо.

Вот и хорошо… Рыжовым овладело лихорадочное возбуждение. Он и не думал, что все пройдет так просто. Ожидал встретить усиленные караулы, переживал, что уже назначили нового командира батальона, который с рвением начнет исправлять недоработки Петренко, но, к своему облегчению, ошибся.

Пыльные стеллажи с разобранными на детали механизмами, остов трактора, установленный на подъемнике, знакомая гора промасленной ветоши…

Он присел, запустил руки под стеллаж, нащупал торец контейнера.

На месте.

По спине струился холодный пот. Но ничего, скоро все закончится. Рыжов с усилием потянул кофр, тот сдвинулся с мягким царапающим звуком.

Освободив добычу от ветоши, он вновь обратил внимание на три индикационных сигнала, просвечивающих сквозь пластиковую поверхность.

Теперь они трепетали злобными ярко-красными искорками.

Рыжов вдруг почувствовал необъяснимое беспокойство. Цвет индикаторов ему не понравился, хотя лейтенант понятия не имел, что за процессы происходят внутри герметичного кофра.

Включив фонарик, он тщательно осмотрел контейнер. Должна же тут быть какая-то система замков. Наверняка спрятанный внутри артефакт легче и компактнее защитных оболочек. О нарушении герметичности он не переживал, по-прежнему полагая, что любой аномальный объект за пределами Барьера теряет свои свойства. Или лучше не трогать, забрать в упаковке? Он расстегнул объемистую спортивную сумку, попытался впихнуть в нее добычу, но не вышло, кофр оказался длиннее и никак не хотел помещаться внутри.

Проклятье… Все же придется вскрывать на месте. Он выпрямился, осветил стеллажи лучом фонаря. Взгляд остановился на кувалде. Нет. Наделаю шума.

Рыжов снова склонился над злополучным кофром. Просвечивающие сквозь наружный слой пластика индикаторы навели его на мысль о сенсорной панели управления. Контейнер был испачкан грязью, и он, взяв кусок ветоши, принялся вытирать его, внимательно исследуя очищенные участки полупрозрачного дымчатого покрытия.